Меня это чертовски бесит, а она даже слова ещё не сказала.

Почему меня это вообще волнует? Я была бы рада, если бы она захотела забрать его у меня. Но по какой-то причине мысль о том, что Дин смотрит на Уинтер также, как на меня, прикасается к ней, целует её, слизывает с неё клубничный джем за завтраком, заставляет мой желудок сжиматься от тошнотворной ревности, которая мне совершенно незнакома.

Что, черт возьми, со мной не так?

— Извините за опоздание, — говорит она, лучезарно улыбаясь и усаживаясь на стул, который выдвинул для неё отец. На ней приталенное розовое платье с запахом, узкими короткими рукавами и длиной до середины бедра, немного коротковатое для этого места. Я предполагаю, что мистер Ромеро достаточно важная персона, чтобы никто не сказал его дочери, что она не соблюдает дресс-код.

Я также предполагаю, что глубокий вырез и короткий подол – это для Дина.

— Где ты была? — Спрашивает мистер Ромеро, в его тоне слышится лёгкий упрёк. — Мы ждали тебя.

— Я была в салоне. — Она встряхивает своими густыми, блестящими рыжими волосами, глядя на отца из-под длинных накладных ресниц. — Прости, папочка.

Что-то в том, что девочка студенческого возраста произносит слово «папочка», заставляет меня потерять аппетит.

— Кто это? — Она смотрит на меня через стол. — Дин, я не слышала, что у тебя есть девушка. — Она мило надувает губки, выпячивая свою полную, накрашенную нижнюю губу. Я вдруг возненавидела свой дурацкий наряд, который на мне надет, из-за того, что я выгляжу как точная копия этой девушки, а не как та, кто я есть на самом деле. Если бы я сидела здесь в джинсах, армейских ботинках и кожаной куртке, накрашенная, я бы чувствовала себя намного увереннее в себе. Но сейчас я чувствую себя маленькой и неуверенной, и мне это совсем не нравится.

Особенно, когда великолепная девушка, сидящая напротив меня, явно хочет мужчину, с которым я здесь.

— Это Афина, — холодно произносит Дин. — Мой питомец.

Я не твоя, я хочу огрызнуться, но не делаю этого. Я плотно сжимаю губы, потому что внезапно мне больше, чем когда-либо, захотелось, чтобы Дин выполнил свои угрозы. Я не хочу, чтобы меня унижали перед этой девушкой, и чтобы она видела моё бессилие. Я не бессильная, говорю я себе, но здесь я почти уверена, что бессильна.

— Ой! Я помню её, — говорит Уинтер, даже не потрудившись взглянуть на меня, как будто меня здесь нет. — Я познакомилась с ней на игре Кейда в регби. Она живёт в доме с тобой, Кейдом и Джексоном, верно?

— Да. Но теперь она моя. — Рука Дина опускается на моё бедро. — Как и весь город, как только на следующей встрече будут представлены доказательства.

— Ты отлично справился, сынок, — говорит Марк, и на его лице появляется намёк на гордость, когда он смотрит на Дина. — У тебя есть немного времени, прежде чем начнётся настоящая ответственность. Но пока ты делаешь свою работу так, как мы тебя просили.

— Наслаждайся оставшимся временем, трахая эту милашку, — со смехом говорит Босворт. — Мне интересно, Дин, ты уже поимел её задницу? Я случайно взглянул на неё, когда она входила. Это хороший вид. Бьюсь об заклад, сзади открывается отличный вид...

— Хватит! — Резко говорит Марк, заметив сердитое выражение на лице Дина. — Здесь леди, так что давайте вести себя как джентльмены.

— Она не леди. Она просто чёртов питомец, — ухмыляется Джейкоб Вудрафф. — Ничего, кроме трёх дырок на теле.

— Я говорил о Уинтер, — сухо отвечает Марк.

Уинтер мило улыбается ему, накручивая прядь волос на палец.

— Всё в порядке, — говорит она сладким голосом. — В конце концов, она ведь не совсем человек, не так ли? Просто хорошо выдрессированный домашний питомец. Я удивлена, что Дин вообще взял её с собой.

— Мы попросили его об этом, — говорит Марк. — Мы хотели посмотреть, как он с ней справляется. И пока я доволен. Она вела себя очень хорошо.

Моя спина так выпрямлена, что позвоночник болит, руки сцеплены на коленях. Это всё, что я могу сделать, чтобы не задрожать от усилий не сказать что-нибудь в ответ, промолчать, опустить глаза. И я знаю, что Дин это чувствует, потому что его рука сжимается на моём бедре, на дюйм забираясь под подол моей юбки.

Когда официантка подходит, чтобы принять наши заказы, он наклоняется ко мне.

— Осторожно, Афина, — шепчет он. — Я вижу, что тебе хочется открыть свой прелестный ротик. Но ты поступила мудро, не делая этого. — Его рука поднимается ещё на дюйм, кончики пальцев прижимаются к внутренней стороне моего бедра. — Я могу делать с тобой всё, что захочу, и никто меня не остановит. Я мог бы трахнуть тебя прямо за этим столом, пока они едят свои закуски. Я мог бы отдать тебя всем здешним мужчинам, позволить им делать с тобой всё, что им заблагорассудится. Я мог бы посоветовать тебе залезть под стол и отсосать у всех, включая моего отца. Либо ты сделаешь это, либо я позабочусь о том, чтобы порка, которую ты получила на днях, не шла ни в какое сравнение с той, которую ты получишь, когда мы вернёмся домой. И все они будут рады накормить тебя по полной программе. Ты ничто, Афина, — шипит он. — Ты всего лишь мой питомец. Ты только та, кем я тебя называю, и ничего больше.

Я чувствую, как горячие слёзы застилают мне веки, но я не даю им пролиться. Нет, думаю я, когда его рука скользит вверх по внутренней стороне моего бедра, его пальцы дразнят мою обнажённую киску, и я вздрагиваю, когда кончики его пальцев скользят между моими складочками, задевая мой клитор и спускаясь к моему входу.

— Чёрт, ты промокла, — рычит Дин мне на ухо, всё ещё достаточно тихо, чтобы никто не услышал. — Это из-за того, что я раньше говорил о том, чтобы трахнуть тебя за столом, или из-за того, что сказал, что могу заставить тебя сосать у всех? Что, если я дотронусь до тебя пальцем и заставлю кончить на глазах у всех? Они все будут знать, что я делаю, но будут притворяться, что не знают.

О Боже. Я чувствую, как пальцы Дина пропитываются новой волной возбуждения, но стискиваю зубы, отказываясь поддаваться ему. Когда я успела стать такой развратной? Мысль о том, чтобы позволить Дину трахать меня пальцами здесь, посреди всех этих людей, делая что-то настолько запретное, настолько неправильное, заставляет мою киску пульсировать и сжиматься от желания. Но я знаю, что чем больше я поддаюсь желаниям, которые он во мне пробуждает, желаниям, которые пробуждают во мне Кейд и Джексон, тем больше я принадлежу ему. Тем меньше у меня власти. И я не могу этого допустить. Я должна вернуть себе свою силу, а не поддаваться им.

Так что я собираю все остатки самообладания, которые у меня есть, и протягиваю руку, накрывая его ладонь своей и отводя её вниз, от моей ноющей киски. Глаза Дина расширяются, и я испытываю внезапный приступ страха, понимая, что бросила ему вызов. Он может привести в исполнение свои угрозы, он может приказать мне лечь под стол прямо сейчас, он может…

— Сэр? Мэм? Могу я принять ваш заказ?

Официантка стоит прямо перед ним, прерывая всё, что Дин собирается сказать или сделать. Я облегчённо вздыхаю, хотя моё лицо вспыхивает от смущения, когда я думаю, что она, возможно, увидела руку Дина у меня под платьем. Я даже не слышу, что заказывает Дин, потому что его рука сжимает моё бедро так сильно, что это почти причиняет боль. Когда я, наконец, поднимаю глаза, я вижу, что Уинтер смотрит на меня через стол, и в её глазах есть что-то, что потрясает меня почти также сильно, как шрамы, которые я увидела на спине Кейда.

Выражение её лица не просто ревнивое. Оно злое. Искажённое. Как будто я забрала что-то, принадлежащее ей.

Я не могу перестать видеть это выражение на лице Уинтер, даже когда оно исчезает, и она изящно ковыряется в еде на своей тарелке. Я почти не слушаю, что говорят другие, моё сердце бешено колотится в груди, когда рука Дина крепко сжимает моё бедро, предупреждая, чтобы я не давила на него слишком сильно.

Всё, чего я хочу, – это чтобы обед поскорее закончился. Я едва ощущаю вкус той малости еды, которую мне удаётся съесть, я не смогла бы сказать, что на самом деле у меня на тарелке. Я чувствую на себе взгляды Уинтер, взгляды других мужчин, которые разбирают меня на части, представляют, чтобы они со мной делали, и мне хочется закричать, наорать на них, послать их всех к чёрту.