Перед ужином Старокотов провёл с нами краткую беседу, посоветовав припрятать черновики диссертаций. Затем закрыл кабинет, забрав оттуда все материалы. «Если найдут хоть что-то интересное для канцлера, спокойной жизни у вас больше не будет. Ну, если только у Кошанского, всё-таки он из боярского рода, — недовольно прошипел наш руководитель, — а я, пожалуй, на эту неделю больничный возьму. И Щукина с собой захвачу, чтоб не отсвечивал. Будьте осторожны и осмотрительны, господа теоретики! Сейчас даже наполнитель в лотке будет иметь глаза и уши».

Слова нашего руководителя не прибавили хорошего настроения. «Любопытно, а был ли Валерианыч на самом деле осведомителем?» — подумал я, склонившись над тарелкой в столовой. Мы немного припозднились, помогая Старокотову собирать бумаги, и мои друзья уже ушли на спальный этаж. Неужели он совмещал государственную службу с личным обогащением? Сомнений в том, что профессор промышлял шантажом, у меня фактически не осталось.

Мне пришло в голову, что могут снова затеять обыск комнат и личных вещей. И я решил припрятать все свои бумаги в библиотечном хранилище: туда очень редко заходили даже служащие академии, а коробки со старыми диссертациями не вскрывались годами. Я мышкой проскользнул в узкую дверь, набрав код на замке, зажёг маленький фонарик и направился к стеллажу в дальнем углу. Он выглядел совсем заброшенным и пыльным. Я собирался осторожно приткнуть свою папочку между коробками. Я только успел это сделать и отойти на пару шагов, как перед моими глазами поплыли тёмные точки, меня резко замутило. Фонарик выпал из лап и погас, а я рухнул, ощущая, как деревенеют все члены.

«Борис! Чтоб он сдох!» — мелькнула яростная мысль, и я провалился в беспамятство.

Ни света в конце туннеля, ни ангельского хора, ни привратника у райских кущ. «Галя, у нас отмена!» Я не покинул тот бренный мир, очухавшись на том же месте, где свалился, только вот не знаю, в котором часу.

Было ощущение, что во рту устроили общественную уборную помойные крысы, а голова напоминала литой чугунный шар, который, по мнению моей бабули, катали ночами по ламинату наши верхние соседи. Я неловко сел. Мои ногти-когти светились симпатичным бирюзовым цветом. О-о! Этого не может быть?! Но тем не менее, меня сейчас наполняла не просто воздушная, а «хилерская» магия. Именно она победила ту дрянь, которой меня отравили за ужином.

Это было удивительно. Обычно лечебная магия базировалась на силе земли, но крайне редко «хилерством» обладали воздушники, один из тысячи, наверное. Нет, просто уму непостижимо! Но это доказывало, что мне достались способности Масянского: когда сила перестала подчиняться ему, он пытался разбудить её семейным лечебным артефактом, но только уничтожил его. Магия артефакта непостижимым образом впиталась в его дар, хотя самому Масянскому не помогла.

Ещё не придя окончательно в себя, стал прикидывать, как отомстить Борису. Если б не магия, то я оказался б на том свете или в больнице с поражением нервной системы. Неужели враг решился на такое только из-за кровной вражды и зависти ко мне? Или есть какая-то более серьёзная причина, которую упустил Василий Матвеевич? Либо Бориска — маньяк. Может, явиться к нему в виде привидения? Так сказать, передать привет от Семена Валериановича. Бориска же меховые штаны не отстирает. Или сразу ласты от страха склеит?

Ноги пока отказывались держать моё тело; я сидел в темноте, набираясь сил. В хранилище было совсем темно. Вдруг раздались тихие шаги. Я затаился: мне не хотелось, чтобы меня нашли в таком жалком виде, в котором я пребывал. Кроме того, лапы все ещё демонстрировали мою принадлежность к одарённым; перчаток у меня с собой не было, чтоб скрыть свечение.

В проходе замелькал луч фонарика, видимо такого же, как у меня.

— Свет не привлечёт внимания? — спросил отец Фёдор. У него был очень характерный баритон, запомнившийся мне на церковной службе.

— Нет. Тут только одно маленькое окошко, и то занавешено, чтоб ничего не выгорало на солнце, — второй голос принадлежал Чижику, — сегодня последний вечер, когда за нами не так пристально следят. Завтра фискалы канцлера даже в уборных бдеть будут.

— В храме было б спокойнее, — служитель культа явно нервничал.

— Церковь как раз и подозревают! Мало Масянский за галереей шпионил? Благодари Котоматерь, что я его записи изъять успел.

Хорошо, что я все ещё сидел, иначе точно не удержался бы на лапах. «Неужели Чижик прибил Валерианыча?» Я не мог представить себе эту детскую моську в роли убийцы. «Почему? Зачем? — мысли яростным вихрем носились в моей голове, пугая остатки разума. — Но ведь никакого намёка на прозвище Андрея в той книжонке не было!» Я затаился, как мышь под веником, боясь лишний раз вздохнуть.

— Я тебе потому и позвал, что церковников сейчас больше остальных опасается канцлер после ссоры с Котриархом Крысобором. Так что твой ход отменяется. И вообще, любого из правдохватов знаешь только как прихожанина академической церкви. Веди себя так, как будто готовишься стать епископом: безупречность во всем.

— Но как же без меня? Ведь добраться до Мурлынова в академии — наш единственный шанс. У Платоши уже мания преследования, лично почти ни с кем, кроме Государя и ближайших гвардейцев, не встречается.

— Тебя перед службой обыщут до подшёрстка. Так что прибить поганца сможешь только кадилом. Если удачно швырнёшь. Не спугни Мурлынова — это твоя главная задача. У нас будет только одна реальная возможность и нет права на ошибку.

— Почему же ты уверен, что твой шанс выше моего? — возмутился церковник.

— Потому что я нашёл жёлудь у Большого дуба. Мне будет сопутствовать удача в этом году.

— Ты дитя рядом с ним, Андрюша!

— Неужели? Я прошёл подготовку в боевой ячейке. Я старше тебя в нашем вече. Так что смирись, Федя, и не строй из себя святого котьего героя!

Они препирались ещё пару минут. Чижик говорил очень строго и сурово, но при этом так забавно подпрыгивал, желая казаться одного роста со священником, что я едва сдерживал смех, хотя на самом деле мне было совсем невесело. Хвост Андрюши распушился и стал похож на морковку. Федор же стоял почти неподвижно, спрятав свой хвост под сутаной. Наконец он признал главенство Чижика и пообещал не высовываться.

— Я буду молиться за твой успех, — торжественно произнёс он.

Свет фонарика запрыгал в проходе между шкафами. Собеседники чуть замешкались у порога, потом дверь закрылась, и в хранилище наступила тишина.

Я был в растерянности, моё сердце бешено стучало, а мозги отказывались переваривать услышанное. Такого поворота я точно не ожидал. Как же мне не хотелось верить, что мой добрый приятель, с кем я так легко и быстро нашёл общий язык, — убийца. Вот только я вздохнул облегчённо, что подозрения в отношении Дусика оказались напрасными!

А ведь Чижик ещё и член тайной организации. Правдохват, чтоб его! Мне припомнился «Обречённый отряд» декабристов. Только вот цель котобристов — Мурлынов. Я не испытывал никаких верноподданнических чувств к канцлеру. Но что, если Андрей задумал бомбу в духе «народовольцев»? Тогда погибнуть может множество посторонних.

Какого фига я это узнал?! И что должен предпринять? Помешать Чижику? Сдать его властям как преступника? Но едва ли это остановит заговор правдохватов. Да и какое мне дело до канцлера, который, по сути, был тем ещё гадом. Врагов среди правдохватов мне не нужно: они могут быть куда опаснее Бориски, уже почти отправившего меня на тот свет.

Иоанн Кошатник, мало мне своих проблем?! Я даже до конца не понимаю, почему Борис так упорно пихает меня в лодку к Харону!

Слабость из-за отравления почти прошла. Я медленно встал на лапы и сделал пару осторожных шагов. Меня ещё немного покачивало, но идти я мог. Засветил фонарик и взглянул на ногти: они приобрели обычный розоватый оттенок. Можно было покинуть своё убежище. Никем не замеченный, я добрался до спального этажа. Обратил внимание на несколько парочек, жарко прощающихся в укромных уголках академии. Нашествия фискалов тайной службы ожидали не только террористы-правдохваты.