К тому же, Стасья упоминала про жар и холод. А от кого это может исходить, как не от голема, созданного из стихий? Вот и получается, что девчонка умудрилась установить контакт с самим Единым. Лет пять назад от подобной мысли Герон пришёл бы в священный трепет, а теперь лишь пожал плечами. Ну Единый, и что? С тех пор, как отрёкся от сана, Герон перестал считать Единого богом. Вернее, не так: Единый, может, и бог, но поскольку он жесток без меры и позволил умереть его возлюбленной, Герон перестал поклоняться ему и с тех пор относился к Единому с безразличием. До этого момента.

А теперь бывший монах понял, что где-то в глубине его сердца ещё остался уголок, в котором нашлось место для могущественного голема. Потому что известие о том, что Единый испытывает страшную боль, не оставило равнодушным Герона. Он вдруг понял, что несмотря ни на что желал бы помочь Единому и унять хотя бы частичку его боли. Если бы мог. Но чем помочь, что он умеет? Фактически, ничего. Да и кто он по сравнению с големом, владеющим запасами всей магии планеты?

А ведь Стасья сказала, что у Единого приступы, и что он запретил ей снова приходить. Значит, опасается, что в следующий раз может погубить неразумную девчонку, когда перестанет соображать от боли.Если бы с могущественным големом всегда дело обстояло так плохо, гроссмейстер и архиепископ, удостоившиеся личной встречи с Единым, непременно упомянули бы об этом. Но они ничего не сказали. Выходит, Единый в любой момент может… Умереть? Перестать быть? Неважно, не в терминах дело.

Герон поднялся, буркнул ученикам «продолжайте заниматься» и направился к зданию Совета. Бывший монах, а ныне маг и наставник юных магов посчитал, что старейшины должны услышать о том, что только что он узнал. Ведь со смертью Единого жизнь вампиров и людей изменится кардинально. А то и вовсе прекратится, когда из портала некромагов хлынут орды демонов.

Статус-шеф Конобиан пошевелил пальцами, чувствуя, как мощные когти скребут по дереву. Хорошо, с руками всё в порядке. Теперь наступил черёд ног — он принялся сгибать и разгибать их. Конечности работали исправно — это радовало. Хвост… ага, тоже работает, чувствуется, как жало на конце ударило в каменный пол. Провёл шершавым языком в пасти — ура, зубы все на месте! Во всём теле ощущались лёгкость и избыток энергии. Значит, очередной сеанс обновления прошёл удачно.

Конобиан наконец открыл глаза и уставился в серый потолок. Впрочем, не только потолок был серым — стены «красовались» таким же цветом. Почему жрецы красят свои норы в такой унылый цвет, он не понимал. У жреческого сословия богатств — несметно. От добычи каждой компании им идёт ровно треть, независимо, участвовали в ней представители жрецов или нет. Они могли бы украсить стены этого отнорка драгоценными металлами, а на потолок налепить тысячи алмазов — и это ничуть не уменьшило бы их богатств. Должно быть, нравится жрецам такой унылый цвет, потому и сами вечно ходят в серых хламидах. А вот Конобиан, к примеру, предпочитал всем цветам красный. Цвет крови. Он всегда бодрит, вызывает аппетит и напоминает о врагах, которые ещё живы. Живы до тех пор, пока до них не дотянутся руки Покорителей миров.

Статус-шеф поднялся с широкой лавки, с удовольствием потянулся и повернулся к зеркальной стене. Такие зеркальные стены жрецы всегда устанавливают в очагах обновления, потому что пациенту первым делом необходимо посмотреть на своё новое тело и убедиться, что с ним всё нормально. Вот и Конобиан не стал исключением. Вроде бы уже шестой раз проходит эту процедуру, должен бы перестать беспокоиться, но нет — каждый раз с волнением разглядывает обновлённого себя.

Конобиан ощерил в улыбке широкую пасть, полную белоснежных, острых и крепчайших зубов. Да, всё прошло, как надо. Четырёхсотлетнее тело снова стало молодым, вернувшись в возраст пятидесяти лет — самого пика физического развития демона. Он оглядел себя с верхушки костяного гребня на голове до самых кончиков когтей на ногах и издал удовлетворённый рык. Он идеален! Пошевелил мускулистым хвостом и, не выпуская жало, сделал пару хлещущих ударов вправо и влево от себя — третья опорная конечность работала отлично.

Он снова осмотрел своё тело и не нашёл никаких следов от прошлых ранений. Ещё вчера его шкура была покрыта рубцами и шрамами, ещё вчера переломанный и неправильно сросшийся хвост не был способен помочь хозяину в бою, ещё вчера в пасти не хватало половины зубов, а те, что оставались, превратились в сгнившие пеньки. Вчера он был наполовину слеп — удар мечехвоста едва не разбил Конобиану голову, оставив на память о захвате мира Фереа глубокий шрам на всю физиономию и вытекший глаз. Вчера он был изломанным калекой, оставившим своё здоровье в бесчисленных боях.

А сегодня Конобиан превратился в молодого, сильного, пышущего энергией демона. Звание статус-шефа, присвоенное ему самим Протектором шестнадцати миров за многочисленные былые заслуги, на которое вчера мог покуситься любой более-менее нахальный молодняк, теперь надолго останется с Конобианом. Потому что каждого, кто посмеет попробовать отобрать у него звание, Конобиан теперь попросту разорвёт в клочки.

— Хорош, как и прежде, — послышался скрипучий голос жреца. — Вот только надолго ли? Опять ведь полезешь в самое пекло, и лет через десять снова превратишься в убогую развалину — переломанную и покрытую шрамами.

Конобиан не стал оборачиваться — ему и в зеркале было видно тощую фигурку в серой хламиде, стоявшую в дальнем углу отнорка.

— Таков путь истинного Покорителя, Жесер, тебе ли напоминать об этом?

— Путь, да, — проворчал жрец. — Прийти в новый мир и поскорее повышибать мозги всем разумным, кого увидишь. А энергию жизни кто будет собирать?

— Сам же знаешь, боевое безумие — вещь особая и контролю не поддающаяся, — пожал широченными плечищами Конобиан.

— Ой, вот не надо мне тут в уши дуть про ваше боевое безумие! — поморщился жрец, отчего его худое коричневое лицо стало похожим на перезрелый плод магуа. — Скажи прямо: ты и твои штурмовики просто удовлетворяют жажду безнаказанного убийства. Вы же просто маньяки: как дорвётесь до очередного мира, так и льёте бездумно кровь местных.

Конобиан почувствовал, как его начинает захлёстывать ярость, но сдержался, не дал ей выплеснуться наружу. Нельзя ссориться со жрецами, иначе навсегда останешься калекой без шанса вернуть себе здоровье и молодость. К тому же, Жесер являлся давним дружком Конобиана — ещё с тех пор, когда нынешний статус-шеф был простым боевиком, а сам жрец только начинал карьеру. Другому бы Конобиан уже башку снёс за подобное оскорбление, а Жесеру приходилось прощать подобные разговоры. К тому же, только Жесеру Конобиан мог доверить своё драгоценное тело для очередного сеанса омоложения. Не раз и не два бывали случаи, когда пациент из старика или калеки превращался в молодого, но безмозглого демона. Или в молодого, но полностью парализованного — и вылечить подобное было уже невозможно. После обычных ранений — сколько угодно, а вот после сеанса омоложения паралич навсегда поселялся в теле демона. Конобиан сегодня прошёл подобную процедуру уже в шестой раз, и никогда с ним ничего опасного не случалось. В этом была заслуга Жесера. Ну, так он утверждал, по крайней мере. Конобиан и не спорил — глупо проверять на собственной бронированной шкуре это утверждение и соваться в лапы какого-нибудь жреца-недоучки после чего превратиться в беспомощный комок плоти.

— Жесер, ты уже сотый раз заводишь этот разговор.

— Потому что ты, тупая башка, не хочешь меня услышать, — худенький и щуплый жрец подошёл к огромному демону и ткнул пальцем ему в лоб. — Конобиан, неужели ты не можешь удержать своих бойцов всего лишь на то время, которое нужно нам для подготовки?

— Это тяжело, Жесер, — вздохнул статус-шеф. — Мои бойцы — лучшие во всех мирах. И во всех мирах знают, как они умеют биться. Недаром же говорят «дерётся, как демон». Кроме того, они ведь тоже умудряются собирать жизненную энергию, когда убивают врагов. Сам понимаешь, оторвать штурмовика от такого — непросто.