Прояснив всё с часами, хочу скорее их забрать и уйти отсюда. Спешка заставляет ошибаться, вместо браслета я прикасаюсь к теплой коже Аслана. Подушечки пальцев обжигает, покалывает тонкими иголочками.

«Такого не может быть!» — первой кричала бы я, не случись это со мной. Никогда не верила, что простое прикосновение может развернуть подобную бурю эмоций. Отдернув руку, смотрю на Аслана. Его лицо всегда беспристрастно, но сейчас я вижу на нем отражение моих эмоций. Это настолько меня пугает, что я хочу поскорее отсюда сбежать.

Аслан ловит меня у самой двери. Берет за руку, переворачивает ладонью вверх…

Всё это время я не дышу, я забыла, как это делается. Меня накрывает лавина неведанных ранее ощущений. Ощущая внизу живота непривычную тяжесть, держусь из последних сил, чтобы не сжать бедра. Во всем виноват Аслан! Зачем он подошел так близко? Зачем так нежно ведет пальцами по моей коже? Волнительно настолько, что жжет в солнечном сплетении. Я задохнусь, если он продолжит.

Наблюдая, как он застегивает ремешок, хватаю ртом глоток воздуха. Он застревает в горле, с трудом протискивается в легкие. От запаха и близости Аслана у меня будто спазм происходит.

Смотрит на меня. Его взгляд пугает и завораживает одновременно. Девушка всегда чувствует, когда ее собираются поцеловать. Ты застываешь в это мгновение и за долю секунды принимаешь решение — принять или оттолкнуть. Я так и не приняла решение, потому что мой разум и тело не смогли договориться. Облизнув пересохшие губы, сглатываю, когда он подается вперед. В следующую секунду рука Аслана ложится на затылок, фиксирует его, а губы накрывают рот, хватающий ещё один глоток воздуха.

Обжигает….

Бьёт молнией….

Разрушает и возрождает нервные клетки.…

Не успеваю насладиться моментом, ощутить все грани самого волшебного, но в то же время требовательного и властного поцелуя, как все заканчивается. Я даже не распробовала, какие на ощупь его губы. Не получается скрыть разочарованного вздоха.

— Есения, возвращайся к работе, на этом все, — отстраненно произносит Аслан.

Ощущение, что меня кинули в прорубь. Переминаясь с ноги на ногу, мешкаю одну секунду, тянусь к ручке двери, но её толкают с обратной стороны. Успеваю отскочить, прежде чем створка прилетит мне в лицо.

— Тамик, осторожнее! — рыкает Арданов на племянника.

Мои щёки горят. Теперь не все так однозначно, как казалось несколько секунд назад. Хочется верить, что Аслан слышал приближающиеся шаги Тамерлана, поэтому прервал поцелуй.

— Ну, я пойду, — пробую протиснуться мимо Тамерлана.

— А поздороваться? — спрашивает он, одаривая своей белозубой, ослепительной улыбкой.

— Ой, привет, — смущаюсь я. — Утро было тяжелым, — оправдываясь, кошусь на Аслана. Он спокоен и собран, будто ничего не произошло.

— Привет, красавица. У нас у всех вся неделя будет тяжелой, — отходит в сторону, пропуская меня к выходу.

— Увидимся, — отвечаю на улыбку. Чувствуя на себе тяжелый взгляд, на Аслана не смотрю, а просто сбегаю.

Переживать о прерванном поцелуе времени нет, Игорь Николаевич загружает меня работой. Обедаю, как солдат — быстро и не чувствуя вкуса еды.

— Чем-то они Ардановых разозлили, — усмехается за соседним столиком Артем — один из командиров, а я прислушиваюсь. — До вечера половина спецов будут молить о пощаде.

— Аслан сегодня лютует, — добавляет кто-то из его собеседников. Я бы задержалась, послушала, но Игорь Николаевич демонстративно указывает мне на циферблат часов у себя на запястье.

Устала так, что последние полчаса тянутся вечность. Слежу за временем, а стрелка будто стоит на месте. Без пяти шесть бегу переодеваться. Душ решаю принять дома. Снимаю часы, которые мне надел сегодня Аслан. Есть соблазн взять их с собой, но, покрутив в руках, засовываю на полочку в шкафчик, закрываю на ключ, чтобы не было соблазна, и иду к ожидающему нас транспорту.

В маршрутке сегодня шумно, поварихи и уборщицы жалуются на неаккуратных «постояльцев» базы. Гомон сильно раздражает. Достаю из сумки наушники, вставляю их в уши, выбирают плейлист с любимыми песнями, закрываю глаза, оставшееся время еду, отдав предпочтение музыке.

По дороге домой покупаю две плитки шоколада. Хочется сладкого.…

Открыв ключом дверь, прислушиваюсь к шуму в доме. Подозрительно тихо. Машина Мирона стоит у подъезда, а значит, они должны быть дома. Стараюсь не думать о том, чем мама и отчим занимаются у себя в спальне. Чтобы не мешать, крадусь в свою комнату. Закрываю дверь и падаю на кровать.

Дверь в комнату неожиданно открывается. Мама, даже когда зла, так не врывается… Вскакиваю, заметив в проеме высокую крепкую фигуру.

— Где мама? — с нотками паники вырывается из груди.

— Я отпустил ее посидеть с подружками в ресторане, — заявляет Мирон. — Вернется поздно. Мы с тобой сегодня одни дома….

Есения

— Чем хочешь заняться? — сложив руки на груди, Мирон медленно тянет слова. Он наслаждается паникой, которую видит в моих глазах. Я не умею прятать свои эмоции и мысли, как Арданов. Меня начало трясти, как только выяснилось, что мы в квартире одни. Если он решит что-то сделать…

Трясу головой, и мне все равно, что Мирон за мной наблюдает. Я буду кричать, я буду драться, царапаться, если он только посмеет.…

— Можем вместе фильм посмотреть или ужин приготовить, — вкрадчиво произносит отчим, будто усыпляет мою бдительность. Проходит в комнату, закрывает глаза и показательно затягивается воздухом. — Пахнет чистотой и невинностью, — стонет, а не произносит. Меня всю передергивает. Открыв глаза, смотрит на меня. — Ты же понимаешь, Есения, что сводишь меня с ума? — делает ещё один шаг, я отхожу на два назад.

— Мне не нравится этот разговор, — голос дрожит, никак не удается погасить панику. — Мирон, выйди, пожалуйста, из моей спальни, — стараюсь придать твердости голосу, но сама слышу, что звучит он жалко.

— Если ты хочешь, чтобы твоя мама была счастлива и здорова, Есения, будешь вести себя хорошо, — идет на меня, я отступаю к окну.

В моей голове вертятся сказанные им слова, но у меня не получается их проанализировать, паника забивает нервные импульсы, не получается думать. Отступаю на инстинктах, у меня одно желание — бежать.

Упираюсь поясницей в подоконник. Если окно открыто, я готова выпрыгнуть в него, но оно закрыто. Мирон не спешит, медленно преодолевает разделяющее нас расстояние. Наслаждается моментом — загнал жертву в угол.

— Если ты будешь кричать и жаловаться матери, больно я сделаю ей. Поверь, она будет терпеть и никуда не денется, — обнажает зубы в оскале. Упивается своей властью над слабой девочкой. Мне становится дурно от его угроз. — Я буду хорошим мужем твоей матери, если ты будешь послушной девочкой, — тянет руку к моему плечу, как только пальцы касаются кожи, дергаюсь и отступаю в сторону.

— Я буду кричать….

— Будешь, но негромко, чтобы соседи не слышали, — показывает, что ему не страшны мои угрозы. — Ты же не хочешь, чтобы твоей маме было больно? Сегодня она с подругами отдыхает, а в следующий раз может оказаться на больничной койке, и тебе придется очень сильно постараться, чтобы она туда не вернулась.

Голова начинает кружиться, перед глазами всё плывет от его угроз. Я словно попала в параллельную реальность, где всё неправильно, искажено всё кругом. К горлу подкатывает тошнота. Кошусь на окно. Мирон меня не выпустит, не даст сбежать.

— Мне нравится твоя идея с переездом, — продолжает он. — Там твоя мать не будет мешать нам встречаться, — продавливает мою психику своими фантазиями. Рушит все надежды на то, что мне удастся от него избавиться. — А теперь иди сюда и поласкай меня, — делает резкий выпад, я не успеваю отбежать, хватает за руку и тянет к своему паху.

— Нет! Ты мерзкое, отвратительное животное! — кричу, вырываюсь изо всех сил.

— Громко, Есения, тебя могут услышать, — предупреждает. — Кричи, сопротивляйся, мне нравится тебя ломать, но негромко. Громко будешь кричать в лесном домике, куда мы с тобой иногда будем выезжать.