Судьба всегда любила шутить надо мной, вот только чувство юмора у неё очень специфическое. Наделив фамилией Кошкин, она подкинула мне жесточайшую аллергию на кошек, так что даже на улице мне приходилось избегать их. Разумеется, у нас дома всегда царила пустота да чистота, а ни у кого из близких родственников не было мохнатого питомца. «Запретный плод сладок!» Мне в детстве особенно хотелось хвостатого полосатого друга, который приходил бы ко мне на диван, когда я читаю книги, или валялся б на столе, пока я делаю уроки. Увы, всё это оставалось недостижимой мечтой.

В старших классах я научился отлично пользоваться своей аллергией: у бабушки моего школьного приятеля Димона дома был котяра, и добрый товарищ приносил мне время от времени кусочек белого меха. Стоило мне поднести его к лицу, я начинал чихать, глаза краснели, и медсестра тут же отпускала меня домой. Так что учёбой в школе я себя сильно не утомлял. Но нанятые предками репетиторы умудрились вбить кое-какие знания в мою башку, и егэшных баллов хватило для истфака педагогического универа.

Конечно, я не собирался становиться учителем. Слишком свежи были в памяти мои одноклассники, да и сам я был та ещё фиалка. Сталкиваться с подобными детишками ох как не хотелось. На архивной практике после третьего курса я встретил отца моего школьного приятеля. У того была фирма «Ваша история», занимающаяся всякими генеалогическими исследованиями. Сначала меня взяли на стажировку, а после получения диплома я стал штатным сотрудников «Вашей истории».

Не могу сказать, что меня сильно привлекало копание в архивах и лазанье по чужим генеалогическим древам, но зарплата была весьма неплохой, а шеф — понимающим и невредным. Признаюсь честно, я плыл по течению. Среди сотрудников молодой специалист Вася Кошкин оказался одной из немногих вольных пташек, без семьи и потомства, а значит, регулярно огребал всякие командировки, но мне они даже нравились. Мой доход пока не позволял снимать себе квартиру, а предки продолжали обращаться со мной, как с мелким: мол, пока живёшь у нас, следуешь нашим правилам. А если сам с усами, то «летите, голуби, летите». Родительская квартира была хороша во всех отношениях, особенно месторасположением, а значит, приходилось терпеть. Пилить на работу из дальних выселок мне совсем не улыбалось.

Сразу после майских праздников на меня пала честь искать очередную метрику в Богом забытом архиве на краю географии. Под это дело фирма даже снабдила меня «Нивой», потому что нормальный транспорт в ту муркину жопу не ходил. Я сам не раз шутил, что «за МКАД жизни нет». В городке жизнь была, но остановилась на изломе советских времён. Маленькая двухэтажная гостиница «Октябрьская» располагалось на улице Ленина. Тут было едва ли полтора десятка номеров, причём удобства предполагались исключительно на этаже. В самих комнатах взор радовали винтажные кровати годов этак шестидесятых с гобеленовыми покрывалами. Никаких излишеств в виде холодильника. Посмотреть телевизор можно было лишь в общем холле. Роль портье, а заодно и горничной исполняла суровая баба Шура в цветастом халате. Она устроила мне форменный допрос. И я, который не терялся при встречах ни со школьной директрисой, ни с деканом, как-то сник. Говорят, раньше в школах были такие технички, которые держали в узде всю учебную братию и могли мокрой тряпкой сразить любого хулигана. В общем, зарегистрировавшись и получив ключ на деревянной болванке, я поскорее нырнул в свой номер и старался лишний раз никому не попадаться на глаза.

Наша секретарша Леночка, ответственная за организацию командировок, заранее созвонилась с архивом и обо всём договорилась. Мне показали комнатку на последнем этаже старого особняка, где хранились метрические книги начала прошлого века. Повезло, что их не уничтожили вместе с церквями, а отправили в архив.

В девять утра следующего дня я уже стоял перед обшарпанной дверью местного документохранилища. Меня приняли как родного: дали ключ с биркой и отправили на четвёртый этаж. Мол, сам найдёшь кабинет с нужной табличкой, не зря же четыре года штаны на истфаке протирал.

Когда я взбирался туда по длинным пролётам, в голове скакали дурацкие слова: «Однажды горною тропой козлом я шёл на водопой». Кстати о воде. Разбалованный кулерами в современных библиотеках и хранилищах, я, конечно, в первый день забыл взять с собой бутылку. Пришлось устроить себе перерыв и сбегать за булкой и колой. Особой охраны в здании не было, и я мог спокойно ходить туда-сюда сколько мне вздумается.

Нужное помещение я нашёл быстро. Там было пыльно, душно и темно. Не с первой попытки, но я отыскал выключатель, сумел приоткрыть рассохшуюся раму и кое-как разгрёб завал на одном из столов, чтоб было где раскладывать бумаги и фотографировать их.

К концу дня голова гудела, а глаза слезились от напряжения. Часть записей пострадала от воды, некоторыми книгами закусили мыши, вот только не знаю, церковные или уже местные. Я устало поднялся из-за стола, надеясь, что завтрашние изыскания будет более успешными. Сегодня я не нашёл ничего даже отдалённо связанного с заданием. Краем глаза заметил, как на стеллаже мелькнула какая-то тень. Вот только архивных призраков мне не хватало! Но всё оказалось хуже. На верхней полке сидел белый в мелких чёрных пятнах котяра и презрительно щурился сверкающими глазами.

Я в панике отступил к двери. У меня не было с собой ингалятора, а в этой каморке папы Карло встреча с кошаком запросто могла обернуться для меня отёком Квинке. Потому «недолго продолжался бой: бежали робкие грузины». Я выскочил из комнаты, чувствуя, как свербит в носу и першит в горле, Мне необходимо было умыться. Ну, где-то поблизости должен быть рукомойник! Спускаться на первый этаж в сортир, куда я заруливал в обед, не хотелось. Я уже возненавидел эту лестницу с полустёртыми ступенями и супердлинными пролётами.

Туалет отыскался в полутёмном закутке, и его тоже не коснулось течение времени. Я прежде только в фильмах видел унитазы с бачком под потолком. Поплескал на лицо холодной водой из-под крана. Стало полегче, и я заинтересовался местным сантехническим раритетом. От бачка тянулась толстая верёвка с деревянным набалдашником, почти таким же, какой украшал гостиничный ключ. Ну прямо как в «Красной Шапочке». Я потянул за верёвку, но ничего не произошло. Дёрнул со всей дури и… последнее, что я запомнил, как бачок срывается с трубы и летит прямо мне в лоб, а я падаю в объятья унитаза.

Очнулся я в опилках. Да, именно опилках, а не осколках, как можно было бы этого ожидать. Неловко поднялся. Меня подташнивало, и казалось, что бачок разбился внутри моей бедной головы. Во рту был противный привкус. Пошатываясь, я направился к умывальнику… которого тут не оказалось. Я удивлённо огляделся и снова шлёпнулся на пол. Это было другое помещение, а не архивный сортир. Часть его занимал гигантский лоток, наполненный опилками. Боковые стороны украшали какие-то вычурные вензеля. Рядом лежал коврик и коробка с мятыми тряпочками. Что-то мешало мне сидеть. Я провёл рукой и наткнулся на мягкий помпон.

Чья-то дебильная шутка?! Я извернулся, чтоб посмотреть. Бл-л…ижние горки! Куда делись мои джинсы и флиска? Что за дурдом «Ромашка»?! Откуда этот чёртов сюртук и странные штанцы в обтяжку из плотной ткани? И туфли! С тупыми носами и смешными серыми помпонами. Не, я не из таких! Точно-точно! Почему на мне это безобразие?! Я снова вскочил. От резкого движения потемнело в глазах. Ухватился за стенку и хрипло вскрикнул. Моё запястье и пальцы были покрыты плотным серым мехом.

В дверь забарабанили:

— Вась, с тобой всё в порядке? Мы же не в уборной седьмой день года отмечать хотели.

— Кажется, мне нездоровится, — слабым голосом ответил я. Слова как-то странно вылетали из моего рта, будто изменилась артикуляция. С трудом я нащупал замок на двери и отпер его. В проёме стоял огромный кот. На задних лапах. В таком же сюртуке, какой был на мне. Мой взгляд упал на цепочку, свисающую из кармана. Наверное, часы. Как у того кэрролловского кролика. Офигеть! В моей бедной башке шарики стали стремительно скатываться за ролики. Всё закружилось перед глазами, и я рухнул прямо на чудо-кота. Всё лучше, чем на унитаз.