— Я собираюсь кончить, Кейд, — шепчет она. — Блядь, скажи мне, что я могу кончить, мне это так нужно...

— Кончи, чёрт возьми, для меня, — рычу я. — Кончи на этот член, детка. Кончи, блядь, на меня.

Звук, который издаёт Афина, когда кончает, не похож ни на что, что я когда-либо слышал, и на то, какие это ощущения. Чёрт возьми, как же это приятно, когда её киска сжимается вокруг меня, сжимается и трепещет, когда она кричит мне в рот, издавая гортанный звук удовольствия, когда кульминация, к которой она так долго стремилась, захлёстывает её, сотрясая её тело волнами, которые сжимают мой член мёртвой хваткой, так сильно, что я не двигаюсь целую минуту, пока она держит меня глубоко внутри себя. Она беспомощно цепляется за меня, когда я выхожу из неё, стонет и извивается от удовольствия, когда я снова начинаю толкаться, и это всё, что я могу сделать, чтобы не кончить самому. Но я ещё не закончил с ней.

Но так же сильно, как я хочу её задницу, я так же сильно хочу остаться погруженным в её сладкую киску. Она такая приятная, горячая, влажная и тугая, и я хочу кончить глубоко в неё, хочу выплеснуть свою сперму, когда она сжимает меня, в то время как её захлёстывает очередная кульминация.

Но не в этом суть того, чем мы сейчас занимаемся.

Ещё одна ночь, говорю я себе. Ещё одна ночь терпения, и я буду делать всё, что хочу. Я буду ласкать её и кончать ей в киску, но сегодня главное – победить, а не просто получить удовольствие.

Поэтому я снова запускаю руку в её волосы, запрокидываю её голову назад и смотрю в её остекленевшие от удовольствия глаза, наслаждаясь видом того, как она тяжело дышит, всё ещё извиваясь на моём члене, когда я снова погружаюсь в неё по самую рукоятку.

— Ты готова закончить с этим, Афина?

АФИНА

Я наконец-то позволила Кейду трахнуть меня. В это почти трудно поверить. Я так долго сопротивлялась ему. Вначале всё это было показухой, вся эта игра, в которую я должна была играть, умолять его и опускаться перед ним на колени. Но когда он прижался ко мне, когда я наконец почувствовала горячую, бархатистую, влажную головку его члена, прижимающуюся к моим внутренним складкам, и поняла, что он вот-вот войдёт в меня в первый раз, в тот момент я поняла, что это было больше, чем игра.

Я хотела этого. Я хотела, чтобы он был внутри меня. Какая бы тёмная часть меня ни подчинялась Дину, я тоже хотела подчиниться ему, но по другой причине. Не только потому, что он знал, как играть на мне, как на музыкальном инструменте, как завести меня и заставить желать того, о чём я никогда не мечтала, но и потому, что в тот момент я посмотрела в его глаза и увидела кульминацию нашей долгой борьбы. Что-то щёлкнуло внутри меня, и я поняла, что наконец-то поступила правильно.

Я знаю, что у Кейда есть ещё кое-что, о чём он мне не говорит, я поняла это с тех пор, как увидела шрамы на его спине. Я знаю, именно поэтому он не снимает рубашку сейчас, перед всеми в этом зале. Я знаю, что его терзают демоны, о которых он никому не расскажет, возможно, даже самому себе, и на этот раз мы на одной стороне. Мы хотим одного и того же.

И я хочу его. Я хочу, чтобы наша борьба закончилась. Сейчас идёт борьба посерьёзнее, и я завязала с игрой, в которую мы с Кейдом играли всё это время. У меня есть своя игра, в которую я хочу играть, своя война, в которой я хочу победить.

Поэтому, когда я сказала Кейду сделать это, я не шутила. Я просто не представляла, что это будет так чертовски здорово.

Я думала, что Дин и Джексон большие, и я знала, какой большой Кейд, какой толстый, я держала его в руках и во рту, но я и представить себе не могла, как он будет ощущаться в моей киске, как он растянет меня, наполнит так, как я никогда не ощущала раньше. Я смутно помнила, что он собирался взять меня вовсе места, и от этого у меня по спине пробежала дрожь страха, но я отогнала её, сосредоточившись на настоящем моменте, на удовольствии от того, что он прижимается ко мне, толкается, берёт меня в первый раз. Разрушая все планы Дина. Разрушаю всю эту грёбаную игру.

Видеть, как Уинтер бесится, было просто вишенкой на торте.

Когда я поцеловала его, я это имела в виду. Когда я начала тереться о него, трахая его в ответ, я это имела в виду. И это было так чертовски хорошо. То, что парни добивались от меня того, чего хотели, всегда было своего рода удовольствием. И всё же ничто не может сравниться с тем, чтобы позволить себе расслабиться, отдаться этому, захотеть этого, сдаться, позволить себе чувствовать все это без борьбы.

Я тоже почувствовала, как что-то изменилось в Кейде, когда я отдалась этому, что-то в нем ослабло, его жестокость растворилась в простом удовольствии быть внутри меня, обнимая друг друга, и комната и толпа исчезли для меня, остался только глухой гул, когда я впервые погрузилась в удовольствие от секса с Кейдом. Я не думала, что мне это так понравится, но я была рада. Я слышала, как Дин кричит и борется на заднем плане, мельком увидела его сердитое выражение лица, но это не могло остановить прилив удовольствия, и я думала, что ничто не сможет. Особенно после того, как я жёстко кончила на член Кейда, оргазм, с которым я так долго боролась, наконец-то обрушился на меня, заставляя чувствовать себя так, словно я разрываюсь по швам от экстаза.

По крайней мере, до тех пор, пока я не увидела выражение лица Джексона.

Я мельком увидела это, когда Кейд вошёл в меня, и на мгновение почувствовала, как что-то раскололось у меня в груди, как будто моё сердце на самом деле разбилось. Я никогда раньше не видела на его лице такой боли. Я видела, как исказилось выражение его лица, когда он смотрел, как Кейд трахает меня, его глаза были тёмными и пустыми, рот плотно сжат, и я почувствовала, как меня пронзает боль, которая не имела ничего общего со всем, что моё тело пережило за всю ночь.

В тот момент я почти пожалела, что сделала это. Я почти пожалела, что сначала не спросила Джексона или не нашла какой-нибудь другой способ. Но я не смогла придумать ничего другого. В этом-то и была проблема. Не только ради города, до которого после этого, я не уверена, что мне есть дело, но и ради других девушек, которые могут последовать за мной. И мне не наплевать на себя, но не на свою мать, и Дин ясно дал понять, что у меня нет выхода.

Так что мне пришлось сделать это самой, и я не могла поступить иначе. Я не могла доверять Джексону в том, что он доведёт дело до конца.

Это должен был быть Кейд.

Теперь все будут знать. И это приятно, эмоционально и физически, как победа на вершине оргазма, кайф за кайфом, и вся боль и унижение последнего часа улетучиваются, когда Кейд входит в меня, моя израненная киска жадно принимает каждый толчок, моё тело отвечает ему тем же. Если бы я только никогда раньше не отбивалась от него…

Я не могу смотреть на Джексона, пока он это делает. Только не снова. Я не могу выносить это выражение его лица ни секунды дольше.

Я близка ко второму оргазму, когда Кейд снова запускает руку в мои волосы, запрокидывает мою голову назад, так что я смотрю на него снизу вверх, тяжело дыша, всё ещё извиваясь на его члене, когда он снова погружается в меня по самую рукоятку, трётся об меня, умудряясь говорить сквозь стиснутые зубы, его челюсть напряжена от усилия не кончить в меня.

— Ты готова закончить с этим, Афина?

Мой желудок сжимается. Я знаю, что это значит, и мысль о его огромном члене в моей измученной и ноющей заднице заставляет меня съёжиться. Но я не думаю, что Кейд причинит мне такую боль, как Дин – это будет больно, но он постарается всё исправить. Это странная мысль, потому что Кейд всегда причинял мне больше всего боли, но на этот раз я в это не верю. Не сейчас, не после того, каким он был с тех пор, как вытащил меня из-за стола.

В любом случае, у меня нет выбора. Если бы Дин не трахнул меня в задницу, возможно, мне бы это сошло с рук, я бы умоляла Кейда не делать этого, умоляла его кончить мне в киску, грязно довела бы его до оргазма. Было бы достаточно, если бы Дин этого не сделал. Но он это сделал, и Кейд не может оставить ни одну свою брешь незавершённой, если хочет выиграть эту битву.