— Этого недостаточно. — Джексон обвёл взглядом комнату. — Если вы не имеете к этому никакого отношения, то не будете возражать против того, чтобы помочь нам найти её.

В зале раздаётся ропот, но президент поднимает руку.

— Я могу возразить, потому что ты не отдаёшь нам приказов, сынок, пока нет. Никто из вас троих этого не делает. Так что я не стану рисковать своими людьми, отправляясь на поиски этой девушки, когда приказа сверху не поступало. — Он усмехается. — Кроме того, до меня доходили слухи о том, что происходит в том доме, когда там появляется девушка. Может, ей просто надоело, и она сбежала.

Тот факт, что это пришло мне в голову, только злит меня ещё больше, когда я слышу, как он это говорит. Я уже думал о возможности того, что Афина инсценировала похищение, чтобы сбежать от нас после того, что произошло сегодня вечером. Но я просто не совсем в это верю. Это не было похоже на инсценировку похищения. Всё выглядело как настоящее. И я думаю, Афина знает, что лучше не убегать. Она знает, что далеко не уйдёт, если сделает это, и наказание, ожидающее её по возвращении, будет суровым. Вот почему она настраивает нас друг против друга, вот почему она сделала то, что сделала с Кейдом сегодня вечером. Она пытается найти другой выход.

Она слишком умна, чтобы просто сбежать.

— Ты, чёрт возьми, поможешь нам, — рычит Джексон. — Ты работаешь на наши семьи. Это значит, что ты работаешь на нас. Мне всё равно, даже если мне придётся выбивать это из каждого из вас. Ты расскажешь нам то, что поможет, или сделаешь что-нибудь...

— Джексон. — Я хватаю его за плечо, оттаскивая назад, и он поворачивается ко мне, в дюйме от того, чтобы ударить меня в челюсть. — Что мы сможем сделать против десяти из них? — Шиплю я, оглядывая комнату. Президент настороженно наблюдает за нами, и я знаю, что только он держит остальных в узде. — Они вооружены. У нас в машине есть один пистолет и то, что есть при тебе, что бы это ни было.

— Нож, — говорит Джексон сквозь стиснутые зубы. — Охуенно большой нож.

— Пистолет, которого нет в моей руке, и нож? Против десяти взрослых вооружённых мужчин? Шансы невелики. Возможно, они знают что-то, о чём не говорят, но нам нужно перегруппироваться и придумать план получше. — Я повышаю голос, оглядываясь на Кейда, чтобы тот подтвердил. — Давай же. Эти люди говорят, что они не имеют к этому никакого отношения, так что пришло время выяснить, кто это сделал.

Кейд хочет уходить не больше, чем Джексон. Я знаю, у всех нас такое же чувство, что мы не знаем, куда идти из этого тупика. Но я уверен, что здесь мы не найдём ответов.

И мы не сможем помочь Афине, если будем мертвы.

АФИНА

Когда я снова просыпаюсь, за дверью моей комнаты раздаются голоса. Я всё ещё лежу на матрасе, всё ещё в полубессознательном состоянии, чувствуя, что я всё ещё частично вне своего тела. Даже когда я приоткрываю глаза, ничего не успокаивается, комната всё ещё кружится вокруг меня.

Я не уверена, откроется ли дверь в ближайшие несколько минут, или я снова отключусь, и этот звук разбудит меня. Я смутно вижу, как входит черноволосая девушка вместе с тремя другими парнями. Я не могу сказать, Блейк один из них или нет, и мне на самом деле всё равно. Я просто боюсь того, что произойдёт дальше.

— Она слишком хорошенькая, чтобы её резать, — говорит один из парней. Я хочу кивнуть, согласиться, сказать «да, пожалуйста, не делайте этого», или пригрозить им, сказать, что Дин, Кейд и Джексон приедут за мной, и они окажутся в полной заднице, если поднимут на меня руку, и будут жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Но проблема в том, что я не знаю, придут ли они. Я даже не знаю, заметили ли они, что меня нет, может, они просто потеряли сознание от усталости и решили, что я уже в своей комнате.

К тому времени, как они проснутся завтра, я могу быть уже мертва.

Эта мысль почти настолько ужасна, что может рассеять туман от того, чем они меня накачали. Этого достаточно, чтобы я немного пришла в себя, что, как оказалось, плохо, потому что мои конечности всё ещё кажутся такими тяжёлыми и тупыми, что я едва могу пошевелиться.

— Мне всё равно, что ты с ней сделаешь, — огрызается девушка. — Но убедись, что она хорошенько размечена, достаточно сильно, чтобы причинить боль, но не убить или покалечить навсегда. И убедись, что с ней так хорошо обращаются, что эти парни больше никогда не захотят к ней прикасаться. Таковы приказы.

Меня тошнит.

Не нужно много усилий, чтобы понять, что это значит. Я начинаю извиваться, как только один из парней подходит достаточно близко, чтобы дотронуться до меня, и он сильно бьёт меня по рёбрам, очень близко к тому месту, куда меня ударили в первый раз. Этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Я ни на секунду не могу думать ни о чём, кроме как о том, чтобы втянуть побольше воздуха, наполнить свои лёгкие, чтобы унять жгучую боль от нехватки воздуха. И пока я этим занята, внезапно все трое парней оказываются на кровати вокруг меня, их руки на моём теле, они стаскивают с меня одежду.

Все мои инстинкты самосохранения сработали разом. Я едва могу пошевелиться, но всё равно стараюсь изо всех сил, уворачиваюсь от них, пытаюсь ударить локтями, ступнями, коленями, всем, что попадается под руку. Но это бесполезно. Все мои силы иссякли, моё тело стало тяжёлым и медлительным, и когда один из них сильно ударил меня по лицу, вся комната закружилась вокруг меня.

Раздаётся ещё одна пощёчина, на этот раз в противоположном направлении, и я чувствую вкус крови на губе. Слёзы наворачиваются на глаза, когда один из парней прижимается к тому месту, где у меня разбиты губы, размазывая по ним кровь, и засовывает большой палец мне в рот, заставляя меня ещё сильнее ощутить её вкус вместе с его плотью.

— О, да, соси, детка, — говорит он, смеясь, и я понимаю, что не должна делать первое, что приходит мне в голову, но не могу остановиться.

Я сильно прикусываю его большой палец.

— Да пошла ты, сучка! — Его кулак врезается в мою челюсть, и я чувствую, как чья-то рука хватает меня за волосы, оттягивает мою голову назад, когда он с силой открывает мне рот, засовывая внутрь ещё больше пальцев. — Ты получишь гораздо больше, чем это, маленькая грязная шлюха.

После этого всё становится как в тумане от боли. Я вижу блеск ножа и пытаюсь вывернуться, но теперь меня держат, или кто-то держит. Чёрные волосы попадают в поле моего зрения, и я понимаю, что это девушка, она прижимает меня к кровати. Я смогла бы отбиться от неё, я бы смогла, если бы не была такой измученной, одурманенной наркотиками и страдающей от боли от ударов, которые я уже получила.

Парни начинают срезать с меня одежду, и они делают это не слишком деликатно. Они даже не пытаются избежать царапин ножом на моей коже. Они просто разрезают мою одежду, не обращая внимания на мои крики боли каждый раз, когда нож царапает мою плоть или врезается в неё. К тому времени, как они снимают с меня рубашку и лифчик, у меня течёт кровь из полудюжины порезов, и я пытаюсь увернуться от рук, ощупывающих мою грудь, но не могу.

— Лежи, блядь, смирно! — Я слышу удар в живот, когда с меня стаскивают джинсы и нижнее белье, и один из парней смеётся.

— Я собирался заставить её отсосать у меня, но не думаю, что мне стоит приближать свой член к её рту.

— Я подержу её рот открытым для тебя, — говорит девушка, и я удваиваю свои усилия, чтобы оттолкнуть её, но прежде, чем успеваю, чувствую укол иглы в руку.

Что бы они мне ни дали, это действует на меня быстро, угрожая снова погрузить в беспамятство. Я бы хотела, чтобы так и было. Может быть, так и есть. Может быть, всё, что происходит после этого, – просто кошмар. Я не уверена. Я слышу, как один из парней просит презерватив, а девушка надо мной смеётся.

— Один из наследников сегодня жёстко трахнул её, — говорит она, её рука сжимает мою челюсть, удерживая её открытой, а пальцы проникают мне в рот. — Она явно принимает какие-то противозачаточные, так что будь как дома.