Лично я впечатлена, что он вообще знал так много. Но я просто качаю головой.

— Нет. Пабло Неруда.

— Я ни хрена не знаю, кто это такой.

Я хочу сказать, что ты мог бы, если бы был внимателен на уроке, но молчу. Вместо этого я просто пожимаю плечами.

— И все же, я могу помочь, если хочешь.

— Нет. — Кейд выключает свой ноутбук. — Я всё равно уже почти закончил на сегодня. Но ты можешь сказать мне, почему маленькая суровая Афина Сейнт съёжилась в своей постели из-за ночного кошмара?

Я колеблюсь, и он тут же замечает это.

— Я тебя выгоню, — предупреждает он. — Отправлю прямиком обратно в твою комнату или к кому-нибудь из парней, если захочешь рискнуть. Я не играю, Афина.

Я не сомневаюсь, что он говорит правду. И я не особенно хочу проверять его на прочность. Последний человек в этом грёбаном мире, с которым я хотела бы быть уязвимой, это Кейд Сент-Винсент, но какие у меня есть варианты? Рассказать Дину, который, вероятно, найдёт способ использовать это против меня или сделает меня ещё более узницей? Джексону, который, вероятно, отнесётся с пониманием, но который разрывает мне сердце при каждом удобном случае? Или вообще ничего не говорить и вернуться в свою комнату в одиночестве, чтобы никто не знал, что кто-то, кажется, очень-очень хочет причинить мне чёртову боль?

Я действительно не чувствую, что у меня есть какой-то другой выбор. Поэтому я делаю глубокий вдох и открываюсь последнему человеку в мире, о котором я когда-либо думала, что смогу это сделать.

— Сегодня утром на почту пришло письмо, адресованное мне, — тихо говорю я, зажав руки между коленями. — Ну, на конверте было написано моё имя. Ни адреса, ни обратного адреса. И это даже не было похоже на настоящее письмо, просто разлинованный лист бумаги, исписанный каким-то неряшливым почерком.

Кейд хмурится, его губы плотно сжаты, и на этот раз он обращается ко мне как к нормальному человеку, его голос пугающе спокоен и ровен.

— Ты помнишь, что там было написано?

— Я, блядь, буквально не могу забыть, — признаюсь я, желая, чтобы мой голос звучал хотя бы также спокойно, как у него. Я нервно облизываю пересохшие губы и пересказываю то, что было написано на разлинованном листе бумаги.

Убирайся, малышка.

Убирайся, пока не пожалела об этом.

Грядёт дьявол, а он любит хорошие жертвы.

Кейд приподнимает бровь.

— Ну, они такие же никудышные поэты, как и я. Дьявол, а? Ты думаешь, это как-то связано с бандой байкеров?

«Сыны дьявола». От одной мысли об их названии у меня мурашки бегут по спине, это так отличается от тех дней, когда я зависала в их клубе, приходила с мамой, чтобы принести отцу упакованный ланч или ужин, или просто чтобы она могла повидаться с ним на несколько минут, или на мероприятия, которые они иногда устраивали, во всяком случае, те, что подходят для детей. В некотором смысле, они были для меня как семья: грубая, неподходящая, проблемная семья. Тем не менее, они были тем, что у меня было, наряду с моими родителями. Я бы никогда не поверила, что что-то может измениться.

Но это произошло, и теперь те же самые парни, которые в детстве ерошили мне волосы, а позже отпускали неуместные замечания и пытались свести меня со своими сыновьями, хотят меня убить. Даже не просто убить меня быстро, но, вероятно, сотворить со мной самые ужасные вещи, которые только можно вообразить. По сравнению с которыми то, что я пережила в доме Блэкмур, покажется детской забавой.

Я стараюсь не думать об этом слишком много, потому что, если я буду думать, это будет чертовски больно. А с меня уже было достаточно боли.

— Да, — тихо отвечаю я. — Я не хочу так думать, но это так. Я действительно не понимаю, кто ещё это может быть.

— Кто-то, кто вычислил твою связь с ними, пытается напугать тебя, — пожимает плечами Кейд. — Послушай, Афина, я знаю, ты не хочешь во всем этом участвовать и считаешь, что ты слишком хороша для нашей игры, но есть много девушек, которые отдали бы все свои силы, чтобы оказаться на твоём месте. Они сделают всё, что мы попросим, и они, наверное, чертовски завидуют тому факту, что ты здесь, а они нет. Так что, скорее всего, это просто какая-то ревнивая сучка пытается тебя напугать.

Но даже я вижу беспокойство на его лице. Едва заметное, но оно есть. Он тоже волнуется, и мне от этого должно быть легче, вероятно, я всё это выдумываю в своей голове, но этого не происходит. Всё, о чем я могу думать, это то, что, если Кейд беспокоится об этом, обо мне, может быть, это значит, что все действительно чертовски плохо.

— Да ладно, — говорит он, и это самое нежное, что я когда-либо слышала, чтобы он говорил со мной. — Давай спать, чтобы завтра ты не была такой уставшей. Я, блядь, не обнимаюсь, — предупреждает он, глядя на меня. — Оставайся на своей стороне кровати, и ты можешь остаться.

Я киваю, просто радуясь, что нахожусь в комнате с кем-то ещё, где каждое царапанье в окно и скрип этого старого дома не заставляют меня думать, что кто-то прокрадывается, чтобы убить меня, а если и прокрадывается, то, по крайней мере, я не одна в комнате.

Я убеждаюсь, что мне удобно на своей половине кровати. Тем не менее, я всё ещё остро ощущаю тяжёлое, мускулистое тело Кейда, когда он забирается в постель на свою половину, матрас сдвигается, и от него исходит тепло, исходящее из-под одеяла. Я чувствую запах его мыла, лёгкий запах пота из корзины для белья, запах свежего стирального порошка от простыней, и внезапно чувствую, как на меня накатывает волна усталости, заставляя опустить веки. Я никогда бы не подумала, что буду чувствовать себя в безопасности в постели с Кейдом Сент-Винсентом, но вот мы здесь.

Он почти такой тихий, что я думаю, мне это показалось. Но я почти уверена, что слышу, как он говорит, когда я уже засыпаю:

— Я никому не позволю причинить тебе боль, малышка Сейнт.

Кроме тебя, думаю я.

АФИНА

Следующие пару дней всё шло довольно гладко. Ну, настолько гладко, насколько это возможно, учитывая, что я всё ещё живу в грёбаном Блэкмурском доме, и я всё ещё… ну, в общем, принадлежу грёбанному Дину Блэкмуру. Я не знаю, что произойдёт, если я проведу ещё одну ночь в постели Кейда, потому что следующие пару ночей Дин будет держать меня в своей, поворачивая во всевозможных позах, пока он будет входить в мой рот и мою киску. Он ещё не пытался трахнуть меня в задницу, но у меня такое чувство, что это только вопрос времени. Я чувствовала, как его пальцы приближались к этому месту, когда он наклонял меня над кроватью, сжимая мои ягодицы, а кончики его пальцев скользили между ними. Я напряглась, ожидая первого намёка на проникновение, но он просто продолжал толкаться.

Когда я не нужна Дину, я всё остальное время провожу на занятиях или в спортзале. Я пропускаю свои встречи с Мией за чашкой кофе после школы, чтобы сразу же отправиться туда, поднимать тяжести и тренироваться с Джексоном. И это последнее вот-вот расшатает мои последние нервы.

Я не знаю, почему я вообще согласилась на это, кроме того факта, что это был единственный способ заставить кого-то тренироваться со мной. Но каждая минута, которую я провожу с ним на ринге, – это попытка сосредоточиться на том, что я должна делать, а именно оттачивать навыки, которые у меня были раньше, и изучать новые, которые обеспечат мне безопасность.

Если я когда-нибудь захочу освободиться от Блэкмуров, Сент-Винсентов и Кингов, освободиться от всего этого патриархального дерьма и жить самостоятельно, если я хочу обезопасить себя и свою мать, тогда я не могу зависеть ни от кого другого. Даже если Кейд имел в виду то, что сказал прошлой ночью, и он никому не позволил бы причинить мне боль, это не имеет значения. Моя мать зависела от мужчины – хорошего человека, который любил её и которого она любила в ответ, и посмотрите, что произошло. Я не могу положиться на трёх мужчин, которые видят во мне не что иное, как собственность, не что иное, как игрушку, с которой можно поиграть, жертву, которую нужно принести, питомца, которого нужно содержать и баловать, когда он хороший, и наказывать, когда плохой.