С Яроцапом мы простились после ужина:

— Удачи тебе, Васяндер. По-хорошему для новичка умеешь ты достаточно. Главное, помни, как направлять силу. И будь готов к разным гадостям. Не теряйся.

— Спасибо, дядя Ярик, — благодарно обнял я его.

Затем бабушка прижала меня к своей могучей груди, почесала за ушком:

— Да поможет тебя Котоматерь, Васенька! Всем домом будем молиться за твой успех!

Мы с папенькой загрузились в княжескую карету, уютно устроились в гамаках.

— Трогай! — закричал кучеру Семён, затворив дверцу.

Мой Верный и Умник папеньки следовали за нами под присмотром Назара.

До Мяуславля добрались быстро и без приключений. Княжеский экипаж почтительно пропускали на дороге, а роскошные козлы внушали уважения даже тем невежам, кто не знал наш семейный герб.

Я меланхолично рассматривал столичные улицы. «Вот поворот к академии, но нам туда не нужно», — я усмехнулся с ноткой ностальгии. Разумеется, я навещу друзей и Старокотова, но сейчас меня ждёт дело не менее важное, чем воссоздание гасителя. Мне надо доказать мою магическую одарённость. Жаль, что сейчас я мог рассчитывать только на себя, ну, может, немножко на Мурлынова. Эмоций Василия Матвеевича, как и Масянского, я последние недели совсем не ощущал, но занятый тренировками даже не обратил на это внимание.

Мы проехали главный проспект, глянули краем глаза на Императорский дворец и свернули на узкую улочку недалеко от набережной.

Ни дед, ни папенька не любили столицу, никогда не задерживались в ней дольше необходимого, и своего жилья у Кошанских тут не был. Во время службы князья занимали казённые квартиры. При деловых визитах останавливались в гостиницах, последние пару лет предпочтение отдавалось «Когтистой лапе», которую содержал бывший папенькин подчинённый. Тут было тихо, спокойно, без лишней суеты, а обслуживание — выше всяких похвал. Для князя Кошанского всегда находился комфортабельный номер и место в экипажном сарае. Вот и сейчас мы заселились туда, оплатив комнаты на неделю вперёд.

Наш ранний приезд в Мяуславль оказался очень кстати: из-за происков какой-то хвостатой сволочи заседание комиссии было перенесено на пару дней раньше. Если б мы не успели, то аттестацию, к радости Фомы, отложили бы на осень.

Но предусмотрительные Кошанские оказались хитрее, смогли хорошо отдохнуть с дороги, прогуляться по старому центру, посетить главный собор и Большой дуб на удачу, отлично выспаться и подготовиться к непростой встрече.

Председатель комиссии граф Мурков, один из ярых ненавистников клана «К», с трудом скрыл своё изумление, когда мы явились вовремя, да ещё и начищенные-наглаженные, в парадных камзолах, а не мято-заспанные «с корабля на бал», как, видимо, ожидалось нашими недругами. Заседание предполагалось расширенное: присутствовали все девять членов комиссии, пара придворных из Канцелярии Его Императорского Величества и четверо служащих Третьего отделения. Такой состав созывался только по очень серьёзному поводу. На скамеечке у входа, среди секретарей разных мастей и адъютантов — в кругу кошачьей знати было модно держать при себе личных помощников из молодой дворянской поросли — притулились Акакий и Фома Кистеньевич. Хотя последний и считался будущим князем Кошанским, за равного столичные снобы его не признавали.

Папеньке предложили кресло справа у окна. А мне отвели место перед большим столом, покрытым кроваво-красным сукном, на котором были разложены различные бумаги. На голубоватом подносе покоился белоснежно-матовый магомер.

Все взоры устремились на меня, стоило мне сделать шаг к столу. Я ощутил себя студентом перед государственной комиссией, казалось, вот-вот мне скажут: «Тяните билет!» Наверное, на этот эффект и было рассчитано. Председатель усмехнулся в усы, заметив моё лёгкое замешательство. «Эй, Платон Яковлевич! Вот сейчас твоя поддержка мне не помешает!» — подумал я, совсем не чувствуя себя смелым и самоуверенным, как в гостях у Керн.

Секретарь скороговоркой зачитал сведения обо мне, продемонстрировав всей комиссии моё свидетельство о рождении, передал его копию председателю. Важным документом были письменно зафиксированные показания семейного доктора о несчастном случае, лишившим меня большей части хвоста: уродись я, как Борис, никакой дар, даже самый редкий, не позволил бы мне наследовать титул.

— Возьмите магомер, Василий Матвеевич!

Шарик показался мне ледяным и каким-то неживым. Я сконцентрировался, прикрыв глаза. Почувствовал жжение в кончиках пальцев, но индикатор оставался белым.

Я сразу не сообразил, в чем дело — был слишком взволнован.

— Мне кажется, господин… э-э… — председатель заглянул в аттестацию из Хомячинска — Землеройкин несколько поторопился с выводами. Не так ли, господа? — обратился к другим членам комиссии.

— А если магомер испорчен? — скрипучим голосом спросил толстый, прямо-таки круглый кот с длинными обвисшими выбриссами. Я узнал князя Двоехвостова, старейшего члена Императорского дома, того самого, на службу к которому родня собиралась пристроить Эдика.

— Дайте-ка его проверенному магу, — велел старик.

К моему величайшему облегчению, его подозрения подтвердились.

— Ох уж эти «М», — осуждающе покачал головой Двоехвостов и велел принести другой шарик, испробовал его сам, а затем кивнул мне, чтоб я приблизился и забрал магомер.

Тот начал наливаться голубовато-фиолетовым в моих лапах, но вдруг зал как будто пронзила холодная молния, и я учуял запах озона. А индикатор снова стал белоснежным.

«Этого не может быть!» — я точно не активировал свой гаситель, поскольку оставил его в гостиничном номере под присмотром Назара. Второй, заряженный мною экземпляр был у Старокотова. Возможно, без меня создали ещё один? Но как он оказался у кого-то из моих недоброжелателей? Руководитель решил представить артефакт без нашего ведома? Непохоже на Старокотова.

— Думаю, мы все можем сделать вывод… — как сквозь толщу воды неясно долетели до моих ушей слова председателя. И меня охватила злость. Ну уж нет! Какой бы то ни было гаситель не применили, я справлюсь. Он нейтрализует слабый и средний уровень. А Яроцап оценивал мой дар выше. Да и не могла магия Мурлынова быть слабой, не стал бы он тогда канцлером. Про второй дар пока забудем.

Я сконцентрировался, представил свою силу большим тёплым клубком. Он становился все горячее, словно был сплетен из нитей накаливания. Я сжал в лапе белый шарик, представив себе, как обматываю его этими нитями. Мне казалось, что время почти остановилось. Ведь едва председатель закончил фразу об отсутствии во мне дара, как магомер вспыхнул таким пронзительным голубовато-фиолетовым светом, что сидящий ровно передо мной член комиссии испуганно отодвинулся от стола, чуть не опрокинув кресло.

Громко выдохнул мой папенька, замерший струной у окна. Нервно хихикнул кто-то из молодёжи на скамейке. А вот для кого мой успех стал неожиданностью, я не рассмотрел, был слишком сосредоточен на себе.

— У вас несколько замедленная и, э-э… неясной стихии сила, э-э, Василий Матвеевич, — нарочно подчеркнув, что плохо помнит моё имя, произнёс председатель. Надо отдать ему должное, он очень быстро взял в себя в лапы и отступать не собирался.

— Однако только лишь наличие магии мало о чем говорит, если кот не умеет ею пользоваться. Для котят магомера, конечно, достаточно, они только начинают свой путь, но вы, э-э Кошанин, нет, оговорился… Кошанский, уже в возрасте.

Слова Муркова прервал хриплый хохот Двоехвостова.

— Ох, Котоматерь милосердная, уморите вы деда! — старик взял поданный ему стакан воды, шумно отпил.

— Необходима демонстрация умений. Хотя бы самых простейших. Да любое, что поразит учебную мишень, — снисходительно продолжил председатель, кивнув секретарю. В зал внесли большой многоугольный щит из специального сплава и установили на противоположном от стола конце просторного зала. Яроцап был прав, предполагая, что потребуются большие усилия, чтоб заставить комиссию признать мой поздно пробудившийся дар.