Тьма клубилась перед ним, ширилась, росла, напитываясь ужасом и смертью, и не торопилась накрыть. Словно забавлялась игрой с последней своей жертвой. Маг скривил губы в презрительной усмешке и приставил к виску пистолет Конрада.

Аркадия, редакция газеты «День»

— …Вы меня поняли, Фрибес? — повторил Морис. Тот кивнул и, повинуясь движению бровей, поспешно вышел. Морис перечитал записку, которую принес фотограф, недобро усмехнулся, отложил её в сторону и развалился в кресле, закинув ноги на стол.

Главный редактор отличался пунктуальностью и появлялся в редакции всегда в одно и то же время. Его заместитель прибегал раньше на четверть часа и по-хозяйски занимал кабинет Большого Бена. Мориса не интересовали ни аккуратно разложенные на столе бумаги, ни содержимое несгораемого сейфа. Он наслаждался самой атмосферой кабинета большого начальника и воображал себе картины одна красочнее другой.

Под тихий перезвон напольных часов, отмеривших половину девятого утра, он нехотя снял ноги со стола, поправил сдвинутую папку и смахнул несколько песчинок.

Три минуты спустя в кабинете появился Большой Бен.

— Опять сидел на моем месте, — вместо приветствия буркнул он, пролетев мимо заместителя, который раскрыл было рот, чтобы пожелать шефу доброго утра, и продолжил без паузы: — Кофе. Порошок от головной боли. Какие новости?

Дождавшись, когда Большой Бен отставит в сторону пустую чашку, Морис положил перед ним докладную.

— Полюбуйтесь, — с тщательно скрываемым ехидством, сказал он. — Ваш любимчик вчера совершил кражу со взломом.

Фрибес не пожалел красок, расписывая, как сам явился на работу в семь утра, мечтая скорее приступить к исполнению служебных обязанностей. В переводе на вендорский это означало, что фотографу надо было напечатать несколько дополнительных снимков. Следующие два абзаца были посвящены описанию охватившего его при виде вскрытой двери смятения. С замиранием сердца он спустился в подвал и безутешно зарыдал, обнаружив пропажу самого ценного, самого родного, самого любимого фотоаппарата.

— Я велел ему пока помалкивать, — поспешно сказал Морис, когда Большой Бен дочитал. — А сторожа-раззяву хорошо бы жалования лишить. — С этими словами он передал главному записку, обнаруженную под дверью кабинета. — Утренняя почта, шеф.

Большой Бен пробежал глазами записку, потер указательным пальцем размашистую подпись «АБр…» и росчерк до самого края бумажки.

— Полицию вызвать? — спросил Морис.

— Обязательно, — кивнул главный. — У меня этот авантюрист доигрался! «Репортаж века»! «Премия имени Гирша»! Почитай, как красиво излагает.

— Я читал, — хмыкнул Морис. — Для хорошего материала все средства хороши, сами не раз говорили.

— Говорил, и еще повторю. — Большой Бен обрушил кулак на столешницу. — И первый пожму Бенару руку, когда придет время. Ну, чего стоишь? Работы мало?!

Морис отшатнулся от грозного рыка, но на ногах устоял.

— Работа есть всегда, — дипломатично сказал он. — С полицией неясно.

— Что неясного? Налицо злостное преступление — кража со взломом. Наворотил дел господин Бенар. Пусть отвечает. Думал, я его по головке поглажу?! У-тю-тю, малыш, — главный сделал козу, — воровать нехорошо, останешься без сладкого. Так что ли?!

Морис попятился.

— Стоять! — рявкнул главный. — В редакции чтобы ни гу-гу. Фрибеса отправь куда-нибудь в город, пообещай премию в конце месяца. За твердую гражданскую позицию.

— Да, шеф! Будет сделано, шеф! — Морис выпятил грудь и округлил глаза.

— Глянь расписание поездов до Майердола, — Большой Бен перевел дух и заговорил уже более спокойно. — Пусть Бенар едет за своей сенсацией. Талантливый парень, — он прищелкнул языком. — Пороли его только в детстве мало. Ну, ничего, я научу его…

— Чему, шеф? — подал голос Морис, когда главный вдруг замолчал на полуслове.

— Честь блюсти репортерскую, — хохотнул Большой Бен и махнул рукой, отпуская заместителя.

* * *

Село Красная горка

Тропинка петляла, то ныряя в васильковый овраг, то взбираясь на пригорок, поросший бурьяном. Пасторальную картину дополняли козы, привязанные на лужайке к колышку, невысокий забор справа от тропинки, на котором висело два щербатых горшка, и бесконечный сочно-зеленый луг, уходящий вдаль, к пронзительно синему горизонту. Шагов пятьдесят вдоль забора — и путешественники оказались на главной улице села Красная горка.

Одноэтажные выбеленные домики под двускатными крышами, расшитые занавески на окнах, белье сохнет прямо на заборах. На одном из крылечек умывается крупный серый кот. В ближайшей канаве копошатся четыре карапуза, два щенка и один очень довольный поросенок. Поодаль у колодца набирают воду прекрасные — как писал Александр Готье в романе «Поцелуй русалки» — селянки с украшенными яркими лентами косами и крупными бусами. Селянки стреляли глазами в сторону путешественников и от души смеялись.

Карел кивнул спутникам, увлекая за собой. У одного из заборов он остановился, сдвинул шляпу на затылок и позвал:

— Тетушка Ага-ата-а!

— Ларри, ты что ли? — послышалось в ответ. В доме звякнуло, грохнуло. На крыльцо вышла полная женщина с ведром воды и грязной тряпкой.

— Это я, тетушка Агата, — сказал младший Малло. — Бог в помощь.

— Карл! — женщина поставила ведро и всплеснула руками. — Опять ты! И чего тебе неймется?

— Вот, гостей тебе привез. Пустишь переночевать?

Тетушка Агата, вдова полкового врача (в селе её прозвали полковником, а мужа, когда тот был жив, звали, соответственно, подполковником), окинула всех оценивающим взглядом.

— Стало быть, барышню в дом, — сказала она, — а вам — княжеские хоромы.

— Сеновал, — пояснил Карел, полуобернувшись к остальным. — Заверяю вас, изумительное место. Я ночевал там в прошлый визит.

— Сеновал подойдет, — ответил за всех Джарвис. — Дорого возьмешь, хозяюшка?

— Нет, — засмеялась она. — Вас много, управитесь за день.

В её доме было опрятно и светло. Стол украшала свисающая до пола скатерть, на комоде, полочках, подоконнике лежали ажурные салфетки, в спаленке на подушки было накинуто красивое покрывало. Целую стену украшали фотографии многочисленного семейства тетушки Агаты.

— Это вот сестра с детишками, — с удовольствием принялась рассказывать и показывать она, заметив, с каким интересном рассматривает портреты Андрэ. — Это я, в прошлом году в Аркадии на ярмарке были, зашла в портретное ателье. На Южной портовой, знаете? Это племянник мой с товарищами по университету…

— Андрэ, вы увлечены фотографией? — заметила Юлия.

— Моя маленькая слабость, — отозвался тот, бросив последний взгляд на снимки.

После простого, но сытного обеда молодые люди отнесли багаж на сеновал, где им предстояло провести ночь, а потом, переодевшись и засучив рукава, приступили к физическому труду на лоне природы. Потому что физический труд, как известно еще с древних времен, всячески облагораживает дух и укрепляет тело. С первым, правда, вышла небольшая заминка: поблизости от обширного огорода тетушки Агаты оказалась речка, по берегам заросшая ивняком, и вскоре все, побросав лопаты, уже плыли к другому берегу наперегонки.

Юлия осталась в доме развлекать хозяйку, а Джарвис и Довилас разошлись в разные стороны. Один — лечить овцу от копытной гнили, а второй к соседям, где, по словам хозяйки, ночью все время кто-то завывал под крышей.

Незаметно подкрался вечер. Джарвис обошел сарай кругом, покачал головой. Прищурился на зажигающиеся в густо-лиловом небе первые звездочки. Ференц и Карел сидели на траве, прислонившись к стене, и отдыхали от дневных трудов. Репортер составлял компанию Юлии и внимал историям тетушки Агаты о временах оных. Марк еще не вернулся от соседей — по всей видимости, источник таинственных звуков оказался весьма несговорчив.

— Давайте-ка, юноши, погуляйте четверть часа, — велел Джарвис.

— Что ты собрался делать, дядя? — спросил Карел, прихлопнув сразу несколько назойливых мошек.