— Послушай, дружище, — Геля скрестила руки на груди, — ты тут уже третий день с температурой под сорок и кашлем. О какой выписке речь?

Лепрекон нахохлился, как воробей в метель, его зелёные одеяния выглядели несвежими, а остроконечная шляпа съехала набок.

— У меня просто лёгкая простуда! — просипел он. — И вообще, я не могу долго находиться вдали от своего золота. Оно там, — он кивнул на наволочку, — тоскует без меня. Да и дома кой-чего осталось.

— А ты, значит, тоскуешь без него? — усмехнулась целитель. — Знаешь, если бы не твоё золото, ты уже давно был бы в порядке. А так ты только и делаешь, что переживаешь, вместо того чтобы отдыхать и лечиться.

— Это не просто золото, — пробурчал лепрекон, маленькие глазки сверкнули от волнения. — Это моё счастье, моя гордость, моё всё! Каждая монетка здесь с историей, каждая хранит частичку моей души. Каждую я люблю как собственное дитя.

— Ну вот, — Ангела подняла бровь, — теперь я понимаю, почему ты так плохо себя чувствуешь. Ты слишком привязан к своим сокровищам. Может, стоит научиться отпускать? Хотя бы на время лечения?

Лепрекон засопел, нос покраснел ещё сильнее, а подбородок задрожал.

— Моё золото — это моя жизнь! — заявил он. — Без него я как без рук!

— Да-да, — кивнула девушка, — только руки у тебя на месте, а вот здоровье — под вопросом. Кстати, — она наклонилась к наволочке, — а что там у тебя такого особенного?

— Не твоё дело! — лепрекон попытался дотянуться до наволочки, но закашлялся.

— Ладно-ладно, — подняла руки Геля. — Но знаешь что? Я могу приставить к твоему золоту охрану. Вон того домового-санитара. Он как раз обожает считать монетки.

Лепрекон встрепенулся, глаза расширились от ужаса:

— Домового? Да он же первый и украдёт! У них же в крови тяга к блестящему!

— Вот видишь, — улыбнулась Ангелина, — даже ты признаёшь, что домовой не устоит перед соблазном. А значит, надо лечиться и набираться сил. А то кто же тогда защитит твоё сокровище?

Лепрекон задумался, потирая свой острый подбородок. Его маленькие ручки нервно теребили край одеяла.

— А может, я просто буду следить за ним отсюда? — предложил он.

— Отсюда следи, сколько душе угодно, но домой возвращаться не планируй, — покачала головой Ангела.

Лепрекон вздохнул, плечи поникли.

— Хорошо, — наконец согласился он. — Но только если ты пообещаешь, что завтра меня точно выпишешь! И что к моему золоту никто не притронется!

— Обещаю, — кивнула Геля, делая пометку в истории болезни. — Если будешь следовать всем моим указаниям и не попытаешься сбежать посреди ночи с наволочкой в зубах. И ещё одно условие — тебе нужно поесть. Вот, — она протянула ему тарелку с бульоном, — это специальный лечебный отвар.

Лепрекон скривился, но взял тарелку.

— Фу, — пробормотал он, — пахнет болотом.

— Зато помогает, — подмигнула Ангела. — И знаешь что? Если будешь хорошо себя вести, я даже разрешу тебе ненадолго взглянуть на твоё золото перед сном.

Лепрекон оживился:

— Правда?

— Правда, — улыбнулась целитель. — Но только если пообещаешь не пытаться его украсть.

Лепрекон рассмеялся, и в его смехе впервые за всё время прозвучала искренняя радость:

— Да куда я денусь с подводной лодки? Хотя… — он хитро прищурился, — если что, я знаю пару трюков.

Игнат только покачал головой, улыбаясь. Иногда лечить пациентов было сложнее, чем проводить сложнейшие операции. Особенно когда эти пациенты — упрямые лепреконы, привязанные к своему золоту сильнее, чем к собственному здоровью.

Они с Гелей вышли в коридор и переглянулись.

— Отлично поработали, — одобрил главврач. — С каждым следующим пациентом ты становишься всё увереннее. Через полгода сама себя не узнаёшь.

Они направились в сторону приёмного отделения.

— А что это за разговоры об обучении за границей? — припомнила вдруг Ангела утренний разговор с Семёном. — Мне нужно будет уехать в Чехию, чтобы получить диплом об образовании?

— Отправлю тебя — уедет и Саймон. Вряд ли это здравая идея. Я планировал организовать что-то вроде краткосрочных курсов повышения квалификации для всего персонала прямо здесь, в клинике. В утренние часы работа, в вечернее — обучение, думаю, это будет оптимальный вариант для всех.

В дверях, отделяющих стационар от приёмного отделения, они столкнулись с Кирой.

— Вы уже закончили обход? — напряженно спросила она, но почему-то смотрела только на Гелю.

— Да, лепрекон был последним. Вампира и сирин [волшебная птица с человеческим лицом, чьё пение обладает магической силой и считается знаком божьего слова] со сломанным крылом выписали, остальные продолжают находиться под наблюдением, — с деловой чёткостью отчеканила Геля.

— Меня, кстати, Кира зовут, — хирург протянула тоненькую ладонь.

— Я знаю, Сёма о тебе постоянно говорит, — Геля подала в ответ свою и представилась.

— Я тоже тебя знаю, хоть и заочно. Сай постоянно о тебе думает.

Игнат молча таращился на Киру, та всячески игнорировала его присутствие.

— Как прошёл твой первый день?

— Кира, можно тебя на минутку?

Главврач направился к своему кабинету.

Кира, наоборот, поспешила в стационар, так и не ответив на просьбу начальства. Геля сделала вид, что ничего не заметила, и направилась к столику администратора, где вовсю болтали Радик, Лира и ещё незнакомый ей старичок с очень живыми глазами, который представился Баженом.

— А где Сёма?

— Зашивается в третьем оперблоке, — ответила Лира.

— Зашивается — это в смысле очень занят или?..

— Пузя его штопает, Саймон вправлял вывих бесу, а тот возьми и дёрнись! — закончила Лира, закатив глаза. — Теперь у него на заднице будет ещё один шовчик. Пузя говорит, что это даже стильно смотрится.

— Погодите, — Ангела нахмурилась, — так Семён вправлял вывих бесу, а тот дёрнулся, и теперь Сёма зашивает последствия?

— Почти, — хмыкнула Лира, протирая стойку рецепшена влажной тряпкой. — Точнее, Пузя зашивает последствия того, как бес дёрнулся, то есть преспокойно штопает Семёна.

Ангела похолодела.

— Где чёртов третий оперблок?

Радик махнул в сторону распашных дверей с цифрой «3» на прозрачном окрошке.

— Ох уж эти бесы, — вздохнула Лира. — Эти ребята такие непоседливые, что даже анестезия не всегда помогает.

— А что с бесом-то случилось? — поинтересовался Бажен.

— Да обычное дело, — махнула рукой Лира. — Залез на карниз подсматривать за ведьмой, получил по заднице метлой, упал неудачно. Теперь вот страдает, но извиняться перед той ведьмой, которая его приложила, отказывается наотрез. Говорит, что просто вел охоту за желтопузыми синичками.

В этот момент Ангелина вбежала в третий оперблок и увидела потрясающую картину: Семён распластался на столе лицом вниз, сверкал голым задом, а сбоку от него стоял тот самый упитанный мужчина лет сорока, которого все звали Пузей.

— Да чтоб тебя! Пузя, ты куда нить тянешь?! — донёсся возмущённый вопль вампира.

— Туда, куда надо! — раздался в ответ весёлый голос. Кругленький мужичок держал медицинскую иглу… нет, не в руке, а зажимал её между щупальцами. Рук и ног у него попросту не было, лишь беснующееся разнообразие хаотичных отростков с присосками, которые извивались в разные стороны. — Расслабься, клычок, это последний шов.

— Доверился дилетанту, — проворчал Семён. — Нужно было сразу к фее-целительнице идти!

— Твоя же вроде ангел, а не фея, — усомнился Пузя. — Кстати, тогда бы я упустил возможность посмотреть, как ты злишься! Ну уж нет, коллега. Это зрелище бесценно.

Геля покачала головой и тут же бросилась к своему парню.

— Сём, ты как?

— А ничего, жить буду, — он приподнял голову и вытянул губы трубочкой, явно требуя поцелуй.

— Вот только полужопицы навсегда потеряют свою симметричность, — с тоской предрек Пузя.

Геля осторожно взглянула на ранение. Глубокий порез рассекал левую ягодицу. Края раны были ровными, словно кто-то провёл по коже острым как бритва лезвием. Геля склонилась к лицу вампира, оставила на его губах сочувственный поцелуй и аккуратно обработала кожу вокруг пореза антисептиком, стараясь не причинить лишней боли.