После я отправился в нашу с Дианой и Ниной комнату в казарме — отдельное помещение, которое командование выделило нам троим. Нина осталась дежурить в медблоке, так что мы с Дианой были одни. Напряжение последних дней, тревога, усталость — всё выплеснулось, как только за нами закрылась дверь.

Она набросилась на меня с такой яростью, что я едва устоял на ногах. Её зубы прикусили мою шею до лёгкой боли, вызвав волну мурашек по всему телу. Ощущения перемешались с желанием, превращаясь в жидкий огонь, растекающийся по венам. Я схватил её за волосы, запрокидывая голову, и впился в её губы с такой силой, что почувствовал солоноватый привкус на языке, когда наши поцелуи стали слишком яростными.

В полумраке комнаты, освещённой лишь тусклым светом единственной лампы, её глаза изменились — зрачки расширились, а вокруг них проступила тонкая желтоватая радужка, признак сильнейших эмоций у псиоников. На щеках проступил лихорадочный румянец, на шее пульсировала вена. Каждый её вдох был глубоким, жадным, словно она задыхалась от желания.

Я буквально сорвал с неё футболку, разрывая ткань. Она ответила тем же, рванув мою футболку через голову с такой силой, что шов на плече треснул. Её ногти прочертили красные полосы по моей груди, оставляя горящие следы. Мы словно пытались прорваться друг к другу сквозь кожу, слиться воедино, уничтожить всё то, что разделяло нас. Страх, усталость, отчаяние — всё перемалывалось в этой безумной схватке тел.

Я швырнул её на кровать с такой силой, что она отскочила от матраса. Диана перекатилась на живот и приподнялась на четвереньки, прогибаясь в пояснице, широко расставив колени. Она посмотрела на меня через плечо с дикой, первобытной жаждой. Её взгляд не просил — требовал.

— Трахни меня так, чтобы я не могла думать ни о чём другом, — прорычала она, выгибая спину ещё сильнее. — Хочу чувствовать тебя. Глубоко.

Я навалился сверху, вдавливая её в матрас всем весом, входя одним резким движением. Она выгнулась дугой и вскрикнула, подаваясь назад, насаживаясь сильнее. Её пальцы впились в простыню, комкая ткань и разрывая её. Я схватил её за бёдра, оставляя синяки, и начал двигаться в бешеном ритме, словно пытаясь выбить из нас обоих все мысли, все тревоги, всё, кроме этого момента чистого, животного наслаждения.

Кровать трещала и билась о стену, пока не раздался громкий треск — каркас не выдержал и сложился под нами, как карточный домик. Матрас съехал на пол, но мы едва заметили это. Диана оказалась сверху, оседлав меня, впиваясь ногтями в мою грудь. Её глаза были полузакрыты, голова запрокинута, светлые волосы растрепались дикой гривой. Она двигалась с такой яростью, что доски под матрасом скрипели и прогибались. Её силовое поле то вспыхивало, то гасло в такт её дыханию, окутывая нас обоих полупрозрачным коконом энергии.

Капли пота стекали по её шее, между грудей, по плоскому животу с едва заметными мышцами. В тусклом свете лампы её кожа казалась почти бронзовой, а силовое поле придавало ей голубоватое сияние, словно она была создана из света и огня.

Я перевернул её на спину, закинув её ноги себе на плечи, и продолжил вбиваться с яростью, которая могла бы испугать, если бы не её ответный рёв. Она кусала свою руку, пытаясь сдержать крики, но безуспешно.

В момент, когда она достигла пика, всё её тело напряглось и задрожало, как от электрического разряда. Силовое поле вспыхнуло с такой яркостью, что на мгновение комната озарилась ослепительным голубоватым светом. Тени на стенах исчезли, растворившись в этом сиянии. Из её горла вырвался хриплый, почти животный крик, который перешёл в длинный, дрожащий стон.

И именно в этот момент, когда волны наслаждения ещё пульсировали в нас обоих, мы услышали это. Шёпот. Голос, который невозможно было определить как мужской или женский, произносил одну и ту же фразу: «Мы видим вас. Мы приближаемся».

Это было настолько неожиданно, настолько чуждо, что мы мгновенно отпрянули друг от друга. Я перекатился к краю сломанной кровати, выхватывая нож, который всегда держал под рукой. Диана вскочила на ноги, активируя силовое поле — голубоватая аура окружила её тело, готовая отразить любую угрозу. Наши взгляды заметались по комнате, но никого постороннего не было.

Мы быстро проверили каждый угол тесной казарменной комнаты, каждый шкаф, даже заглянули под обломки кровати. Пусто. Абсолютно пусто.

Когда мы вернулись к постели, наши взгляды пересеклись, и я увидел в её глазах то же понимание, что чувствовал сам. Это не было галлюцинацией. Это не было простым совпадением. Что-то или кто-то действительно говорил с нами… внутри нас.

— Старик, — выдохнул я, натягивая джинсы. — Всё началось с того сумасшедшего на рынке.

Диана нахмурилась, быстро одеваясь.

— Думаешь, он как-то связан с этим?

— Слишком много совпадений, — я натянул футболку. — Он знал о моём возвращении во времени. Назвал меня «особой лошадью». Говорил, что за нами наблюдают, что мы часть какого-то эксперимента. И теперь эти голоса… Я должен найти его.

— Сейчас? — Диана вскинула брови. — Среди ночи?

— Утром, — я покачал головой. — Возьму Антона и ещё пару человек. Вернусь на рынок. Буду искать, пока не найду этого чёртова старика. Он знает что-то. Что-то важное.

— И что если найдёшь? — Диана скрестила руки на груди. — Думаешь, он всё тебе расскажет?

Я пожал плечами, чувствуя, как внутри растёт уверенность в правильности решения.

— Может, и не расскажет. Но я хотя бы пойму, кто он такой на самом деле. Потому что я уверен — никакой он не сумасшедший. И если всё действительно связано — старик, зомби с синей жидкостью, голоса в голове — то он может быть ключом ко всему.

Диана кивнула, признавая логику моих рассуждений.

— Только будь осторожен. Если он знает о твоём возвращении, то явно не обычный человек.

— Именно поэтому я должен его найти, — сказал я твёрдо. — Пока не стало слишком поздно.

Ночью меня разбудил срочный вызов по рации. Голос Олега звучал напряжённо, с нотками, которых я никогда раньше не слышал. Страх. Ещё трое заболели, включая Кирилла. Я быстро оделся и побежал в санчасть, оставив Диану спящей. Она вымоталась до предела, и ей нужно было восстановить силы перед тем, что ждало нас впереди.

Санчасть встретила меня хаосом, стонами и криками. Кирилл бился в конвульсиях на больничной койке, его тело выгибалось дугой, словно кто-то тянул его вверх за грудину невидимым крюком. Его удерживали трое санитаров, и даже им, здоровенным мужикам, это давалось с трудом.

Нина склонилась над ним, положив ладони ему на виски. Её глаза пожелтели настолько, что радужка почти исчезла — верный признак, что она работала на пределе своих целительских способностей. Рядом с ней стояла початая бутылка подсолнечного масла — явно не единственная, которую она за сегодня употребила.

— Не помогает, — выдохнула она, когда я подошёл. Её руки дрожали от истощения. — Я уже вылила в него столько энергии, что хватило бы на десяток ранений, но чернота всё равно распространяется.

Вокруг стонали другие больные. Кто-то кричал, кто-то бормотал бессвязный бред. Воздух звенел от страданий.

— Я слышу их всех! — выкрикивал Кирилл. Его глаза закатились, показывая только белки с кровавыми прожилками. Изо рта текла пена, а на губах выступили волдыри. — Тысячи, миллионы голосов! Они зовут меня! Они знают, что я вижу их! ОНИ ИДУТ!

Я отступил на шаг, оценивая обстановку. Вокруг стонали больные, корчась от боли, в воздухе висел запах пота и страха. Стандартное лечение Нины не справлялось. Нужно было что-то радикальное.

Я сделал глубокий вдох и решился на то, чего никогда раньше не делал для лечения — выпустил споры Поглощения. Фиолетовая дымка сорвалась с моих ладоней, расползаясь по воздуху невесомым облаком. Обычно я использовал их только для убийства, высасывая жизнь из врагов, но сейчас интуиция подсказывала — обычные методы здесь не помогут.

Споры разлетелись по помещению, окутывая больных тонкой фиолетовой пеленой. Они жадно впивались в черноту, вытягивая её из вен, как голодные змеи. В моё тело хлынуло нечто чуждое — холодное, тёмное, враждебное. Я напряг все силы, чтобы блокировать эту дрянь и не дать ей проникнуть глубже.