Буквально на днях появилась передовица с условиями конкурса. Ефросинья Игнатьевна, как главный столп литературы в наших краях, устроила литературный салон в честь этого. Её вечера были очень популярны, в том числе из-за слухов, что она лично знакома с таинственным Белкиным и точно знает, сколько глав романа на самом деле готово. А ещё тайно-тайно на ушко передавалась сплетня, что Вольдемар был похищен какой-то поклонницей, скорее всего именно госпожой Керн, и Белкин по сотому разу редактирует свои тексты под руководством грозной Ефросиньи в маленькой избушке позади козьей фермы.
Примерно четверть часа гости рассаживались по креслам, диванам и пуфикам. Вышколенные лакеи едва заметными тенями подносили напитки и угощение. В центр маленькой сцены вышла удивительно непривлекательная кошечка. Если при первой встрече с Анной я едва не задохнулся от восторга, удивляясь, насколько хороша может быть пушистая девица, то тут я изумился, насколько некрасива молодая кошка. Белый с желтоватым отливом короткий мех хаотично покрывали редкие мелкие пятна грязно-серого цвета, будто девушку забрызгал проезжавший мимо экипаж. Голова с несимметрично расположенными ушами была очень маленькой, а вот нижняя часть тела — весьма объёмной, хвост же — тонким и лысоватым. Крохотные косенькие глазки смотрели на окружающий мир томно-снисходительно. Но стоило кошечке присесть на пюпитр, на котором лежали исписанные листочки, как все разом захлопали.
— Это наш фаворит. Леночка Пятнопузова пишет очень красивые рассказы, наполненные глубоким смыслом и моралью, — жеманно шепнула мне Ольга.
Следующий час стал испытанием для моих хороших манер. Если б не воспитание Василия Матвеевича, я б позорно провалился. Леночкино выразительное завывание действовало как мощнейшее снотворное, но засыпать было неприлично. Как жаль, что котики не пили кофе! Перегруженный метафорами, эпитетами и прочими средствами выразительности текст был скучен до оскомины, а сюжет — столь же динамичен и интригующ, как в сказке «Репка».
По завершении чтения восторженные слушатели громко аплодировали целую минуту. Видимо, всем сердцем были благодарны писательнице за то, что это был всего лишь рассказ, а не повесть.
— Чудесно! Восхитительно! Шедевр! — мне показалось, что коты и кошки откровенно издевались над Леночкой.
Ну не могли же они хвалить эту графоманию всерьёз?! Да я чуть челюсть не свихнул, пытаясь скрыть зевоту. И видел, как другие слушатели буквально пальцами держали слипающиеся веки.
— Этот рассказ и пошлём от нашего округа, — объявила рыжая кошечка в модном столичном платье, — несомненно, он достоин того, чтоб быть изданным.
— Верно-верно! Точно! Лучшего и не сыскать, — наперебой загалдели слушатели. Промолчали лишь хозяйка дома да несколько пожилых котов, включая моего папеньку.
Мне даже стало «за державу обидно». Неужели во всем нашем округе никто не написал белее читабельный рассказ? Я не был знатоком местной литературы, но Чижик чихвостил Дусика только так, а Евдоким писал куда лучше Леночки. Одну главу Андрюша мне прочёл вслух на наших колбасных посиделках.
— А вы что скажете, Василий Матвеевич? Каково мнение столичного жителя? — обратилась ко мне матушка Окуньковых.
Все разом повернулись. Акакий что-то зашептал своим соседям, указывая на мой помпончик и скорчив брезгливую морду. Но ни его гримаса, ни смешки, ни ехидные улыбки меня ни капельки не тронули. Я окинул зал надменным взглядом канцлера Мурлынова:
— Мне кажется, для рассказа многовато описаний, хотелось бы более динамичного повествования, — холодно начал я. Во мне проснулся местечковый патриотизм, и мне не хотелось, чтоб мои родовые земли представляла в литературном сообществе высокопарная муть Леночки.
— Как?! Что?! — загалдели вокруг.
Тут я поймал восхищённый взор черепаховой кошки темной масти. У неё были выразительные жёлтые глаза. И забавная рыжая клякса на черном носике.
— Прошу прощения, но мне рассказ не показался эталоном. Тем более у него отсутствует внятный финал. С удовольствием ознакомился бы и с другими рассказами, — молчаливая поддержка Татьяны, старшей дочери Окуньковых, была мне приятна. Рот Леночки перекосило от возмущения:
— Я… Я достойнее всех… я обожала сочинения в гимназии. Мой папа — председатель цензурного комитета при Государе Императоре, и он в восторге от рассказа!
Теперь мне стал ясен смысл показного умиления остальных гостей. Должность отца Леночки была весьма заметной и ценной для тех, кто мечтал издаваться даже скромным тиражом. Без одобрения цензурного комитета печатались только местные объявления о рождении, браках и смерти. И для присутствующих, возжелавших забраться на Парнас, ссориться с господином Пятнопузовым было не с лапы. Позднее меня просветили, что страх на всю округу наводила и мать Леночки, сестра хомячинского губернатора, дама скандальная и умеющая нанести урон чужой репутации.
— О, какой у нас тут знаток литературы с куцым хвостом, — влез Акакий. Его компания дружно захихикала. Смех Леночки напоминал кваканье лягушки.
— А как длина хвоста коррелируется с литературным вкусом? Думаю, скорее с уровнем образования, да вам это слово особо не известно, — холодно ответил ему я, зная, что Фома не отдавал своих отпрысков в гимназии и академии, ограничиваясь парой домашних учителей на всех.
Меня под руку взяла Татьяна:
— Не обращайте внимания, Акакий Фомич вечно всех задевает. А Леночке нам с самого детства запрещают перечить, маменька её — та ещё злословка, жизнь кому угодно сплетнями может испортить. Потому Леночка тут священная коза, которую не тронь ни пальцем, ни словом.
«Не тронь, чтоб не пахло», — говаривала моя бабуля про таких людей. Однако следом за мной с осторожной критикой начали выступать и другие гости-читатели, словно я махнул стартовым флажком Леночка сперва надулась, как пипа суринамская, а потом бросила листки с текстом на пол и визгливо разрыдалась. Тут мне стало несколько не по себе, доводить до слез я никого не хотел.
— Пойдёмте, я покажу вам сад. Тут как-то душновато, — потянула меня прочь из гостиной Татьяна, — знаете, Василий Матвеевич, вы прямо как струя свежего воздуха в нашем замкнутом мирке.
Мы вышли к клумбам, засаженным мелкими красненькими цветочками. Я не собирался связывать свою судьбу с Хомячинском, и Леночкина мамаша меня не пугала, но было слегка жаль убогую Леночку, несмотря на её гонор. Мышиная возня литераторов районного масштаба казалась смешной, но я понимал, какое значение этим страстям могли придавать юные кошечки.
— Меня просили высказать непредвзятое мнение, — чуть снисходительно улыбнулся я, чувствуя себя Белинским с Писаревым вместе, — не вижу повода кривить душой.
— Очень смело! — мне льстил восторг хорошенькой барышни. Татьяна была весьма мила и подкупала отсутствием жеманства. Если б не мои чувства к Анне, уверен, я не сопротивлялся бы роману с прелестной соседкой.
В тот раз мы задержались в гостях не очень долго. Вернулись домой вскоре после ужина, до продолжения литературных прений. Папенька нашим выходом в местный свет был очень доволен.
— Ах, матушка, Василий был просто бесподобен. Настоящий князь Кошанский, в лучших традициях наших предков, — расхваливал он меня перед бабушкой, устроившей нам второй домашний ужин. А та счастливо улыбалась и целовала мой мохнатый лоб.
На волне восторга от моего смелого поведения папенька принял решение отправиться в столицу чуть заранее. Князю не терпелось представить меня кое-кому из своих старых друзей. Кажется, вслед за мной семейство стало считать мой пушистый помпончик не печальным недостатком, а индивидуальной особенностью. В воспоминаниях Василия Матвеевича отец был не слишком компанейским и предпочитал переписку очной встрече с друзьями. Однако теперь ситуация изменилась. Моя магия оказала на него поистине волшебное действие.
Отправление мы запланировали на следующий вечер, чтоб проспать большую часть дороги, а также избежать козлиных заторов. В конце весны многие дворяне устремлялись в Мауславль или губернские столицы по самым разным поводам: заканчивался учебный год в академиях и пансионах, дамы заказывали платья для летнего сезона, кто-то оформлял документы для выезда за границу.
