Четыре тела лежали на металлических столах, наспех сваренных из строительных конструкций. Грязные простыни, которыми были накрыты мертвецы, не скрывали очертания искаженных конечностей. Сквозняк из неплотно закрытой двери заставлял лампы слегка покачиваться, и казалось, будто тела под простынями тоже двигаются, дышат в такт дрожащему пламени.

Аслан подошел к ближайшему столу. Его движения были скованными, словно он боялся того, что скрывалось под тканью. Одним резким движением он сдернул простыню.

Я непроизвольно отшатнулся. Труп выглядел как восковая фигура, исчерченная черными линиями. Кожа приобрела серый оттенок, а вены вздулись под ней, образуя паутину, которая расходилась от сердца и сгущалась у головы. Но хуже всего был лоб — на нем виднелся вырезанный в плоти странный символ, напоминающий перевернутую букву «Y» с отростками по бокам, как щупальца или корни. Запекшаяся кровь вокруг надреза образовала темную корку.

— Что это за хрень? — я наклонился, рассматривая символ.

— Такие метки сделаны на всех четверых, — Аслан медленно обошёл стол, не сводя глаз с трупа. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах плескалась плохо скрываемая тревога.

Он откинул простыни с остальных трупов. Все они выглядели примерно одинаково — чёрные вены под кожей, запавшие глаза с жёлтыми белками и этот жуткий символ на лбу. Но была и разница — у одного из тел, женщины лет сорока, символ был нанесён не вырезанием плоти, а выжжен, словно каленым железом. Запах паленого мяса все еще витал над ее телом.

— Началось все позавчера? — спросил я, внимательно изучая символы.

Аслан опустился на потрепанный стул в углу.

— Да, — кивнул он. — Сначала думали, что обычная инфекция. Но вчера началось безумие — голоса, бред, агрессия. А вчера утром нашли первый труп, — он кивнул на тело ближе к двери. — С этой странной меткой на лбу. Затем еще троих

— Кто мог сделать такое? — Диана осторожно прикоснулась к краю символа на лбу женщины. — Это явно сделал человек, не какая-то зараза.

Я вдруг вспомнил странных людей в балахонах, которых мы видели на рынке.

— Культисты, — сказал я, указывая на символы. — Помнишь тех чудиков, которые постоянно шумели у гостиницы?

Диана нахмурилась, припоминая:

— Ты про психов, что проводили свои ритуалы по ночам?

— Именно, — я кивнул, ощущая, как разрозненные детали начинают складываться в единую картину. — Если кто-то и мог оставить подобные символы, то только человек, не дружащий с головой. А других кандидатов на эту роль у меня пока что нет.

Аслан, слушавший наш разговор, медленно накрыл последнее тело простыней.

— Я тоже сразу о них подумал, — произнес он, тщательно разглаживая складки ткани, словно этот простой ритуал помогал ему сохранять самообладание. — Эти психи постоянно бормотали что-то про «слияние разумов» и «высшее сознание». Никто не обращал внимания — мало ли сумасшедших в наше время?

Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.

— Как только нашли первое тело, я отправил людей искать этих фанатиков, но они никого не нашли. Эти сумасшедшие исчезли, как будто их никогда и не было. Мы проверили каждый угол рынка, все здания в радиусе километра — ни следа.

— А тот старик? — я подошел ближе к Аслану. — Позавчера на рынке был сумасшедший старик, выкрикивавший чушь про какие-то эксперименты. Мы приехали, чтобы найти его.

Аслан удивленно приподнял брови. В его усталых глазах промелькнуло недоумение.

— Зачем вам этот выживший из ума бродяга? — он недоверчиво покачал головой. — Он же всего лишь бородатый оборванец, который вечно нес околесицу? Не видел его уже пару дней. Обычно он околачивался у восточного входа, выпрашивал еду и пугал людей своими пророчествами о конце света.

— Нам нужно с ним поговорить, — ответил я, не вдаваясь в подробности.

Аслан устало пожал плечами.

— Ваше дело. Я показал вам всё это только с одной целью — чтобы вы предупредили своих в Красном Селе. — Его голос звучал устало, с хрипотцой. — Что бы ни было причиной этой заразы, она распространяется. И быстро.

Он поправил куртку и направился к выходу. Тяжелые шаги гулко отдавались в пустом помещении.

— Если хотите найти этого бродягу, спросите торговцев. Может, кто-то что-то видел, — бросил он через плечо. — А мне нужно разбираться с карантином и охраной периметра.

С этими словами он вышел, оставив нас с Дианой наедине с четырьмя трупами. Дверь закрылась с тяжелым металлическим лязгом, который эхом разнесся по комнате.

— Что теперь? — спросила Диана, невольно поежившись от холода. Ее дыхание образовывало легкие облачка пара.

— Будем придерживаться плана, — ответил я, направляясь к выходу. Запах смерти уже въелся в одежду, и хотелось поскорее оказаться на свежем воздухе. — Найдем старика и посмотрим, что он знает.

Следующие два часа мы бродили между лавками и палатками, расспрашивая всех подряд о бородатом старике и людях в балахонах. Реакция людей была странной, но предсказуемой — страх. Они видели, что случилось с зараженными, видели метки на трупах. И теперь боялись даже говорить о культистах, словно одно упоминание о них могло навлечь беду.

Торговцы отводили глаза и быстро меняли тему, едва мы произносили слово «культисты». Охранники демонстративно отворачивались, делая вид, что не слышат вопросов. Один из них, молодой парень с перебитым носом, шепнул мне, когда его напарник отошел: «Забудьте про них, если жить хотите. Они не просто психи — они заразные. Кто с ними общался, все сейчас либо в могиле, либо с черными венами».

Подобная реакция только убеждала меня, что мы на верном пути. Люди боялись не просто так — они что-то видели или слышали.

К обеду мы промокли до нитки. Холод пробирал до костей, а раздражение нарастало с каждой минутой.

— Бесполезно, — процедила Диана, когда мы остановились под навесом заброшенной шашлычной. Вода стекала с ее волос, оставляя влажные дорожки лице. — Они все словно языки проглотили. Никто ничего не видел, не слышал, не знает.

— Кто-то явно что-то скрывает, — я стряхнул воду с куртки. — Не могли они просто взять и испариться. Это же, блядь, не фокусники.

В этот момент к нам подошла пожилая женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок. Промокшая куртка плотно обтягивала худые плечи, а с краев капюшона стекали струйки дождевой воды.

— Ищете старика? — спросила она, оглянувшись по сторонам.

Я кивнул.

— Знаете что-нибудь про него?

— Знаю. — Женщина придвинулась ближе, окутав нас запахом дешевого табака и сырой шерсти. — Видела его вчера утром. С теми психами в балахонах.

— С культистами? — Диана подалась вперед. — Он с ними связан?

— Не знаю, связан ли, — женщина поправила съехавший на бок воротник. Из-под манжеты выглядывал старый шрам, похожий на след от ожога. — Но уходили они вместе. И я даже знаю, куда.

— И куда же? — я шагнул ближе, стараясь загородить наш разговор от чужих глаз.

— В старую психбольницу. — Женщина понизила голос до шепота, который едва пробивался сквозь шум дождя. — Километрах в сорока отсюда, на северо-запад. Там эти культисты обосновались.

Я нахмурился, чувствуя, как внутри зарождается знакомое предчувствие опасности.

— А вы откуда знаете? Что-то не верится, что вы случайно наткнулись на их убежище.

— Никакой случайности. — Женщина откинула мокрый капюшон, обнажив неровно остриженные седые волосы. На шее виднелась татуировка — тот же символ, что мы видели на трупах. — Я сама была с ними. Больше месяца.

— И почему ушли?

— Потому что они совсем поехали крышей. — В ее словах прозвучала горечь, смешанная со страхом. — Сначала было ничего — медитации, разговоры о коллективном разуме, выживании. Но потом начались жертвоприношения. Сначала животных, потом… — она замолчала, закусив губу. — В общем, я ушла. А они остались. И теперь, похоже, начали свое чертово «единение».

— Где именно эта больница? — Я достал карту, промокшую от дождя. Бумага размякла, грозя порваться от малейшего движения.