Мои глаза распахиваются, и внезапно это становится не так приятно. Я чувствую, что наклоняюсь в сторону, но не двигаюсь, когда раскидываю руки, чтобы удержаться. Небо начинает кружиться надо мной, звезды превращаются в туманность из крошечных точек на тёмном небе, и мой желудок скручивает от приступа тошноты, когда я понимаю, что у меня кружится голова. Мир вращается вокруг меня, хотя я стою совершенно неподвижно. Затем я наклоняюсь вперёд, чашка выпадает из моих пальцев, и я падаю на колени.

Я хочу, чтобы меня вырвало, но не могу. Внезапно мне кажется, что моя голова весит сто фунтов, и я переворачиваюсь на бок, ощущая прохладную траву под щекой, и смотрю на лабиринт. Я слышу шорох, но уже не совсем уверена, что реально, а что нет. Когда я вижу туфли, направляющиеся в моем направлении, длинные ноги в джинсах, звук мужского голоса и более высокий женский тембр, я не знаю, реально ли это или просто часть той странной, вращающейся галлюцинации, которая, кажется, у меня возникает.

И тут я вспоминаю парня у подножия лестницы и выпивку, которую он протянул мне, выпивку, которую я выпила, не задумываясь, потому что была застигнута врасплох видом преследовательницы, пробиравшейся сквозь толпу. Той самой преследовательницы, которую сейчас, когда я переворачиваюсь на спину и смотрю вверх, я смутно вижу над собой, её волосы зачёсаны назад, так что я могу видеть её острое лицо и зелёные глаза, и что-то мерцающее у неё над губой, похожее на звезду.

Я долбанная идиотка.

Какое правило знает каждая женщина?

Никогда не берите выпивку у незнакомца.

— У тебя на лице звезда, — невнятно бормочу я, когда девушка наклоняется надо мной и начинает смеяться.

— Господи, Блейк, она чертовски не в себе. Сколько ты ей дал? Я не хочу, чтобы она умерла до того, как мы немного повеселимся.

— Хватит, — рычит парень. — Она не доставит нам никаких хлопот со своими взбалмошными мозгами.

Что-то в этом заставляет меня разозлиться настолько, что на долю секунды туман рассеивается, и я бросаюсь вверх, хватаю его за ногу и дёргаю изо всех сил, что в моем нынешнем состоянии не так уж и много. Но это застаёт его врасплох настолько, что он с воплем отшатывается в сторону.

— Блядская сука! — Он отшатывается, сильно ударяя меня ногой по рёбрам, и мир снова плывёт у меня перед глазами. Девушка опускается на колени рядом со мной, её рука сжимает в кулаке мои волосы и скручивает их так сильно, что у меня слезятся глаза, когда она поворачивает мою голову к себе.

— Тебе лучше, черт возьми, успокоиться, Сейнт, — шипит она. — У Блейка не так много терпения, как у меня.

Я издаю сдавленный звук, похожий на кошачье шипение, плюю ей в лицо и чувствую, как мой желудок снова сжимается. У меня на мгновение всплывает воспоминание о той ночи в библиотеке, когда меня вырвало на Кейда, и если когда-нибудь и было время, когда я хотела бы это повторить, то именно сейчас. Но вместо этого я просто чувствую, как рука девушки ударяет меня по щеке, и это жалящая пощёчина, от которой я отшатываюсь.

— Мне будет чертовски весело резать тебя, — шипит она в ответ, а затем кивает Блейку. — Давай. Помоги мне дотащить её до чёртова грузовика.

Нет. нет, нет. Это следующее правило, известное каждой женщине, – никогда не позволяй им затащить тебя в машину. Как только ты окажешься в машине, твои шансы выжить снизятся по какой-то статистике, которую я сейчас не могу вспомнить, но знаю, что это нехорошо. Но я не совсем уверена, что мне следует с этим делать. Они наполовину поднимают меня, наполовину волокут, и мои конечности кажутся тяжёлыми и вялыми, как будто я не могу пошевелиться. Только усилием воли я ещё не потеряла сознание. Моё тело хочет погрузиться в эту сладкую густую тьму, которая, как я чувствую, сгущается где-то на краю моего зрения. Но это приближается, я знаю, что это так. Моё тело тяжелеет с каждой секундой, когда они тащат меня в дальний конец лабиринта, и я вижу свет фар. Там ждёт грузовик, и моё сердце подскакивает к горлу, когда я вижу, что ещё там есть.

Мотоциклы, их много, и на них сидят мужчины, одетые в кожаные куртки, на которых я не могу разглядеть нашивки, но мне это и не нужно. Есть только одна банда байкеров, которая только и ждёт, чтобы похитить меня.

«Сыны дьявола». Они здесь, чтобы закончить то, что они начали, когда убили моего отца и сожгли мой дом дотла.

Мама. Слёзы наворачиваются на глаза, когда я думаю, жива ли она ещё, забрали ли её тоже, будет ли она ждать, куда бы они меня ни отвезли. Я чувствую, как слёзы стекают по моим щекам, собираются в уголках губ, но, кажется, я не могу пошевелиться, чтобы слизать их или хотя бы по-настоящему сопротивляться. Я хочу, каждая частичка меня хочет сделать последнее отважное усилие, чтобы побороться, прежде чем они запихнут меня в этот грузовик, но я не могу пошевелиться. Я словно парализована, наблюдая за всем происходящим, в то время как я полностью осознаю происходящее. Это самая ужасная вещь, которая когда-либо случалась со мной.

— Помогите мне с ней, — слышу я голос Блейка, и двое парней помоложе слезают со своих мотоциклов и с важным видом направляются ко мне. Я чувствую на себе чужие руки, хватающие и ощупывающие меня, когда они поднимают меня, в то время как кто-то другой опускает задний борт грузовика, и меня швыряют внутрь, как мешок с кормом, ударяя подбородком о половицу с такой силой, что я чувствую вкус крови.

— Свяжите её, — раздаётся откуда-то голос, и я начинаю вырываться, пытаясь пошевелить руками, приподняться, но не могу. Я, черт возьми, не могу пошевелиться и даже закричать, мои голосовые связки словно парализованы, как и всё остальное во мне. Всё, что я могу, – это беспомощно хныкать и скрючивать пальцы, тщетно пытаясь оцарапать руки, которые связывают мои запястья и лодыжки.

Я слышу звук захлопывающейся двери багажника и крепко зажмуриваю глаза. Я больше не чувствую запаха травы или цветов. Я чувствую только выхлопные газы двигателя и шершавую поверхность поддона под своей щекой. Здесь так же пахнет маслом и смазкой, как будто кто-то перевозил в нем автомобильные или мотоциклетные запчасти, прежде чем меня бесцеремонно сюда забросили. Мне становится немного грустно от того, что теперь мои воспоминания об этих запахах будут другими, что я буду вспоминать не о моем отце или поездках на мотоцикле Джексона, а о том времени, когда меня похитила банда, которая раньше была для меня как часть семьи.

Если я вообще проживу достаточно долго, чтобы это осталось в памяти.

От этой мысли у меня перехватывает дыхание, и мне снова становится дурно. Я думала, что живу по наихудшему из возможных сценариев, но теперь я столкнулась с очень реальной возможностью того, что могу умереть этой ночью. По крайней мере, они не планируют ничего хорошего. Ничего такого, что могло бы мне понравиться.

Они определенно не прилагают никаких усилий для того, чтобы поездка была комфортной. Клянусь, они специально наезжают на каждую кочку так сильно, как только могут, и после того, как мне показалось, что мы ехали очень долго, я начала мечтать о том, чтобы отключиться, просто чтобы не чувствовать постоянных кренов и толчков грузовика. Я могу сказать, что мы едем куда-то на окраину города, когда более обычные улицы превращаются в обсаженные деревьями просёлочные дороги, и запах сосен наполняет мой нос вместе с машинным маслом.

Такое чувство, что поездка длится вечно. Это даёт мне достаточно времени, чтобы продумать все наихудшие сценарии, все ужасные вещи, которые они могли бы для меня спланировать. Уйма времени, чтобы побеспокоиться о моей матери и о том, втянута ли она в это тоже, или дело только во мне. Я надеюсь, что она в безопасности, и чувствую, как слёзы снова начинают течь по моему лицу, когда я опускаюсь на пол, больше всего на свете желая, чтобы это поскорее закончилось. Просто наконец-то уже узнать, что произойдёт, чтобы собраться с духом пройти через это и смириться со своей судьбой.

Однако, когда грузовик резко останавливается, я вдруг начинаю сомневаться, что готова узнать, что произойдёт дальше.