Лалия приподняла брови, осмотрела Лин с чересчур пристальным вниманием и хмыкнула.

— Я могла бы дать тебе рецепт от этого страшного недуга, но не стану, сама разберешься, что делать. Просто будь готова к тому, что осторожничать он перестанет очень нескоро. И тут все больше зависит от тебя, чем от него. С владыкой… вообще все зависит от тебя. Ты уже испытывала это на собственной шкуре. Он слишком хорошо чует нас, для некоторых это огромная проблема. Представь, даже не притворишься, что тебе хорошо и ты счастливейшая из анх на его члене. А ведь такая беспроигрышная тактика. Не сможешь сказать, что раскаиваешься, или убедить, что ты одуванчик, а не кактус в глубине души. Незадача.

— Мне нравится, что с ним не нужно притворяться, — Лин потянулась до хруста в спине и села неподалеку от Лалии, так, чтобы можно было смотреть в лицо, не поворачиваясь. — Я и не сумела бы, наверное. Да и зачем? Хотя, чего уж, иногда бесит, что нельзя просто промолчать в ответ, когда спрашивает о слишком личном. Или раньше бесило? Наверное, сейчас мне было бы легко рассказать ему что угодно. После… В общем, ладно. Мне очень повезло, что он все-таки взял меня. Если это ты поспособствовала, я твоя должница.

— Я бы с удовольствием записала это на твой счет, но будь на моем месте Ладуш, он сделал бы то же самое. Ты лучше Хессе своей спасибо скажи, это она тебя нашла, а я просто случайно оказалась поблизости. Кстати, меня гложет любопытство, аж спать не могу — что ты забыла в то утро под кустом? Места получше не нашла?

— Хесса? — Лин кивнула. За именем потянулась цепочка воспоминаний, смутных, неверных, то ли явь, то ли бред. — Кажется, она тоже меня спрашивала, что я там делаю. Не помню точно. Стало жарко, вышла на воздух. А как там оказалась? Вроде бы я искала… запах? — попытки вспомнить не дали ничего, кроме тянущей боли в животе и резкого всплеска отчаянной, почти смертельной тоски. — Нет, не помню. Наверное, я не в себе была, но почему? Если течка тогда только началась, рано было съезжать с катушек. Хотя мне кажется, я еще раньше съехала. Вообще не могу вспомнить, что со мной было все те дни. Даже сколько дней. Вот бездна. Течка оказалась не такой страшной, как… Как это вообще называется?

— Если я правильно понимаю, в следующий раз такого не случится. Обычно все происходит иначе.

— Надеюсь, — Лин вспомнила профессора и кивнула: — Да, наверняка не так ужасно. А как? Чего мне ждать в следующий раз?

— Не жди ничего страшного. Беспокойство, иногда истерики на ровном месте или слезливость, недовольство собой, недовольство всеми, обычные дела кажутся незначительными и ненужными. Ты постоянно ищешь запах своего кродаха. Или любого кродаха, если не выбрала своего. А потом желание становится все сильнее и невыносимее, и в какой-то момент становится важнее всего прочего. Обычно в это время ты уже с кродахом. Ну а дальше — у кого как. Некоторым нужна всего пара дней близости, некоторым — больше, здесь нет нормы. Но ты у нас, мягко говоря, необычный случай, умудрилась всех перепугать, Ладуш до сих пор под подушкой успокоительное прячет. — Лалия фыркнула. — Не вздумай никому сказать, это секрет даже от владыки. Но я рада, что сейчас ты выглядишь хоть и слегка помятой, но вполне живой.

Лин подавила смешок: «слегка помята» — отличный синоним для «всячески оттрахана». Хотя нет, как раз до «всячески» ей еще долго. Она понимала и чувствовала, насколько владыка осторожен с ней, а Лалия это, можно сказать, подтвердила. Наверное, владыка прав — он должен знать, как обращаться с анхами, а Лин вряд ли сейчас адекватна в своих желаниях.

— А еще я вспомнила, что хотела тогда найти тебя и спросить, что с владыкой, кто его ранил. Но… убей не знаю, почему не спросила, то ли не нашла, то ли оно забылось? И у владыки тоже. А у него ведь и не зажило еще толком.

— Заживет, — Лалия с деланным пренебрежением махнула рукой. — Владыка и в тот момент, и после больше страдал от идиотизма ситуации и от злости, чем от ранения. Это была случайность, нелепая и потому непредсказуемая. — Она посмотрела на Лин и добавила совсем другим тоном: — Да, это покушение, и нет, я не верю, что последнее, скорее, наоборот. Но о подробностях лучше спроси у Асира, только выбери подходящий момент. Это старая история, и о ней знают многие, родственными трениями у нас мало кого удивишь. Он расскажет, если сочтет нужным. Да, кстати, я же забыла о самом главном. — Лалия мгновенно преобразилась, на губах появилась привычная усмешка. — Если ты не поторопишься с течкой, то даже не попрощаешься с нашей дорогой Наримой. За ней вчера прислали целый караван с дарами и слугами. Ты бы видела, как она рыдала от горя, так не хотела расставаться с дорогими подругами и с обожаемым владыкой. Правда, уже составила бесконечный список всего, что желает получить в приданое. Владыка, я думаю, будет очень щедр.

— Слава бездне. Глаза б мои ее не видели. Прощаться еще с этой… — Лин, не договорив, с трудом удержалась от презрительного плевка.

— Как ты можешь? — воскликнула Лалия, изображая лицом вселенскую скорбь и осуждение. — Она, в конце концов, твоя э-м-м-м… сестра по сералю, да. Мы вчера так убивались, что Ладушу пришлось истощить все запасы успокаивающих бальзамов. А Гания до сих пор не в себе. Вообрази, достопочтенный Аби Исмаил, которому в будущем году стукнет сто, сначала собирался заключить законный союз с ней. Но так удачно вышло, что в последнюю ночь праздника именно Нарима грела его древние кости. И… вот результат.

Лин потребовалось не меньше минуты, чтобы осознать и представить все это. После чего ее попросту согнуло пополам от хохота.

— Бездна и великие предки. Гания и Нарима, выдирающие друг другу волосы из-за столетней развалины, — Она помотала головой. — Нет. Лучше слышать это от тебя, чем оказаться поблизости от такого эпичного скандала. Бедный Ладуш. И ты еще говоришь, что он из-за меня хлебает успокоительные. Хотя жаль, что почтенный… как его? не увезет их обеих. Вот это было бы счастье.

— Аби Исмаил, — со значением повторила Лалия. — Из древнего и почитаемого рода Ильсинидов, которые доводятся нашему обожаемому владыке четвероюродными племянниками, если считать со стороны двоюродного дяди троюродного брата его отца. Он не развалина, как ты могла такое сказать. Бедняга только два месяца назад похоронил жену, которой, если мне не изменяет память, не было еще и двадцати. Он бы взял и обеих. — Лалия с сожалением вздохнула. — Но владыка запретил иметь больше одной законной жены. Ни младших, ни старших больше нет у Аби Исмаила, а в в наложницы владыка своих анх не отдает, только в жены.

— Значит, будем надеяться, что и для Гании найдется свой Аби Исмаил. Желательно поскорее. Хорошо бы вот прямо в ближайшем посольстве. Лалия, слушай… а как там Хесса? — Лин очень надеялась, что Хесса хотя бы в скандалы больше не лезла — о том, чтобы вовсе не дурила, вряд ли можно было мечтать. Слова владыки о том, что ему не нравится эта дружба, Лин запомнила слишком хорошо. Так же хорошо, как и поняла недосказанное тогда: в другой раз ей лучше не лезть со своим дурным заступничеством.

— О-о-о, — протянула Лалия. — Хесса прекрасно. Правда, заимела необычную привычку ночевать не в серале, но, возможно, ей нужна особенная и старательная подготовка к течке в чужих покоях. Думаю, инцидент с твоим кустом ее крайне сильно впечатлил. Она после этого развила бурную и на удивление плодотворную деятельность. Не знаю, насколько хватит ее мозгов и терпения Сардара, но пока, на мой взгляд, все выглядит неплохо.

— Да ну? Ночует у Сардара? — Лин рассмеялась. — Слава предкам. И это, наверное, еще один повод для уныния среди, как ты сказала? Сестер по сералю? Надеюсь, ее никто не решит по — сестрински прибить из-за угла, а то ведь ответит… адекватно.

— Ее прибьешь, пожалуй. Вряд ли кто-то рискнет. Кроме меня, разумеется, а мне не до того, сама понимаешь, у меня тут пышные проводы и вообще много разного. Да и на место в постели Сардара я не претендую, разве что тебе в голову взбредет, но тебе, по-моему, тоже незачем.