Гунвальд неутомимо шагал рядом с повозкой, в которой ехала его младшая жена. Фаллита умудрилась натереть ногу, за что подверглась ласковым упрёкам со стороны Тильды. Старшая жена каршарца, вполголоса ворча, замотала натёртую ступню чистой тряпицей и приказала непоседливой девчонке сесть в повозку, а сама пошла рядом с мужем. Гунвальд, по идее, должен был ехать верхом, как и прочие воины из его отряда, но коней отчаянно не хватало, и каршарец решил идти пешком. Вот он и топал с утра до ночи своими здоровенными сапожищами по зелёной траве.

Когда сумеречные земли закончились, Гунвальд радостно отметил наличие на небе солнца и понял, как сильно он соскучился по яркому солнечному свету за время проживания в Григоте. Не то чтобы он был большим любителем солнечных ванн, но каждый день наблюдать серое унылое небо — это всё-таки перебор для любого нормального человека.

В отличие от каршарца, вампиры всех полов и возрастов к яркому светилу на небе отнеслись не столь радостно. Все они, как один, нацепили чёрные защитные очки и постарались поплотнее укутать лица. Гунвальд, глядя на Тильду, скорее похожую на шагающую мумию, чем на красивую женщину, только хмыкнул, но от подколок воздержался. Слишком уж болезненно воспринимали вампиры потерю родного города, чтобы терпеть подобные шуточки. Да и жгучее солнце причиняло им настоящий, а вовсе не иллюзорный вред, так что необходимость укутываться у Тильды была. Но всё равно, выглядела она забавно.

Впрочем, вскоре новизна впечатлений спала, и Гунвальд перестал обращать внимание на непривычный вид вампиров. Тем более, что вскоре ему пришлось выполнять свои обязанности по охране гражданских, а именно: вступить в бой с врагами. Враги, правда, оказались странными. Поначалу Гунвальд, услышав сигнал тревоги, решил, что отряд бокового сопровождения захотел шашлыка, а тревогу протрубили, чтобы остальные приняли участие в охоте. Потому что каршарец увидел, как всадники на полном скаку рубят… овец. Впрочем, каршарец тут же вспомнил рассказы тех, кто участвовал в конвоях предыдущих караванов, про овец безумного мага, и тут же помчался к месту жаркой схватки. Стадо… да нет, стадо — это у травоядных… стая овец, голов примерно в сорок, рвалась к беззащитным лошадям каравана и пешим путникам, отряд сопровождения имел всего шесть всадников и сдержать атакующих не мог просто физически. К тому же, лошади явно боялись странных созданий, бесились и то и дело пытались сбросить всадников. А другие отряды сопровождения хотя и мчались к месту атаки, но явно не успевали.

Гунвальд точным ударом меча пробил голову ближайшей к нему овцы, вонзив остриё прямо в оскаленную пасть. В предсмертной агонии здоровенная тварь захрипела и едва не оставила каршарца без оружия, замотав клыкастой башкой из стороны в сторону. Гунвальд сумел удержать рукоять, выдернуть меч и атаковать другого монстра — на сей раз самца, судя по витым рогам. Тот скакнул в сторону, избежав смертельного удара и отделавшись срезанным клочком шерсти на боку, после чего ринулся мимо Гунвальда к ближайшей повозке, явно желая растерзать спрятавшихся за ней женщин, среди которых была и Тильда.

Тут каршарец пришёл в ярость. Чтобы какая-то лохматая тварь угрожала его жене? Не бывать тому! И Гунвальд бросился вдогонку. Пару секунд спустя голова магического барана покатилась в одну сторону, а тело — в другую. Гунвальд не стал высказывать трупу врага всё, что он о нём думает, и кинулся на другую овцу, уже приготовившуюся прыгнуть. Но как бы ни был быстр каршарский воин, модифицированное травоядное оказалось ещё быстрее. Оскалив пасть в жуткой зубастой ухмылке, с громким блеянием овца извернулась, пропустив на башкой остриё меча и прыгнула. К счастью, не на женщин, а на ближайшую, как она считала, добычу. Гунвальда, то бишь.

Гунвальд уже не успевал повторно ударить мечом, а потому просто выставил перед собой левую руку, разрешив бешеной овце впиться зубами в бронзовый наруч. Крепкие клыки заскрежетали о металл, оставив на нём нехилые царапины, Гунвальда слегка качнуло, но на ногах он устоял. А дальше он действовал уже на голых рефлексах. Понимая, что лобная часть бараньей башки самая крепкая, он ударил рукоятью меча сбоку в район глаза. Рука каршарца была крепкой, расчёт — верным, и магически изменённая овца рухнула наземь, суча ногами и разбрызгивая кровь из проломленной башки.

Справа раздались крики женщин — они, хотя и вооружённые кто чем сумел, но по большому счёту не являлись достойными противниками столь быстрым созданиям. Гунвальд двумя громадными прыжками буквально перелетел через телегу и обрушился на двух лохматых тварей, терзавших окровавленную и уже замолкшую жертву. Точным ударом каршарец почти отсёк голову одной овцы, а на другую понадобилось два взмаха меча, после чего вспоротый хищниц завалился на землю рядом со своим убитым собратом и растерзанной и разорванной жертвой. Гунвальду хватило одного взгляда на несчастную, чтобы понять — ей уже ничем не помочь. Но он мог помочь тем, кто разбегался прочь от каравана, по пятам преследуемый скачущими словно пушистые шарики мутантам.

Дальнейшее слилось в один недолгий кровавый фрагмент. Он помнил, как бегал за громко блеющими хищниками, разил мечом и раздавал пинки, ломающие рёбра тварей. А последнюю, которая умудрилась незаметно подкрасться к нему и прыгнуть, метясь в горло, Гунвальд задушил голыми руками. Так в обнимку с трупом овцы его и нашли подоспевшие конные, что со всех сторон стекались к месту схватки.

— Ты как, брат? — лохматая туша была вырвана из объятий каршарца и улетела в сторону, посланная в полёт чьей-то сильной рукой. Над Гунвальдом склонился гигант Вальдор. — Ты весь в крови. Потерпи, сейчас позовём лекарей.

— Ерунда, — прохрипел Гунвальд, принимая сидячее положение, — это не моя кровь. А я цел-невредим.

Гигант Вальдор не удовлетворился этим утверждением, довольно бесцеремонно схватил друга за шкирку, приподнял и принялся вращать из стороны в сторону.

— Хм, действительно цел, — вынес он вердикт. — Царапины не в счёт. А это рваньё лучше сменить — на куртку оно больше не похоже.

Гунвальд осмотрел себя — крепкая кожаная куртка превратилась в живописные лохмотья после знакомства с острыми зубами магических хищников. Да и левый наруч придётся выкинуть — сплющенный, треснутый, с глубокими блестящими царапинами на бронзе, он явно больше не был пригоден.

— Без него руку бы просто раздавило, — глядя на наруч, сказал Вальдор. — Челюсти у этих тварей сильнее, чем у стожора.

— Поймать бы того мага, что сделал этих тварей, да мозги ему выбить, — бросая искорёженный наруч в повозку, буркнул Гунвальд. — Много пострадало?

— Погибли семеро, из них двое детишек, — мрачно сказал Вальдор. — Ещё пять лошадей твари успели разорвать. А раненых нет совсем.

— Моих не видел? — спросил Гунвальд, пытаясь отыскать фигурки своих жён среди снующих вдоль каравана женщин.

Вальдор вздохнул и крепко стиснул плечо друга.

— Тильда вон там. Она… она готовит посмертный обряд для твоей младшей.

Гунвальд медленно повернулся в указанном направлении и застыл. Там, куда показывал Вальдор, лежало растерзанное до неузнаваемости тело. Той, самой первой жертвы. Той, одного взгляда на которую Гунвальду хватило, чтобы понять — для неё жизненный путь окончен. И той, в которой он не узнал свою непоседливую юную жену — настолько изуродована она была.

— Фаля…

— Крепись, друг.

Гунвальд не пошёл к Тильде. Посмертный обряд приготовят и без него, а смотреть на куски тела, ещё недавно бывшего его женой, у каршарца просто не было сил. Гунвальд механически смыл с себя кровь, отыскал новую куртку — простую полотняную и совсем без заклёпок, натянул её и побрёл. Не куда-то конкретно, просто прочь от места, где лежали разорванные тела. Полчаса спустя он остановился, когда знакомый голос вывел его из состояния прострации.

— Давненько не виделись, — перед Гунвальдом возникла бородатая физиономия. — Где пропадал? Совсем старого друга забыл.