Это была моя девочка. Моя Натали. Теперь её нет, и она больше никогда не посмотрит ни один из моих боев, никогда не бросится в мои объятия и не поцелует меня снова после победы, игнорируя кровь и пот ради вкуса моих губ. Она никогда больше не позволит мне отвести её на то место на утёсе, уложить на одеяло и трахнуть с торжеством мужчины, который только что что-то выиграл. Она ушла навсегда.

Я не допущу, чтобы с Афиной случилось то, что случилось с ней. Я этого не сделаю.

Моё преимущество перед Маркусом в том, что, хотя он тяжёлый и наносит сильные удары, я легче и быстрее. Он сложен как пауэрлифтер, а я весь из крепких мышц, с очень небольшим количеством жира в теле. Я не хочу принимать от него ни единого удара, но я знаю, что сделаю это. Это неизбежно. Я просто должен держаться подальше от канатов и не позволить ему повалить меня на землю, где я не смогу выбраться из-под его массы, пока он не отправит меня в нокаут.

Удар в живот заставляет меня отшатнуться, острая боль пронзает меня насквозь, подсказывая, что он задел ребро. Я не игнорирую это, но и не позволяю этому сбить меня с толку. Вместо этого я беру боль, горячую пульсацию, которая распространяется по моей груди, и превращаю её во что-то другое. Боль, гнев, похоть, нужда, негодование, я беру всё это и направляю в нужное русло, чувствуя, как оно течёт сквозь меня, в мои мышцы, в мои кулаки, и когда я бью Маркуса в подбородок, я вижу, как течёт кровь.

После этого всё как в тумане. Быстрый и гибкий, я двигаюсь как кошка, отбивая его удары, а затем нанося их с удвоенной силой. Я чувствую, как под повязкой на костяшках пальцев остаются синяки, они кровоточат сквозь ткань, но мне всё равно. Физическая боль ощущается почти приятно, лучше, чем та внутренняя боль, которая, кажется, никогда не проходит, ни когда я бодрствую, ни когда сплю, ни на какое другое мгновение в течение дня, за исключением тех случаев, когда я борюсь сам с собой или, в данном случае, с другим человеком.

Маркус хрюкает и отшатывается назад, когда я наношу удар по почкам, и я делаю выпад вперёд, нанося ему удар в подбородок. Его голова откидывается назад, зубы скрежещут, и я наношу ещё один удар в челюсть, заставляя его завалиться набок на землю, а изо рта хлещет кровь.

Он опускается на четвереньки, и я слышу, как начинается отсчёт. На секунду мне кажется, что он собирается встать, но затем он опускается, и я понимаю, что победил.

Победа кажется пустой. Дело было не в победе, а в борьбе, и теперь, когда всё закончилось, я чувствую, как в моём животе снова разверзается пропасть, угрожая затянуть меня вниз.

— Тебе стоит прийти на афтепати, — слышу я голос позади себя, когда выхожу с ринга, беру мокрое полотенце и вытираю им своё окровавленное лицо. — Я буду там.

Я понимаю, что это девушка в сеточке, ещё до того, как оборачиваюсь. Вблизи, она кажется ещё красивее, у неё острое, угловатое лицо, которое совсем не похоже на Афину или Натали, теперь, когда я рассмотрел её получше. У неё прямые волосы, и она убирает их с лица, улыбаясь мне.

— Джексон? Тебя ведь так зовут, верно? — Она протягивает руку. — Я Пикси.

Не может быть, чтобы это было её настоящее имя, но я не собираюсь спорить.

— Приятно познакомиться, Пикси. — Я начинаю разматывать руки, морщась, когда ткань отрывается от синяков и ссадин на коже. — Не знаю, готов ли я к вечеринкам. Это была утомительная драка.

Она опускает взгляд на мои руки.

— Как насчёт того, чтобы пойти ко мне? У меня есть кое-что для твоих рук. — Её взгляд скользит по мне. — А потом, может быть, что-нибудь и для тебя, если ты правильно разыграешь свои карты.

Правильно? Я её не хочу. Но у моего тела другие планы. Мой член уже твердеет, выпирая из-под боксёрских трусов, когда я смотрю на её милое личико, ярко-зелёные глаза, черную помаду, маленькие груди с черными крестиками на сосках. С ней было бы хорошо трахаться, я уже могу это сказать. Она, наверное, делает глубокую глотку, и вероятно крикунья, скачущая на члене всю ночь. Я мог бы трахать её столько раз, сколько захочу. Чёрт, она, наверное, и в задницу принимает с удовольствием.

Но она не та, кого я хочу. Она могла быть лишь бледной тенью, заменой, и, честно говоря, несмотря на то, что я привык относиться к женщинам как к одноразовым вещам, я знаю, что она заслуживает лучшего, чем это. Лучше, чем моя беспечная жестокость, а это всё, что я могу предложить.

— Я не должен, — начинаю я говорить. Внезапно она оказывается напротив меня, приподнимается на цыпочки, её рука прижимается к моей гладкой, вспотевшей груди, а рот прижимается к моему, её язык облизывает колечки на моей губе, в то время как другая её рука скользит между нами, чтобы сжать мой ноющий член.

— Я думаю, должен, — говорит она, её губы всё ещё очень близко к моим. — Давай, я отвезу тебя.

Только когда мы садимся в её машину, маленький и тесный хэтчбек, она снова заговаривает, заводя двигатель, который всё время жалуется.

— Джексон Кинг, да?

— Да. — Я не вдаюсь в подробности. Теперь, когда я нахожусь вдали от ринга и в машине, физическая боль ощущается гораздо сильнее, и я почти уверен, что Маркус сломал мне одно из рёбер.

— Насколько я слышала, семья Кингов играет здесь довольно важную роль. Так что же сын Кингов делает в подпольном бойцовском клубе, обмениваясь ударами с байкерами?

— Почему тебя это волнует?

Она пожимает плечами.

— На самом деле, это не так. Мне просто любопытно.

— Это не твоё дело.

— Вполне справедливо. — Пикси поворачивает налево, сворачивая в жилой район, который выглядит довольно запущенным, на самой окраине Блэкмура. — Не из тех, кто делится. Я могу это понять.

Я откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза и мечтаю о сне. Я уже знал, что мой приезд сюда был ошибкой. Я чертовски возбуждён, не поймите меня неправильно, но я не хочу Пикси. Я хочу Афину, и если я не могу заполучить её, что ж, тогда я хочу выпить чего-нибудь покрепче, чтобы снять напряжение, и свою собственную постель. Не чужую квартиру и девушку, которая рассчитывает на приятное времяпрепровождение.

— Послушай, Пикси, с твоей стороны было мило пригласить меня сюда, но, наверное, было бы лучше, если бы ты просто отвезла меня обратно.

— Мы на месте. — Она заглушает двигатель. — Просто пошли и позволь мне поухаживать за твоими руками. Или ты собираешься сказать мне, что у тебя дома есть кто-то, кто сделает это за тебя?

Я сдерживаю смешок. На это нет ни малейшего шанса. Дин, вероятно, сейчас трахает Афину. Кейд не стал бы мне помогать, даже если бы я попросил его об этом по-хорошему, и, вероятно, ещё меньше шансов, что я это сделаю, а больше здесь нет никого, кто мог бы мне помочь. Может, только Брук, но я ещё не пал так низко, чтобы умолять горничную помочь мне перевязать рану.

— Хорошо, — коротко отвечаю я. — Но я ненадолго.

Пикси пожимает плечами.

— Как хочешь.

ДЖЕКСОН

Её квартирка маленькая, но аккуратная, в воздухе всё ещё витает слабый запах травки, одно окно приоткрыто. Я вижу окурок косяка в пепельнице на подоконнике и киваю в его сторону.

— Что-нибудь осталось?

Она смеётся.

— Я заверну тебе свежую, как насчёт этого? Иди прими душ, а потом я приведу в порядок твои руки.

Прошло много времени с тех пор, как я принимал душ где-либо, кроме своей собственной ванной комнаты или спортзала. Ванная комната Пикси даёт понять, что она живёт одна: на столешнице разбросаны кисточки и контейнеры для макияжа, развешаны свежие полотенца, всё чисто, даже если и немного бардака, и это трудно оспорить, учитывая, насколько это крошечное помещение. Душ наполнен различными видами мыла и шампуней с ароматами клубники и миндаля в меду, и я морщу нос, зная, что выйду отсюда пахнущий, как чёртова девчонка.

Но я чувствую, как пот и кровь начинают высыхать на мне и на моих волосах, которые стали достаточно жёсткими, чтобы не только выбиваться из узла, в который я их завязал, но и неуклюже торчать на затылке, и поэтому идея о горячем душе внезапно становится достаточно чтобы мне было всё равно, выйду ли я оттуда пахнущим, как фруктовый коктейль.