— Нас все интересует. Только говори не так, как говорила до нашего прихода. Твои глупости насчет колхоза нам не нужны. Ты расскажи, как там большевики мордуют людей. По-хорошему говорю. Ну?

Оксана с минуту стояла молча. Она понимала, что значит угроза бандитов, но присутствие сельчан, безмолвно и сочувственно глядевших на нее, придали ей силу и стойкость, каких она сама в себе до сих пор не ведала.

— А ну, отойди! — вдруг крикнула она. — Храбрецы вы оружием баб пугать.

Подкова рванул девушку к себе и, схватив ее за волосы, прохрипел:

— Ах, ты!.. Мало что ты тут большевистской агитацией занимаешься, так еще нас позоришь! Да я тебе сейчас голову отверну, задом наперед поставлю!

Видя, что Подкова нарушает указания Ореста о том, как надо «работать» с населением, Юзеф подскочил к нему.

— Брось! На кой черт она тебе сдалась! Мы еще успеем поговорить с ней.

— Уйди! — взвизгнул Подкова. — Я ей покажу, как оскорблять нас и агитировать за колхозы!

— Пойми, народ здесь.

— Народ?! Вот пусть все сельчане посмотрят, что мы будем делать с теми, кто пойдет в колхоз. Карантай!

Юзеф отошел. Он злился, что Подкова срывает его заранее подготовленную речь. Вот уж малограмотное быдло этот Подкова!. Какое тупоумие! И после такого он еще будет говорить о всеобщем народном восстании!

Карантай, оставленный вместе с Володькой Задорожным у входа, отозвался на зов Подковы, вразвалку приблизился к нему. Не дожидаясь его приказа, он взял Оксану за косу и притянул ее к стулу.

— Но, но, не вертухайся, а то и зашибить могу по причине тяжелой руки.

Прикрутив руки Оксаны к стулу веревкой, он достал из полевой сумки машинку для стрижки волос.

— Сейчас мы тебя, голуба, в монашки произведем, — оскалил зубы Подкова, — чтобы все видели, какой ты чести удостоилась от повстанцев.

По глазам сельчан было видно, что им искренне жалко Оксану, которая перед этим так горячо и душевно рассказала о своей поездке в Восточную Украину. Но они боятся автоматов и поэтому сидят молча.

Вдруг раздался крик:

— Не смейте! — И на сцену поднялась учительница. — Вы… вы… понимаете, что делаете? Вы как смеете?

Карантай опустил руку с машинкой.

— А тебя чего — тоже замуж не берут? Тоже в монашки решила постричься? Помоги ей, Юзеф! — воскликнул Подкова.

Юзеф взял учительницу под руку и, отведя в сторону, сказал:

— Что это вы, пани профессорка? Ведь вас Оксана не просила быть ее адвокатом.

— У вас еще хватает наглости смеяться!

— Успокойтесь, успокойтесь — это вредно для здоровья. Сентиментальность влияет на кровообращение — видите, как вы покраснели? Разрешите, я вас доведу до места. — Юзеф подвел учительницу к окну. — Вот так будет лучше. И что вам взбрело в голову вмешиваться в действия повстанцев? — переходя на доверительно тихий тон, спросил он. — Дело в том, что не каждый из партизан в состоянии дать оценку своим действиям. Если нами и допускается опрометчивость, она оправдывается той великой целью, которой мы посвятили свою жизнь. В большом нужно уметь прощать малое, вернее — не замечать его. Что станет, например, с этой амазонкой, если ее лишат волос? Ничего особенного. Только другие, не в меру горячие, как вы, например, извлекут из этого поучительного примера урок послушания и покорности.

— Вы так думаете? Да отпустите, наконец, мою руку! — окрепшим голосом произнесла Ольга Ивановна.

— Напрасно вы так нелюбезны со мной. Только благодаря мне вы так легко отделались. Здесь уж я говорю от всего сердца.

— Благодарю вас, оставьте меня. Мне с вами не о чем говорить.

Воспользовавшись сговорчивостью Задорожного, оставшегося у выхода, газды поспешили покинуть клуб. Только когда Подкова закричал на Володьку, он загородил выход.

Карантай дважды накрест провел машинкой по густоволосой голове Оксаны, насмешливо глянул на ее обезображенную голову и заявил:

— Теперь сразу будет видно, что колхозница. — И, распутав веревки, добавил: — Топай, топай, красавица!

Оксана, в отчаянии обхватив голову руками, бросилась с подмостков.

Радичане поспешно расступились, но Ольга Ивановна остановила Оксану.

— Не уходи. Стыдиться тебе нечего.

Она провела Оксану к окну, сдернула со своих плеч шелковую косынку и набросила ее на голову девушки.

— Не плачь, родная! Разве не видишь ты, что твои слезы приносят им радость.

Юзеф передернулся и сорвал с головы Оксаны косынку.

— Однако вы обнаглели, мадемуазель. Добрые слова увещевания, очевидно, до вас не доходят. Поберегитесь!

Оксана, уткнувшись головой в грудь Ольги Ивановны, забилась в рыданиях.

— Изверг! — крикнула Юзефу Ольга Ивановна и, обняв Оксану, направилась к выходу.

— Постой! — рявкнул Юзеф. — Думаешь так легко отделаться от меня?

— Что вам еще нужно? Может, хотите померяться со мной силой, не надо, — я физически слабее вас!

— А ну-ка, хлопцы, выведите профессорку на свежий воздух.

Внезапно перед Юзефом появился Любомир, которого до этого пытался удержать на месте Морозенко. Такого же роста, как и Юзеф, пошире его, — он возник настолько неожиданно, что Юзеф словно языка лишился. Военная форма перепугала его, и он, выбросив руки вперед, замычал:

— Что?.. Я… я…

Карантай попятился назад. Подкова скрылся за выступом стены. Владимир, увидев брата возле Юзефа и суматоху среди бандитов, закричал:

— Любомир, брось! Слышишь?

— Вы что, мерзавцы, над девушками глумитесь?! — не обращая внимания на крик брата, спросил Любомир.

— А-а, так это доблестный воин при всем своем величии? — спросил, придя в себя, Юзеф. — Ну-ка, сними побрякушки по хорошему. — И его волосатая рука потянулась к медалям сержанта.

— Не трожь, — сурово сказал Любомир и, отведя его руку, вскочил на подмостки. — Товарищи! Как же так получается? Собрались мы с вами, чтобы обсудить наши кровные дела, решить, как же нам дальше жить, а сюда пришли какие-то и глумятся над нами… Что вам нужно от нас? — повернувшись к Подкове, спросил он. — Кто вам дал право издеваться над людьми? Я спрашиваю вас от имени всего села.

Переглянувшись с Юзефом, Подкова ухмыльнулся:

— Пардон, мусье. Я что-то не пойму. От имени кого вы спрашиваете меня?

— От имени всех присутствующих!

— Ага! От имени всех присутствующих, — протянул Подкова. — Хорошо. Вы в этом уверены? Сейчас проверим. — Он шагнул на край подмостков. — Кто уполномочивал этого дурака говорить от их имени, прошу поднять руку!

Все молчали.

— Так что вы ошиблись, мусье. Как видите, вас никто не уполномочивал. А теперь катись по-хорошему и впредь не смей носа совать в наши дела! Люблю смелых и поэтому прощаю на первый раз.

К Любомиру подошел Юзеф. Склонив набок голову и раскачиваясь, он сказал:

— А побрякушки эти все-таки придется снять.

Его рука снова потянулась к наградам Задорожного, но короткий и резкий удар швырнул Юзефа на пол. Он затеребил кобуру и выхватил пистолет. Любомир рванулся к нему, ударом сапога выбил из рук оружие и тут же подхватил его. Мгновение, и сержант уже очутился на подоконнике открытого окна. Только теперь Подкова бросился на помощь Юзефу, но Любомир выстрелил и выпрыгнул на улицу.

Подкова зацепился за стул и свалился возле Юзефа. При падении он сильно ударился о ствол автомата лицом: лиловой тучей навис над глазом синяк. Он вскочил и увидел, что плечо Юзефа залито кровью.

Радичане протискивались к двери.

— Стойте, стрелять буду!! — заорал Подкова.

Газды, прячась за спины друг друга, остановились. Подкова сказал:

— Смотрите мне, о колхозе перестаньте и думать! Колхоза не будет — это я сказал. Ясно? А сейчас — дуйте по домам!

Толпа снова рванулась к выходу.

Любомир укрылся на склоне Магуры. Возвращаться домой было нельзя. Как известить мать? Кого попросить? Первой пришла на ум Ольга Ивановна.

Поздним вечером Любомир спустился в село и пошел к школе малохоженой тропинкой, извивающейся по окраине Радинского. Когда до школы оставалось не более ста метров, чуткое ухо Любомира поймало шорох крадущегося где-то позади человека. Любомир притаился за кустарником. Вскоре он услышал тяжелое сопение человека. Тот мелькнул неясной геныо и растаял в темноте. Задорожный не мог, конечно, знать, что это сын священника.