Роман с печальным вздохом устремил взгляд в бескрайние просторы, где горизонт сливался с небом в дымке марева, словно пытаясь разглядеть там ответы на вопросы, которые мучили его долгие годы, вопросы о том, что он мог бы сделать иначе, что упустил.

- Её отец, дон Армандо, был гордым испанским грандом, человеком старых традиций, для которого честь и репутация значили всё. В жилах моего отца, Энди, пусть и не текла такая же благородная кровь, но в гордости он ни в чём не уступал дону Армандо. Энди гордился тем, что одним из первых откликнулся на призыв Стивена Остина и переехал в Техас, внося свой вклад в историю этой земли, считал себя первопроходцем и строителем нового мира. Дон Армандо приходил в ярость при одной только мысли о том, что его единственная дочь, наследница огромного ранчо, его гордость и опора, станет женой какого-то гринго, человека, которого он считал чужаком и выскочкой. Энди приходил в такую же ярость, когда думал о том, что его единственный сын пойдёт под венец с дочерью «какого-то испанца», представителя народа, к которому он давно испытывал неприязнь. Отец всей душой презирал дона Армандо, хотя тот был настоящим аристократом, человеком с безупречной репутацией и мог проследить свою родословную на много поколений вглубь веков, вплоть до конкистадоров и далее. Отец считал его представителем уходящей эпохи. Вражда между семьями, основанная на предубеждениях и старых обидах, стала для нас непосильным бременем.

Роман усмехнулся, горько иронизируя над своей судьбой, словно он был марионеткой в руках рока.

- Ситуация, надо сказать, сложилась не самая приятная, мягко говоря, словно судьба решила сыграть с нами злую шутку. Но со временем, как это часто бывает, дон Армандо остыл и перестал ругать дочь за своенравие и брак со мной. А после рождения Эрнесто он и вовсе простил нас, признал внука, уступил. Возможно, он увидел в Эрнесто продолжение своего рода, надежду на будущее. Дон Армандо перестал сердиться на Сабину, а мой отец так и не простил меня. Он до самой смерти отказывался признавать Эрнесто своим внуком, не хотел иметь с ним ничего общего, словно Эрнесто был живым укором, символом его поражения. Если честно, он люто ненавидел Сабину. Энди никак не мог смириться с тем, что я пошёл против его воли, предал его идеалы, и всячески старался отравить жизнь Сабине и Эрнесто, сделать её невыносимой, придумывая всё новые и новые способы унизить их. Признаюсь, я сам очень виноват. Наверное, я должен был что-то предпринять, как-то защитить свою жену и сына от нападок отца, но я так и не осмелился пойти против его воли, у меня не хватило духу. Я был слишком слаб, слишком молод и неопытен, чтобы противостоять воле отца. Моя трусость разрушила не только мой брак, но и жизни моих близких. Он замолчал, и они долго шли в тишине, каждый погружённый в свои мысли. Эмили чувствовала, как тяжесть его слов давит на неё, и ей захотелось обнять его, чтобы хоть как-то облегчить его страдания. Она видела в нём не только дядю, но и просто человека, глубоко раненого жизнью.

Эмили вглядывалась в доброе, но немного усталое лицо дяди Романа, освещённое отблесками костра. В этом лице, с морщинками вокруг глаз и чуть опущенными уголками губ, вдруг отчётливо проступила какая-то... слабость. Не физическая, нет. Скорее, слабость характера. Она всегда считала его добрым, внимательным, отзывчивым человеком, но теперь, словно пелена спала с глаз, Эмили увидела в дяде Романе не героя, а человека, предпочитавшего идти по пути наименьшего сопротивления.

Её первое впечатление о том, что Роман всегда выбирает самое лёгкое и удобное решение проблем, возникшее ещё при их первой встрече в городе, лишь укрепилось после рассказа о Сабине и трагической судьбе Эрнесто. Это было уже не просто ощущение — это превратилось в уверенность, прочно засевшую в сознании девушки. Однако это вновь обретённое знание ничуть не ослабило ту глубокую привязанность к дяде, которая неожиданно возникла в её сердце за время их недолгого знакомства. Она испытывала к нему искреннюю симпатию и даже нежность, как к близкому родственнику, которого знала всю жизнь.

В то же время его желание любой ценой избегать трудностей не могло не вызывать у девушки растущего беспокойства. Что, если Антониета вовсе не хочет видеть ее в «Кипарисовых водах»? Что, если встреча с племянницей не входит в ее планы? Решится ли Роман пойти против воли своей молодой и, как ей казалось, властной жены? Сможет ли он настоять на своем или снова предпочтет уступить, лишь бы избежать конфликта? Эта мысль терзала Эмили, омрачая предвкушение встречи с новой жизнью.

По дороге в «Кипарисовые воды» им редко попадались крупные города или уютные посёлки, поэтому почти каждую ночь приходилось проводить под звёздным небом, ощущая себя маленькой точкой в огромном, безбрежном мире. По ночам, когда в апрельском воздухе уже отчётливо пахло весной, Роман и Эмили устраивались у потрескивающего костра. После скромного ужина Агилар, словно пытаясь загладить неловкость, охотно рассказывал о «Кипарисовых водах», о плантации, о людях, населявших её, и о своей семье. К концу путешествия Эмили, казалось, знала о поместье всё, как будто прожила там всю свою жизнь вместе с его обитателями.

Все это время девушку не покидал один навязчивый вопрос, который прочно засел у нее в голове. В последнюю ночь перед прибытием в «Кипарисовые воды», когда усталость немного отступила, а сердце наполнилось тревогой, она все же не смогла удержаться и задала его, проглотив комок в горле.

- Вы почти ничего не рассказываете о своём сыне Эрнесто. Разве он не живёт с вами?

На лице Романа Агилара промелькнуло выражение, которое Эмили так и не смогла до конца разгадать. Оно было мимолетным, словно тень, но оставило после себя неприятный осадок. «Может, это чувство вины? – подумала девушка, пытаясь найти объяснение увиденному. – Или угрызения совести из-за того, что он так и не смог стать для сына настоящим отцом? А вдруг это просто печаль, глубокая и невысказанная? Или всё вместе, словно тяжкий груз, который он несёт на своих плечах?»

Упрямо отказываясь встречаться взглядом с племянницей, Роман неторопливо поворошил угли в костре, словно пытаясь найти в них ответ на сложный вопрос. После продолжительной неловкой паузы, которая показалась Эмили целой вечностью, он наконец ответил, стараясь говорить как можно ровнее и спокойнее:

- Мы с Эрнесто никогда не были особо близки... так сложилось, понимаешь? — в его голосе прозвучало сожаление, смешанное с оправданием. — В первые годы, когда Энди так яростно протестовал против моего брака с Сабиной, Эрнесто со своей матерью большую часть времени проводил на ранчо дона Армандо, в «Эвергрин». Это было далеко от нас, поэтому мы с ним редко виделись. Они были там счастливы, а мне так было легче...

Он замолчал, словно вспоминая те далёкие времена.

- Когда Эрнесто исполнилось семь лет, с доном Армандо случилась трагедия — его забодал бык. Сабрина больше не могла оставаться в «Эвергрин», воспоминания были слишком болезненными, и они вернулись ко мне, в «Кипарисовые воды». — Роман посмотрел куда-то в темноту, сквозь деревья, и тяжело вздохнул, словно сбрасывая с плеч тяжкий груз. — Смерть дона Армандо потрясла мальчика, он был очень привязан к дедушке. А тут ещё и Энди относился к нему как к чужому, словно напоминая, что он не часть нашей семьи.

Он нахмурился, словно испытывая стыд за поведение своего отца. Неловкость нарастала.

- Сабрина очень любила отца и ненадолго пережила его. Не прошло и года, как она умерла от лихорадки. Эрнесто очень тяжело переживал потерю матери. Он никак не мог понять, почему больше не может вернуться в любимый «Эвергрин», где прошло его детство, и почему мать так внезапно покинула его. Первые восемь лет своей жизни мальчик провёл в весёлой, почти идиллической атмосфере большого испанского дома, окружённый заботой и любовью. И никак не мог привыкнуть к мрачным и холодным «Кипарисовым водам». Энди постоянно кричал на него по поводу и без, нередко поднимал на него руку, унижал. В общем, всячески старался испортить ему жизнь...