Всё, что угодно, только не делать этого со мной.

Вот почему именно Кейд, а не он, является частью моего плана на сегодняшний вечер. Если бы я думала, что смогу убедить Джексона согласиться, я бы раздвинула для него ноги перед всеми присутствующими в ту же секунду. В конце концов, я выбрала его первым. Но он не собирается этого делать, и я не могу рисковать, что он струсит в последнюю секунду, даже если он изначально каким-то образом согласился бы. Я знаю, что Кейд не отступит.

Это заставляет меня желать и ненавидеть его в равной мере, и какая-то больная часть меня рада, что он увидит, что я собираюсь сделать сегодня вечером, потому что, в некотором смысле, это будет моей местью. Местью за то, что он изначально отверг меня.

— Пять! — Крикнула я, а затем свирепо посмотрела на Джексона. — Я здесь из-за тебя, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Пошёл ты. Если бы ты только...

— Тихо! — Орёт Дин, приостанавливая удары. — Ты можешь говорить только для того, чтобы объявить о своём счёте, малышка. За это я три раза ударю тебя по киске.

Низкий мужской стон предвкушения пронёсся по толпе, но, когда я снова посмотрела на Джексона, на его лице было написано страдание. Я отворачиваю голову в сторону, не в силах больше встречаться с ним взглядом, и считаю следующие удары. Я вижу парней, окруживших стол, их возбуждённые лица, их стояки в джинсах, некоторые из них уже потирают штаны спереди, наблюдая за моим наказанием и подбадривая его.

Я даже не знаю, сколько ударов запланировал Дин. Я вскрикиваю один за другим, моя задница горит, бедра мокрые и жгучие, мне одновременно больно и возбуждающе, Джексон крепко сжимает мои запястья, а Кейд крепко держит меня за спину, придерживая юбку.

Когда Дин наносит пятнадцатый удар, я чувствую прилив удовольствия, который подсказывает мне, что я перехожу грань, за которой боль переходит в чистое желание, и когда мои бедра прижимаются к столу, Дин начинает смеяться.

— Какая возбуждённая малышка. — Его рука опускается вниз, ложась на мою пылающую задницу, и я беспомощно стону. — Это следующая часть твоего наказания, Афина. Что бы я ни сказал, что бы ни случилось с тобой дальше, тебе нельзя кончать ни на секунду, пока твоё наказание не закончится. Если ты это сделаешь, я выберу имена, и к концу ночи ты будешь так покрыта спермой незнакомцев, что неделю не сможешь ни видеть, ни пробовать что-либо ещё. Ты отсосёшь у половины, а если кончишь больше одного раза, я заставлю тебя отсосать у остальных. Это понятно?

Я слабо киваю, не в силах вымолвить ни слова. Кожаный ремень давит на мою задницу сильнее, чем когда-либо прежде, так сильно, что я кричу от боли и жгучего желания, и голос Дина гремит в комнате.

— Ответь мне!

— Да, сэр, — выдавливаю я, раздвигая бёдра в знак капитуляции. Я слышу стоны, смех, одобрительные возгласы всех вокруг, кто наблюдает за моим унижением, которое только усугубляется тем фактом, что какой-то маленькой извращённой части меня это тоже нравится, нравится, что я на виду, что все это видят, что все эти парни будут неделями дрочить при виде моей полосатой красной задницы и мокрой киски, что, когда они будут трахать своих подружек, они будут наклонять их и притворяться, что трахают меня.

Когда количество ударов достигает двадцати, я перестаю сопротивляться, и Кейд грубо поднимает меня из-за стола, разворачивая так, что я оказываюсь лицом к другой стороне толпы. Он и Джексон поднимают меня так, что я оказываюсь сидящей на столе. Затем Кейд хватает меня за запястья и тянет назад, так что я лежу плашмя, задрав юбку до талии, а Кейд сжимает мои запястья над головой с такой силой, что я чувствую, как у меня прекращается кровообращение. Холодное дерево касается моей пылающей задницы, моя грудь теперь открыта для всеобщего обозрения, и я смутно слышу, как Дин велит мне раздвинуть ноги, а сам опускает ремень на мою киску.

— Запомни, Афина, — мрачно произносит он. — Если ты кончишь, то пожалеешь об этом.

АФИНА

— Если ты кончишь, то пожалеешь об этом.

Это не должно стать проблемой. Что, чёрт возьми, со мной не так, я снова задаюсь вопросом, что я дрожу от желания после того, как меня жестоко отшлёпали на глазах у толпы, и что теперь я беспокоюсь, что испытаю оргазм у них на глазах, когда ремень опустится на мою киску? Но я отчётливо помню, что произошло в кабинете, и боюсь, что не смогу остановиться.

Я слышу, как несколько девушек взволнованно перешёптываются. Я представляю, что они думают о том, каково было бы оказаться на моём месте, ожидая, когда кожа коснётся моей самой чувствительной плоти. От этой мысли по моему и без того ноющему телу пробегает новая дрожь.

Когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Дина, я замечаю Уинтер на краю толпы. Её лицо слегка побледнело, выражение лица исказилось, как будто она не знает, радоваться ей или ужасаться, и я знаю, что её удовольствие от моего наказания омрачается воспоминаниями о том, что я сказала ей на кухне. Она определенно представляет себя распростёртой на этом столе прямо сейчас, прижатой Кейдом и Джексон, в то время как Дин готовится отхлестать её киску. Готова поспорить на все деньги, к которым у меня больше нет доступа, что она не знает, ужасаться ей или возбуждаться.

Первый удар приходится на меня, и я кричу.

По толпе проносится вздох. Мышцы моих бёдер дрожат, по лицу текут слёзы, руки Кейда сжимают мои запястья с такой силой, что становится больно. Я корчусь на столе, смешивая возбуждение и боль. Когда Дин снова опускает ремень, я чувствую возбуждение на своих бёдрах, моя киска такая влажная, что я знаю, что уже лужа на столе подо мной. Мой клитор пульсирует, когда Дин смеётся надо мной, глубоко и удовлетворённо.

— Раздвинь ноги пошире, малышка, — говорит он. — Я хочу быть уверен, что достану твой клитор при последнем ударе.

Я повинуюсь. Мои ноги словно подкашиваются, и я не могу мыслить достаточно ясно, чтобы пытаться бороться с ним. Кроме того, тёмная часть меня хочет этого, хочет почувствовать боль и удовольствие от того, как кожа шлёпает по моей влажной, набухшей плоти, почувствовать, как она жалит мой клитор.

— Не кончай, не кончай, — говорю я себе, потому что чувствую, как пульсирует мой клитор, как моё тело готовится к оргазму.

Звук, который вырывается из меня после третьего удара, это что-то среднее между криком и беспомощным стоном, моё тело дёргается, когда ремень опускается прямо на мой клитор, влажный звук наполняет комнату, когда ремень ударяет меня.

— Чёрт, она насквозь мокрая, — слышу я чьё-то бормотание.

— Что за чёртова шлюха. Она любит это дерьмо.

— Она кончит ещё до того, как всё закончится. Готов поспорить на что угодно.

— Я, блядь, надеюсь, что так и будет. Я хочу надавать по этому хорошенькому личику.

Я смутно слышу разговоры вокруг себя, и Дин отступает назад. Думаю, всё кончено. Всё кончено, и теперь мне просто нужно собраться с мыслями, чтобы сосредоточиться на своём плане.

Но тут Дин снова заговаривает.

— Это ещё не конец, Афина, — говорит он холодным и резким голосом. — Помни, что я сказал. Не смей кончать. Кейд, держи её за запястья. Джексон? Он поворачивается к тому месту, где рука Джексона лежит у меня на животе, задирая юбку, чтобы Дин мог ласкать мою киску. — Ложись туда и лижи её, пока я не скажу тебе остановиться. Постарайся, хорошо поработать. Заставь её захотеть кончить так сильно, что она заплачет.

О нет. Блядь. Нет, нет, нет. У меня сжимается грудь, когда я вижу, как что-то мятежное мелькает на лице Джексона, а затем его плечи опускаются, когда он делает движение, чтобы подчиниться. Я знаю, что делает Дин, демонстрируя свою власть, показывая всем, что я принадлежу ему, и он может использовать меня, как ему заблагорассудится. И он мучает меня, потому что знает, что я хочу Джексона. Он наказывает меня за то, что я изначально предпочла Джексона ему. Он знает, что я хочу ощутить губы Джексона на себе. Он знает, что я бы с трудом удержалась, чтобы не кончить с ним или с Кейдом, но будет чертовски трудно не кончить, когда Джексон кончит на меня.