Но Сапега ловил себя на мысли, что был бы точно не против, чтобы у него оказалась вот такая сотня, а лучше, так и полк, обученных, с примкнутыми штыками, пехотинцев.

– Московиты предложили пятьдесят тысяч рублей за Киев, – нехотя признался Ян Казимир Сапега.

– И? За город, который уже фактически у России? Или вы собираетесь возобновить войну? – Таннер делал вид, что русские сглупили, уже сделав предложение, которое невозможно.

– За пятьсот тысяч я согласился бы.

– Но ведь согласитесь и за пятьдесят? Ну а мы… Нам очень пригодились бы русские штыки. А после… Ну вернете же вы и Киев, и Смоленск. И ваш король это понимает. А будем долго говорить с русскими, так и не уговорим, чтобы они участвовали в войне. Они же на Крым пойдут, проиграют, потеряют много воинов. И тогда переговоры можно возобновить, – предложил хитрый выход Бернард Таннер.

– Ясновельможный пан, – в дверь постучались, и личный секретарь Яна Казимира Сапеги вошел в комнату. – Вас спрашивают.

– Кто? – спросил удивленный польский посол.

Все же не дома, не в своем дворце‑замке в Ружанах с зеленым правым «театральным» крылом, или не в своем кабинете в надворотной настройке дворцового комплекса с голландскими шкафами и многими охотничьими трофеями. Это в Ружаны все чаще приезжают многие вельможи Речи Посполитой. Все же Сапеги уже самый сильный магнатский род и чуть ли не правят за Яна Собеского.

Ну а здесь? Если по протоколу, по обычаям приема послов в России, то не время для следующего раута. Все же только вчера были учения и русские хвастались своими военными новинками. Так кто? Но секретарь молчал. Он понимал, что ясновельможный пан мог бы пожелать сохранить в тайне посетителя.

– Я покину вас, – сказал, а скорее поставил в известность, чем проявил вежливость, Ян Казимир Сапега.

Все же Бернард Таннер для него не ровня.

– О, нет… Прошу простить меня, ясновельможный пан, но это я покину вас. Все, что было мне сказать, все сказано, – сказал Таннер.

Чех не хотел поставить себя в неловкое положение, когда придется ждать и томиться, пока литовский магнат наговорится. Тем более, выходя из усадьбы, предоставленной Сапеге, есть большая вероятность встретить и того, кто прибыл к польскому послу.

– Вы? – удивился Таннер, когда на лестнице пересекся глазами с наиболее таинственным русским, из тех, кого знал австрийский дипломат чешского происхождения.

– Я! – ответил самоуверенный наглец.

– Я! – с усмешкой ответил я помощнику австрийского посла.

И такой удивленный вид был у господина Таннера, что не вызвать это улыбку это не могло.

– И по какому вопросу вы к ясновельможному пану Сапеге? – спросил меня дипломат.

Вот же наивная простота! Я так взял и ответил!

– Вот, хочу, знаете ли, обсудить поставки литовских коней, – сказал я, особо и не думая, что именно отвечаю.

Хотя… Литовские кони, те, что используются крылатыми гусарами – это нечто. Мощные, выносливые, способные нести всадника в пять атак к ряду в сражении. В то время, как большинство коней, дай Бог, сподобятся на две атаки за сражение, и то не всегда. Так что… Но ведь не продаст.

В свою очередь уже усмехнулся Бернард Таннер.

– Не продаст!

– Вы про Киев? Продаст конечно! Вы уже, наверняка, это обсудили и уговорили ясновельможного пана Яна Казимира Сапегу? – не мог я не воспользоваться случаем и еще раз усмехнуться.

Да! Шок – это по‑нашему! Пусть знает русских! И на немецком языке я с ним поговорил, что уже должно было удивлять. И к Сапеге, словно бы боярин какой, иду. Зачем? А вот пусть потомится. Не захотел в иной истории идти на русскую службу, побрезговал? Вот пусть и отвечает, даже и не предполагая, что я в некотором смысле издеваюсь за то, чего он в этой реальности, и не делал.

– Буду рад встретиться с тобой, полковник и наставник царя, – сказал Таннер и даже немного поклонился.

– И я не против поговорить, – отвечал я.

Две минуты простояли на лестнице, ведущей на второй этаж немалого особняка, ранее принадлежавшего боярину Матвееву. Наверное, и сейчас принадлежит, но, как видно, отдан в пользование Сапеге.

Я искал встречи с польским послом. Не имея возможности напрямую влиять на ход переговоров, я хотел все же внести свою лепту в дипломатические усилия России на этом этапе.

И было чем наполнить эту «лепту». В иной жизни я любил путешествовать. Но… Либо это командировки, где не до просмотра достопримечательностей, ну если только не древняя Пальмира в Сирии. Либо же путешествовать по просторам России и очень ближнего зарубежья.

Наиболее близким для меня и географически и ментально, было государство Беларусь, словно бы Россия, но чуточку иная. Жил‑то я под Брянском, в ста километрах от белорусской границы. Ну и ездил туда на экскурсии. Был и в Мирском замке, и в Несвижском, в Брестской крепости, в Гродно, в Полоцке и много еще где.

И в какой‑то момент, когда было желание поехать вновь и что‑то посмотреть, понял, что самое интересное у соседей я уже увидел. Но, как оказалось не все. Были еще мной еще не посещены дворцы в белорусском местечке Косово, ну и в Ружанах. Последний дворец‑замок не впечатлил, если только не своими развалинами и аж двумя, если не тремя, этажами в глубину.

Было как‑то не особо интересно слушать про то, как в конце века, волей случая, в котором я проживаю нынче, будет уничтожен род Сапег. Настроение на экскурсии было, как в том стишке: «Помер Максим, ну и хрен с ним. Закопали того, мать его…» Неправильный стишок. Лучше бы я стихи какого поэта вспомнил.

Так что и дат не помню, и как именно развивались события также. Но Сапеги то ли все погибли, либо погибли, как сильнейший магнатский клан, что одно и тоже, если и физически не уничтожены.

– И почему вы посчитали возможным прийти ко мне? – спрашивал Ян Казимир Сапега.

– Возможно, ясновельможному пану будет полезно со мной поговорить. Ведь то, что я скажу, касается будущего рода Сапег, – нисколько не стушевавшись и не обращая внимания на в некотором смысле даже брезгливый взгляд первого вельможи Речи Посполитой, по крайней мере, точно одного из них, – говорил я.

– Слова… И что за ними? Но если вы пришли за тем, чтобы помочь мне и Речи Посполитой, то я готов слушать и даже одарить, если полезными будете, – сказал польский посол.

Какой наивный польский парень! Вот так вот просто он решил меня завербовать? Или в это время подобное возможно?

– Я радею лишь о благе своего Отечества. Если помощь вам, ясновельможный пан, не вредит моему Отечеству, так почему же не помочь? – отвечал я.

– Мне? Помочь? – усмехнулся посол.

– А разве у рода Сапег нет врагов? Разве уж не Огинские создали союз с Пацами и с иными родами против вашего рода, ясновельможный пан? – с лукавым прищуром спрашивал я.

На самом деле я не знал, вернее, не помнил, когда случилась эта гражданская война и практически весь род Сапег вынесли «в чистую». Помнил, как говорил экскурсовод, а я вполуха слушал, думая, скорее, о том, что рядом нет ни одного кафе, чтобы перекусить. Так что и уловил лишь то, что гражданская война закончилась полным поражением Сапег. Более того, руины, по которым и водила нас женщина‑экскурсовод, были именно с тех времён так и не восстановлены.

Белорусы, конечно, почти с нуля начали строительство былого великолепного дворца в Ружанах, но частью его оставляли именно руинами. Ведь они также свидетельствуют об истинной истории.

– Я удивлён, что ты, полковник, столь сведущ о делах рода моего и державы моей. Но не изволь беспокоиться. У рода Сапег хватит сил и воинов, как и покровительства короля, чтобы выстоять, даже если все знатные роды Литвы ополчатся против нас, – в духе пресловутой шляхетской гонорливости отвечал мне Сапега.

– Я советчик не вечный. А предлагаю тебе обучить своих личных воинов, защитников рода твоего, здесь в Преображенском. Уж собственных крепостных для этого ты найдёшь. И обучаться они будут вдали от глаз твоих врагов. Да так, что для них станет великой неожиданностью то, что у тебя появятся достойные солдаты, – быстро, словно скороговоркой, чтобы не успел меня перебить Ян Казимир, сказал я.