Она безропотно бы выполняла всё, что я от неё требовал. Когда-то мне это нравилось. Раньше я любил девушек, которые послушно раздвигались, опускались на колени, не дожидаясь просьбы, открывались передо мной без вопросов. Я чувствовал себя счастливым, желанным, могущественным, зная, что мне даже не нужно приказывать им подставлять свои дырочки для моего удовольствия, вместо этого они будут умолять меня об этом.

Но Афина всё изменила. Её огонь, её искра, её упрямое стремление дать отпор, из-за всего этого такие девушки, как Уинтер, кажутся мне невероятно скучными, их слишком легко возбудить. Поэтому, когда Уинтер выходит из своего общежития в бледно-голубом атласном вечернем платье, её волосы уложены в идеальную огненную причёску, а кожа и фигура абсолютно безупречны, я ничего не чувствую. Даже намёка на возбуждение.

Я могу думать только об Афине. И это чертовски сводит меня с ума.

Гала-вечер – это одно из обычных скучных благотворительных мероприятий, проводимых в художественной галерее в центре города, за которым следует ужин и аукцион в пользу того фонда, в который они решили вложить деньги, возможно, кто-то из присутствующих здесь председательствует, чтобы они могли прикарманить изрядную часть денег. Я редко видел, чтобы эти фонды приносили какую-то пользу. В основном они существуют просто для того, чтобы с лёгкостью направлять больше средств в карманы тех, кто в них меньше всего нуждается, при этом заставляя всех остальных чувствовать себя хорошо, поскольку они притворяются, что не знают, что происходит на самом деле.

Когда мы входим, к нам спешит высокая симпатичная блондинка в изумрудно-зелёном платье, похожем на бледно-голубое, которое на Уинтер, и хватает её за руки.

— Боже мой, ты выглядишь великолепно, — восклицает она, мило надув розовые губки и с завистью оглядывая Уинтер. Она весит фунтов на двадцать больше, что объясняет её ревность, а Уинтер прихорашивается под её восхищением, что заставляет меня ненавидеть Уинтер ещё больше.

У меня возникает внезапное, сильное желание убраться к чёртовой матери из этого места, желание вернуться домой, в свою комнату, в свою постель, где меня будет ждать моя Афина. Это и выбивает меня из колеи, потому что это мой мир, моё место. Встречи, заседания совета директоров, благотворительные мероприятия, ужины в загородных клубах – всё это моё будущее. Место, о котором я мечтал с детства, вещи, которые я должен буду делать и посещать как наследник и лорд Блэкмура.

У меня нет причин внезапно чувствовать себя неуютно, и выбитым из колеи всем этим блеском, и ложью, которые окружают людей, среди которых я вырос, желать посмеяться над завистью блондинки или стереть самодовольную улыбку с лица Уинтер. Я не должен ненавидеть никого из этих людей, я такой, как они. Я один из них, лучший из них, их господь.

Впервые я задаюсь вопросом, не лучше ли было бы каким-то образом избавиться от Афины, отправить её обратно в дом её матери, предъявить доказательства того, что я завоевал её девственность, а затем отправить её на какую-нибудь тёмную должность служанки, где я буду видеть её как можно реже.

Она проникает в мою кровь, как болезнь, как яд, как наркотик. Заставляет меня смотреть на вещи по-другому, подвергать сомнению то, в чём я не хочу сомневаться. Я должен быть счастлив, если бы такая женщина, как Уинтер, стала моей будущей женой, даже если я не испытываю к ней особого желания или симпатии. Она именно такая жена, которая мне нужна. Всё становится на свои места, и всё же я чувствую себя более неуютно, чем когда-либо.

— Дин? — Уинтер тянет меня за локоть. — Пойдём, прогуляемся по галерее, прежде чем наступит время ужина.

Я беру бокал шампанского с подноса, проходящего мимо человека, и лениво потягиваю его, пока мы прогуливаемся по галерее, разглядывая различные картины и скульптуры, которые будут выставлены на «благотворительный аукцион». Ничто из этого не кажется мне особенно вдохновляющим, многое из этого, на мой взгляд, выглядит примерно также заумно, как лепка малыша из макарон. И все же Уинтер охает и ахает по этому поводу, как будто это Пикассо, Рембрандт и Ван Гог.

Неприязнь, которую я испытываю к ней, всё сильнее оседает у меня в животе, обжигая, как кислота, когда я допиваю остатки шампанского. Интересно, что бы сказал её отец и, что более важно, мой отец, если бы я сказал им, что не заинтересован в том, чтобы она была моей женой, что я предпочёл бы кого-нибудь другого.

Но на самом деле, какая разница? Любая из этих светских дам будет такой же – жаждущей богатства и статуса, натренированная быть нежным цветочком, который знает, как устроить званый ужин, управляться со слугами, спланировать торжественное мероприятие и выбрать няню для детей, которую с рождения учили, что тихий голос и отсутствие отстаивать своё мнение и делать так, чтобы твой муж был счастлив, – это самые важные вещи, особенно после того, как ты нашла богатого мужа.

По крайней мере, Уинтер действительно высказала своё несогласие с Афиной, а это значит, что я с ещё большим удовольствием заявлю ей в лицо, что трахаю её. По крайней мере, я могу получить от этого хоть какое-то удовольствие. В то время как одна из этих других «леди», вероятно, просто кивнула бы, улыбнулась и сказала мне: «Как пожелаешь, любовь моя», даже если бы я сказал ей, что хочу, чтобы она посмотрела, как я вылизываю задницу своему питомцу.

Здесь нет ничего реального. И именно это Афина сделала со мной – открыла мне глаза на это, заставила захотеть чего-то настоящего. Заставила меня захотеть её громкий, дерзкий голос, яркие взгляды, эпатажный макияж и байкерскую одежду в стиле трэш, её упрямый вызов, внешность и отношение крутой девчонки. Всё то, что, по моим словам, было отвратительным, абсолютно отталкивающим, не подобающим даже питомцу Блэкмура, не говоря уже о леди Блэкмур, Афина превратила в то, что вызывает у меня эрекцию, которая просто не проходит.

— Мы должны купить что-нибудь из этого, — мурлычет Уинтер. — Для поместья Блэкмур, когда оно будет твоим. Это может быть первой вещью, которую мы купим вместе.

— Конечно, — рассеянно отвечаю я, оглядывая комнату. Меня это не особенно волнует, ведь счета по моей кредитной карте оплачивает мой отец. Но Уинтер уже веселеет и оглядывает комнату, рассматривая различные произведения дерьмового искусства, чтобы выбрать то, которое ей больше всего нравится.

— Давай, помоги мне выбрать, — настаивает она, дёргая меня за локоть, и я вздыхаю, заставляя себя посмотреть на то, что висит на стене. Хотя здесь нет ничего новаторского, есть несколько достойных пейзажей, просто красивые луга и мерцающие горизонты, которые ничем не отличаются от любого другого пейзажа, который я когда-либо видел. Кроме того, есть абстрактное искусство, которое, по моему личному мнению, выглядит так, как будто кто-то просто вылил банки с краской на холст, а затем имел наглость запросить за него почти шестизначную сумму, и концептуальное искусство, в котором такие вещи, как грозовые облака, содержат негативные слова, а форма головы изображена пустой. Я не могу удержаться и закатываю глаза, увидев это, но, конечно же, Уинтер останавливается перед этим, склонив голову набок.

— Это действительно глубоко, — бормочет она. — Например, иногда в твоём мозгу происходят только плохие вещи, и если бы всё это исчезло...

Я хочу сказать, что в твоей голове и так чертовски пусто, но не делаю этого. Это не стоит того, чтобы затевать ссору. Я просто снова пожимаю плечами.

— Выбирай, что тебе нравится.

— Предполагается, что мы будем делать это вместе, — надувает губы Уинтер.

— Просто выбери что-нибудь. — Я отворачиваюсь, снова осматривая комнату в поисках кого-нибудь, с кем стоило бы поговорить. Она уже ведёт себя как моя девушка, нет, на самом деле, как моя невеста, и это чертовски раздражает, учитывая, что ещё ничего не подписано и не решено окончательно.

— Ты всё портишь. — Она отворачивается от картины, её лицо пылает. — Давай просто пойдём поужинаем.