2017

Пер. И.Самохвалов и Х.М.

2023

Босх находился в третьей камере старой тюрьмы Сан-Фернандо, просматривая файлы из одного из ящиков Эсме Таварес, когда пришло сообщение от Беллы Лурдес из детективного бюро.

Полиция Лос-Анджелеса и окружной прокурор направляются к тебе. Тревино сказал им, где ты находишься.

Босх был там же, где и в начале большинства недель: сидел за своим импровизированным столом — деревянной дверью, которую он позаимствовал во дворе отдела общественных работ и поставил на две стопки коробок с документами. Отправив Лурдес благодарственное сообщение, он открыл приложение "Заметки" на своем телефоне и включил диктофон. Он положил телефон на стол экраном вниз и частично прикрыл его папкой из коробки Таварес. Это был ход на всякий случай. Он понятия не имел, почему люди из окружной прокуратуры и его бывшего полицейского управления идут к нему утром в понедельник. Он не получал звонка с предупреждением о визите, хотя, если честно, сотовая связь внутри стальных прутьев камеры практически отсутствовала. Тем не менее, он знал, что неожиданный визит часто был тактическим ходом. Отношения Босха с департаментом полиции Лос-Анджелеса после его вынужденной отставки три года назад были в лучшем случае натянутыми, и адвокат настоятельно рекомендовал ему защитить себя, документируя все взаимодействия с департаментом.

Ожидая их, он вернулся к рассматриваемому делу. Он просматривал заявления, сделанные в течение нескольких недель после исчезновения Таварес. Он читал их и раньше, но считал, что в материалах дела часто содержится секрет раскрытия "глухаря". Там было все, если только вы могли это найти. Логическое несоответствие, скрытая улика, противоречивые показания, рукописная заметка следователя на полях отчета — все это помогало Босху раскрывать дела на протяжении четырех десятилетий его карьеры.

В деле Таварес было три коробки с документами. Официально это было дело о пропавшей без вести, но за пятнадцать лет оно вобрало в себя три фута сложенных в стопку папок, потому что классифицировалось как таковое только потому, что тело так и не было найдено.

Когда Босх пришел в полицейское управление Сан-Фернандо, чтобы на добровольных началах изучить материалы нераскрытых дел, он спросил шефа Энтони Вальдеса, с чего начать. Шеф, проработавший в управлении двадцать пять лет, посоветовал ему начать с Эсмеральды Таварес. Это было дело, которое преследовало Вальдеса как следователя, но как начальник полиции он не мог уделять ему достаточно времени.

За два года, работая в Сан-Фернандо неполный рабочий день, Босх возобновил несколько дел и закрыл почти дюжину — среди них были многочисленные изнасилования и убийства. Но, всякий раз, когда у него выдавался часок, он возвращался к делу Эсме Таварес чтобы просмотреть коробки с документами. Оно тоже начало преследовать его. Молодая мать, которая исчезла, оставив спящего ребенка в кроватке. Это дело можно было бы классифицировать как дело о пропаже человека, но Босху не нужно было читать даже первый ящик, чтобы понять, что шеф и все следователи до него знали об этом. Скорее всего, здесь замешана нечестная игра. Эсме Таварес не просто пропала. Она была мертва.

Босх услышал, как открылась металлическая дверь в тюремное отделение, а затем шаги по бетонному полу перед тремя групповыми камерами. Он посмотрел вверх сквозь железные прутья и был удивлен тем, кого увидел.

— Привет, Гарри.

Это была его бывшая напарница, Люсия Сото, вместе с двумя мужчинами в костюмах, которых Босх не узнал. Тот факт, что Сото, очевидно, не предупредила его об их приезде, заставил Босха насторожиться. От штаб-квартиры полиции Лос-Анджелеса и офиса окружного прокурора в центре города до Сан-Фернандо было сорок минут езды. Это оставляло достаточно времени, чтобы напечатать сообщение и отправить: "Гарри, мы едем к тебе". Но этого не произошло, поэтому он предположил, что двое незнакомых ему мужчин прижали Сото.

— Люсия, давно не виделись, — сказал Босх. — Как дела, партнер?

Похоже, никто из троих не хотел заходить в камеру к Босху, даже если она была переоборудована для других целей. Он встал, ловко выхватил телефон из-под папок на столе и переложил его в карман рубашки, приложив экран к груди. Он подошел к решетке и просунул руку. Хотя за последние пару лет он периодически общался с Сото по телефону и смс, он не видел ее. Ее внешность изменилась. Она похудела и выглядела осунувшейся и усталой, в ее темных глазах было беспокойство. Вместо того чтобы пожать ему руку, она сжала ее. Ее хватка была крепкой, и он воспринял это как сигнал: "Будь осторожен".

Босх без труда разобрался, кто есть кто среди этих двух мужчин. Обоим было около сорока лет, они были одеты в костюмы, которые, скорее всего, были куплены готовыми в магазине мужской одежды. Но у мужчины слева под пиджаком были видны полоски. Босх знал, что это означает, что под пиджаком у него надета наплечная кобура, и твердый край затвора его оружия протер ткань. Босх догадался, что шелковая подкладка уже вся изжевана. Через шесть месяцев костюм превратится в рвань.

— Боб Тапскотт, — сказал он. — Счастливый напарник Люси.

Тапскотт был чернокожим, и Босх подумал, не является ли тот родственником Горацио Тапскотта, покойного музыканта из Южного Лос-Анджелеса, который сыграл важную роль в сохранении джазовой самобытности района.

— А я — Алекс Кеннеди, заместитель окружного прокурора, — сказал второй мужчина. — Мы хотели бы поговорить с вами, если у вас есть несколько минут.

— Конечно, — сказал Босх. — Проходите в мой кабинет.

Он жестом указал в сторону бывшей камеры, теперь заставленной стальными полками с материалами дел. Тут стояла длинная общая скамья, оставшаяся от прежнего использования камеры в качестве вытрезвителя. На скамье у Босха были разложены папки с разными делами для просмотра. Он начал складывать их в стопку, чтобы освободить место для посетителей, хотя был уверен, что они на неё не сядут.

— Вообще-то, мы поговорили с вашим капитаном, Тревино, и он сказал, что мы можем использовать штабную комнату в детективном бюро, — сказал Тапскотт. — Там будет удобнее. Вы не возражаете?

— Я не возражаю, если капитан не возражает, — ответил Босх. — О чем вообще идет речь?

— Престон Бордерс, — сказала Сото.

Босх шел к открытой двери камеры. Это имя слегка задержало его.

— Давайте подождем, пока мы не окажемся в штабной комнате, — быстро сказал Кеннеди. — Тогда мы сможем поговорить.

Сото бросила на Босха взгляд, который, казалось, давал понять, что в этом деле она находится под полным контролем окружного прокурора. Босх взял со стола свои ключи и навесной замок, вышел из камеры и с тяжелым лязгом захлопнул металлическую дверь. Ключ от камеры давно исчез, и Босх обмотал велосипедную цепь вокруг прутьев и запер дверь на висячий замок.

Они покинули старую тюрьму и прошли через двор с оборудованием для общественных работ на Первую улицу. Ожидая, пока проедет транспорт, Босх небрежно достал из кармана телефон и проверил сообщения. Он не получил ничего ни от Сото, ни от кого-либо еще до прибытия группы из центра города. Он продолжил запись и положил телефон обратно в карман.

Сото заговорила, но не о деле, которое привело ее в Сан-Фернандо.

— Это действительно твой офис, Гарри? — спросила она. — Я имею в виду, они что, посадили тебя в тюремную камеру?

— Да, — сказал Босх. — Раньше это был вытрезвитель, и иногда мне кажется, что я все еще чувствую запах рвоты, когда открываю её утром. Предположительно, пять или шесть парней повесились там за эти годы. Предполагается, что там водятся привидения. Но там хранятся материалы по глухарям, так что я работаю именно там. В двух других камерах хранятся старые коробки с уликами, так что доступ к ним свободный. И обычно меня никто не беспокоит.