— Дочка, ты вовремя! — прохрипел Игнат, отбрасывая очередную гончую. — Я уж думал, что придётся веселиться одному.

— Не надейся! — усмехнулась Ксюша, и её глаза полыхнули столь непривычной жаждой убийства. — Мы ещё покажем им, что такое настоящий гнев.

Вампиры ринулись в бой, их клыки и когти обрушились на свору. Гончие выли от боли и страха, но было уже поздно. Через минуту от них остались лишь кровавые ошмётки, разбросанные по полу.

— В актовый зал! — приказал Игнат и Ксюша передала команду своим подданным. — Там ещё много работы. Никто не уйдёт живым!

Их общий голос эхом разнёсся по коридорам, и вампиры, повинуясь приказу, устремились вперёд. Игнат, тяжело дыша, бросился к Кире, сердце грохотало в груди, наполненное смесью ярости и триумфа, а сознание заволокло маревом страха.

В тусклом свете смотровой комнаты, среди осколков разбитых приборов и опрокинутых столов, лежала Кира. Её некогда великолепные крылья, ныне изорванные и изуродованные, напоминали рваные полотнища, будто их пропустили через мясорубку. Каждое пёрышко, каждая жилка были искалечены, словно сама судьба поиздевалась над её красотой.

Тело девушки покрывали багровые следы укусов — глубокие борозды от когтей, словно кто-то пытался разорвать её на части. Одежда превратилась в окровавленные лохмотья, а кожа, некогда нежная и гладкая, теперь напоминала карту страданий. Лицо, залитое кровью, казалось высеченным из мрамора — настолько оно было бледным. В глазах медленно угасала последняя искорка жизни.

Она попыталась сфокусировать взгляд на появившемся Игнате. Её губы дрогнули, словно пытаясь произнести слова прощания или признания в любви. Но Игнат не дал ей времени на слова.

С яростным рыком он в одно движение разодрал своё горло когтями, не заботясь о собственной боли. Кровь хлынула из раны, пульсируя в такт с его сердцем. Нежно, почти трепетно, он поднял Киру на руки, прижимая её к себе так бережно, словно она была сделана из тончайшего стекла.

— Пей! — прорычал он, прижимая её губы к своей ране. — Пей хоть всё до последней капли, но пей! Я не отпущу тебя, слышишь? Никогда! Ты моя, моя. Навеки!

Его голос дрожал от смеси ярости и отчаяния. Кровь струилась по её губам, капала на разорванную одежду, но он продолжал удерживать её, не давая отстраниться. В глазах читалась такая решимость, что даже смерть могла бы отступить.

— Пей, любовь моя, — прошептал он, когда она, наконец, сделала первый глоток. — Я не позволю тебе уйти. Ты будешь жить. Будешь.

Он чувствовал, как жизнь медленно возвращается в её тело — как розовеют щёки, как учащается пульс, как в глазах появляется блеск. Но не ослаблял хватку, продолжая питать её своей кровью, пока не убедился, что она действительно спасена.

— Я люблю тебя, — прошептал он, когда её дыхание стало ровным. — И всегда буду любить.

Голос дрожал от переполнявших его чувств, а в глазах стояли слёзы — слёзы радости и облегчения.

Отныне путанные лабиринты подземной клиники хранили следы страшного сражения. Разрушенные стены актового зала покрылись багровыми разводами, а в трещинах камней застыла кровь павших героев. Каждый уголок этого места рассказывал свою историю о мужестве и самопожертвовании.

Два могучих Горыныча, чьи разноцветные чешуи когда-то сверкали ярче солнца, теперь покоились в земле. Их тела, не пережившие превращения в драконов, были погребены с почестями. Однако их жертва не была напрасной — они унесли с собой тьму, угрожавшую всему живому, и их имена навсегда останутся в легендах как символ отваги и преданности.

Семён, бесстрашный воин с сердцем льва, выжил, но его правая рука была искалечена мощными ударами живых таранов. Кости раздроблены, мышцы порваны — врачи, призванные на помощь из соседнего Красноярского края, бились за его конечность несколько дней. Теперь его рука навеки останется изуродованной, но он благодарил судьбу за саму возможность жить.

Домовые, эти маленькие хранители домашнего очага, отделались сравнительно легко — синяки и ссадины покрывали тела, но дух остался не сломлен. Они рассказывали о битве своим детям, превращая её в легенду, которая будет передаваться из поколения в поколение.

Кракен Пузя, могучий защитник, потерял два десятка своих щупалец — его тело было изуродовано в схватке с живыми таранами и горсткой колдунов. Долгие месяцы он проведёт в таинственной клинике под Владивостоком, где искусные морские целители помогут ему восстановиться. Теперь ему предстояло заново учиться управлять своим телом.

Профессор Магдалена Новакова исчезла бесследно, словно её никогда и не существовало. Игнат, верный своему слову, провёл месяцы в поисках предательницы, и наконец его месть свершилась — голова суккубы была выставлена в фойе клиники как предупреждение всем, кто осмелится встать на пути света.

Кире, чья храбрость спасла Ангелу, предстояло пройти через месяцы мучительного лечения. Её тело, израненное и истощённое, боролось с гниющими ранами. Врачи прикладывали все усилия, чтобы спасти её, и постепенно жизнь возвращалась в измученное тело.

День битвы с преисподней навсегда остался в памяти выживших как день великого мужества и самопожертвования. В анналах истории он был отмечен как пример того, как свет может победить тьму. Имена павших — дриады Лиры, змея Горыныча и других героев — стали символом надежды для будущих поколений.

Их подвиг, запечатлённый в камне и металле, в песнях и сказаниях, напоминал всем живущим о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света, и что истинная сила заключается не в могуществе, а в готовности пожертвовать собой ради других.

В больничной палате на белоснежной койке лежала Кира. Белокурые локоны разметались по подушке, а тонкие черты лица, несмотря на болезненную бледность, сохраняли неземную красоту. Лёгкое дыхание едва заметно колыхало прядь волос, упавшую на щёку.

Тело было полностью завёрнуто в пропитанные целебными мазями бинты. Жёлтые пятна на повязках свидетельствовали о тяжёлой борьбе с ядом адских гончих, а сквозь ткань проступали тёмные следы от укусов. Каждый сантиметр кожи хранил следы битвы — глубокие раны и отметины от клыков, которые могли бы стать смертельными без своевременного лечения. Врачи знали: кровь и слюна демонических существ — настоящий эликсир смерти, способный превратить восстановление в многолетний кошмар.

В углу комнаты, словно измождённый путник, скорчился в кресле Игнат. Его некогда безупречный облик теперь напоминал дикаря с далёких островов: небритый, с длинными спутанными волосами цвета червонного золота, в мятой одежде. Тёмные круги под глазами от бессонных ночей выдавали его страдания.

Мятая футболка и несвежие джинсы контрастировали с образом сильного лидера, к которому все привыкли. Но сейчас для него не существовало ничего, кроме хрупкой фигуры на койке. Время здесь текло иначе — медленно, тягуче, словно патока. Каждая минута казалась вечностью, каждый вздох — драгоценным подарком судьбы.

Древний вампир не отходил от постели больной луминарии, забывая о еде и сне, превратившись в преданного стража. Его взгляд, полный тревоги и любви, не отрывался от её лица даже во сне. В нём читалась вся глубина чувств, вся сила преданности.

В воздухе витал сложный аромат: запах лекарств смешивался с терпким запахом целебных мазей и едва уловимым ароматом цветов. Слабый шум медицинской аппаратуры создавал фон для этой драмы. На столике рядом с кроватью стояли букеты, принесённые друзьями и соратниками. Их яркие краски — алые розы, белоснежные лилии, голубые ирисы — контрастировали с серостью помещения.

Каждый шорох, каждый звук казался значимым. Тихое пиканье кардиографа, едва слышный шум за окном, дыхание — всё сливалось в единую симфонию ожидания. Надежда на то, что однажды глаза откроются, и всё вернётся на круги своя. Но пока мир сузился до размеров палаты, где каждая секунда без неё становилась невыносимой мукой.