— Саймон! Как хорошо, что ты заехал! — всплеснула она руками. — У нас тут форменный бедлам. Игнат с Кирой мечутся между двумя оперблоками, бедолаги даже пообедать нормально не смогли. С утра врачевали лепрекона, который сожрал собственное состояние, потом возились с вампирской изжогой, теперь вот мечутся между троллем и сатиром. У первого острые рези в животе, вроде как по глупости наелся кактусов, а у второго инфаркт. Ещё в четвёртой операция по удалению селезёнки, её вообще практикант ведёт…

— Пузя сам взялся за операцию? — Семён опешил.

— Игнат разрешил, больше-то ставить некого. Я ему в помощники всех, кого можно отправила.

Все разом умолкли, даже шумное семейство эльфов притихло. Из операционной донёсся вопль такой силы и мощи, что все стёкла в помещении разом содрогнулись.

— О, это тролль! — хихикнула дриада. — Битый час мается, бедолага.

Семён решительно направился в приёмный покой, где взял с вешалки халат и хирургическую шапочку.

— Лира, это наша новая сотрудница. Покажи ей тут всё, познакомь с постояльцами, — потом вплотную подошёл к Ангеле и тихо шепнул, — ничего не бойся. Я скоро.

И умчался оказывать помощь пострадавшему троллю.

Геля очумело обвела глазами пространство и протянула руку хрупкой дриаде:

— Давайте знакомиться, я Геля.

— А я Лира, — с улыбкой отозвалась та и с удовольствием ответила на рукопожатие.

Так начался для Ангелины первый рабочий день в подземной лечебнице для сверхъестественных существ.

К вечеру Кира не чувствовала ни рук, ни ног, ни крыльев за спиной. Всё атрофировалось. Она заперлась в служебном помещении, наскоро приняла душ, переоделась в чистый комплект из маечки и коротких шортиков — единственное, что нашлось в личном шкафчике, — и неподъёмным кулём рухнула на диван. От голода сводило желудок. Язык распух и отказывался повиноваться. Она слышала, как кто-то настойчиво тарабанит в дверь, но встать и открыть казалось запредельно сложной миссией.

Наконец, ритмичный звук стих. Чернота перед глазами разрослась до размеров океана, на дно которого она нырнула с огромной охотой. И наступило блаженство, в котором в воздухе витал терпкий запах можжевельника, а слуха касался мягкий рокот прибоя. Когда нега достигла пика, к шелесту волн добавилось звучание мужского голоса:

— Я сказал, выйдите. Все. Я справлюсь.

Она улыбнулась. Игнат. Его голос словно тяжёлая бархатная завеса плавно опускался в тишину комнаты. Глубокий, насыщенный баритон с едва уловимыми металлическими нотками, он заполнял пространство, не оставляя места сомнениям. В каждом слове звучала непоколебимая уверенность.

Тембр голоса обволакивал, как тёплое одеяло в холодный вечер, но в этой мягкости чувствовалась скрытая сила. В ней заключалась мудрость веков и власть, от которой невозможно отказаться. Он не кричал, не требовал — просто говорил, и каждое слово падало тяжёлым золотым слитком, оставляя неизгладимый след в душе слушателя. Этот голос способен успокоить бурю и усмирить непокорных, поработить и вознести до небес.

Она заворочалась, когда звучание его стихло.

— Тише, девочка, тише. С тобой всё хорошо. Лежи смирно.

Она открыла один глаз. Увидела его сидящим на подлокотнике дивана. Рукав рубашки разодран в лоскуты, у сгиба локтя из кожи торчала игла, от которой тянулась тонкая красная трубка. Она подняла свою руку и с удивлением уставилась на точно такую же конструкцию.

— Ты отказалась пить, пришлось подключать фантазию, — пояснил Игнат и до того нежно погладил по волосам, что Кира не удержалась, и сама потёрлась о его руку. — Ответь мне на один нескромный вопрос: твой сексуальный голод можно удовлетворить, если удовольствие получишь только ты? Или половой акт — это обязательное условие?

Она долго боролась с желанием послать его куда подальше с такими интересами, но какая-то часть сознания упорно сопротивлялась.

— Второе.

Он вздохнул.

— Как давно ты воздерживаешься?

— Недели две.

— Почему?

— Потому что блевать тянет от всякой особи мужского пола.

— С женщинами ты не пробовала?

Кира психанула. Вырвала из руки катетер, встала на колени и так же выдрала иглу из его вены, склонилась к ране, мягко выпустила клыки и с той же аккуратностью принялась насыщаться.

— Я не из праздного любопытства спрашиваю, Кир. Ты истощена. Я полчаса приводил тебя в чувство. Ещё пару дней, и все закончится глубокой комой. Что с тобой происходит? Откуда неприязнь к мужчинам? Тебя кто-то обидел?

Последний вопрос выбил из шаткого равновесия. Она вскинулась.

— Подсказать, кто?

— Я сотню раз извинялся за тот случай. Сглупил, доверился твоим словам. Откуда мне было знать, что ты не падший ангел, а неведомая миру луминария и питаешься сексуальной энергией?

— А ты всех тащишь в койку после пяти минут знакомства? — Игнат промолчал. — Я хотя бы делаю это под влиянием инстинктов, которые порой ничем не заглушить. А ты?

— Поддался твоим инстинктам, — пожал он плечами. — Это не делает мне чести, но и насильником меня выставлять, знаешь, как-то слишком.

— То есть на днях ты не поил меня насильно своей кровью?

— Лишь потому что ты в ней нуждалась.

— Как у тебя всё складно выходит, — Кира поднялась с дивана. — Прямо образ сияющего рыцаря, готового во всём услужить женщине. Когда надо — натянуть, когда требуется — покормить. Не умаялся ещё от такой деловитости?

Игнат безмолвно следил за её метаниями по комнате. Столько понапрасну растраченной энергии, неудивительно, что она проваливается в глубочайшие обмороки.

— Тебе нужно решить проблему с сексом, — просто сказал он, поднимаясь с дивана.

— Без сопливых — скользко, — отбрила Кира. — Помощь свою можешь пропихнуть в то место, куда солнце не заглядывает.

— А всё-таки почему? Что не так с мужчинами? — ему хотелось выведать правду, пускай и с довеском в виде пары ушатов грязных слов и оскорблений.

Она схватила чайник, отпила прямо из носика, потом с ненавистью бросила его на подставку и процедила:

— Мне должно нравится прыгать по чужим койкам, да? Сегодня с одним, завтра с другим и так до бесконечности! Надоело!

— Так найди себе пару, — предложил он логичный выход из ситуации.

Кира сверкнула глазами, открыла рот, чтобы брякнуть очередную пошлость, но осеклась. Из коридора доносились голоса, скорее даже крики. Потом послышался вопль отчаяния:

— Да что же вы делаете?! Отпустите немедленно! Охрана! Охрана!

Игнат в мгновение ока оказался у дверей. Кира бежала следом.

В фойе творилось что-то немыслимое. Посреди зала на полу сидела заплаканная девушка с растрёпанными волосами, у её ног лежал малыш-эльф с окровавленным личиком. Рядом, обнявшись, рыдали друг у друга на плече его мать и отец, тоже эльфы, а над всей этой какофонией непонятного возвышалась статная фигура женщины в рубиново-красном вечернем платье.

— Мама?! — с ужасом выговорила Кира.

— Что здесь происходит? — грозно вопросил Игнат.

— Она отшвырнула его, — всхлипнула полная шатенка, в защитном жесте склоняясь над неподвижным телом ребёнка. — Он просто хотел показать росточек, который вылупился… А она…

Родители зарыдали пуще прежнего. Всё их многочисленное семейство тоже включилось в траур, словно по нажатию клавиши «семейная скорбь».

В фойе вбежали два исполинских голема — Морана и Гаррет. Тёмно-фиолетовый силуэт Мораны украшали мерцающие синие руны, а глаза-кристаллы излучали спокойное величие. Рядом возвышался Гаррет — мощная фигура из отполированного металла, чьи красные огни в глазницах пульсировали в такт работе энергетического ядра. Массивные наплечники покачивались при каждом движении и рождали лязг метала о металл. Они застыли посреди вестибюля словно две неприступные башни — молчаливые стражи, ждущие приказа к немедленному убийству.

— Понятия не имею, о чем толкует эта простушка, — Дана отступила от детского тельца и с некоторой опаской глянула в сторону големов. — Ребёнок сам упал. И вообще, я пришла навестить дочь. Кира, дитя моё, иди скорей к маме!