— Деньги. Хочу, чтобы ты выглядела… безупречно. Вечер всё-таки. Особенный.

Вика улыбнулась шире. Улыбка хищницы. Самодовольной. Победившей.

— Ну ты мой родной. Сразу видно — всё ещё чувствуешь. Увидишь, Витя… у нас всё ещё впереди.

— Посмотрим, — ответил я тихо.

Слишком тихо, чтобы она уловила настоящий смысл.

Она повернулась к зеркалу, уже думая о косметике, наряде, своей "победе".

Позже, на работе, я сидел в кабинете, вертя ручку в пальцах, как оружие. Мысли — острые, резкие. Всё должно быть идеально. Без единой ошибки.

В дверь постучали, и зашёл Макс. Я сразу поднял взгляд.

— Тот парень… что ставит оборудование. Он надёжен?

Макс кивнул.

— Надёжен — не то слово. Он ставил систему в особняке у Олега Платонова. Тот параноик — чуть ли не с детектором лжи живёт. Если кто и умеет делать это так, чтобы не заметили — это он. Скрытые камеры, звук, резервное облако — всё будет.

— Мне важно, чтобы её даже тень не насторожила. Ни диодов, ни лишних углов. И звук — чёткий. В каждой комнате. Особенно — в гостиной и кухне.

— Сделаем, — спокойно ответил Макс. — Я с ним уже говорил. Он зайдёт днём, когда Вика уйдёт в салон. Под видом электрика. Всё поставит за два часа. Я сам проконтролирую.

Я кивнул. Медленно. Челюсти сжались от напряжения.

— Это должно быть чисто. По закону. Без провокаций. Просто… правда. Чтобы весь этот спектакль закончился.

— Виктор, — Макс сел напротив. — Ты уверен, что хочешь это видеть? Слушать?

Я посмотрел в окно. Машины, небо, Петербург в летнем затишье. Всё вокруг — как будто не про мою жизнь.

— Я хочу доказательства, Макс. Чёткие. Бесповоротные. Чтобы потом — в суд. Чтобы Варя не жила с той, кто играет в любовь, пока шепчет про деньги. Чтобы Алиса могла дышать. Чтобы мне не пришлось выбирать между страхом и правдой.

Он не стал спорить. Просто встал и кивнул:

— Вечером всё будет готово. И… если хочешь — я останусь поблизости. На всякий случай.

Вечер.

Я был один. Варю забрала мама, как и просил. Камеры расставлены. Проверены. Работают. Макс подтвердил, что всё чисто. Незаметно. Звук — кристально точный. Каждый шорох, каждый вздох, каждое слово.

Я прошёлся по квартире.

Гостиная — убрана. Стол — накрыт. Белая скатерть, высокий бокал, свечи. Всё, как она любит. Только не ради неё. Ради её падения.

Я сел. Ровно. Спокойно. Как охотник в засаде. Внутри — всё пульсировало. Не от страха. От предвкушения.

Ты хотела красиво? Ты получишь красиво, Вика. Только финал будет не тем, что ты себе нарисовала.

Замок щёлкнул.

Я не обернулся сразу. Дал ей момент. Пусть почувствует, что снова вошла в «свою» роль. Что всё идёт по её плану.

— Вить, — позвала она, шагнув на каблуках по полу. Голос — лёгкий, довольный. — Ну ты и устроил вечер… Я аж не поверила сначала.

Я поднялся. Медленно. Повернулся.

Вика стояла в чёрном платье с глубоким вырезом, волосы уложены, губы накрашены слишком ярко. Улыбалась. Сияла.

Я подошёл, подал руку. Она вложила свою — с видом королевы, вернувшей себе трон.

— Ну что, — сказала, проходя вглубь, оглядывая стол, — романтика? Даже свечи? Вот это ты меня удивил, Витя.

Я налил ей вина. Сел напротив. Камеры ловили каждый её жест. Каждый взгляд. И скоро — каждую фразу.

— Ты заслужила, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Ты так старалась.

Она хихикнула, поднесла бокал к губам. И прошептала, не зная, что каждый её вдох — уже не её.

— О, Витя… если бы ты знал, как всё скоро будет по-другому.

Я улыбнулся.

Вот теперь — игра действительно началась.

Виктор

Она закручивала вино в бокале, словно это был эликсир власти.

Я наблюдал. Спокойно. Сдержанно.

— Всё-таки, — протянула она, лениво откидываясь на спинку стула, — хорошо, что ты одумался. Честно. Я уж думала, ты совсем с катушек слетел. Алиса, Алиса… Господи, кто она вообще такая?

Я не ответил. Только подлил ей вина.

— Ну… милая, да. Местами. Но не для тебя. Ты — мужчина с будущим. А она — максимум нянька. С надломом.

Я сжал зубы. Камера напротив моргнула крошечным светом. Макс сделал работу идеально — даже я сам едва видел объектив.

— Но ты молодец, — продолжила Вика, глядя на меня сквозь стекло бокала. — Всё сделал, как надо. И ключ дал. И Варю снова со мной. Я, кстати, очень рада, что ты не стал цепляться за эту… привязанность. Папа года, ха.

Я не сводил с неё глаз. Молча. Пусть говорит.

И она говорила. Всё глубже и глубже загоняя себя в яму, не замечая.

— Скоро всё встанет на свои места. Ты же меня знаешь: я умею ждать. И терпеть. Но когда получаю — беру всё.

Я сделал глоток воды. Смотрел прямо на неё. Не отводя взгляда.

— Ну, что молчишь, Вить? — усмехнулась она. — Я ведь знаю, что ты снова начал меня видеть. Понял, кто рядом. Кто настоящая мать твоей дочери. Кто достойная.

Я поднялся.

Медленно. Ровно. С такой холодной решимостью, что она сбилась с дыхания.

— Ты закончила?

Она вскинула брови, удивлённо и снисходительно одновременно:

— Что?

— Вика, — произнёс он ровно. — Я знаю всё. Всё, что тебе нужно — это деньги. Только деньги.

Она моргнула. Потом снова. Словно ждала, что он засмеётся. Скажет, что шутит. Но Виктор молчал. Глаза стальные.

— Это… это бред, — попыталась улыбнуться она. — Ты не в себе, Вить. Это Алиса тебе мозги запудрила, да?

— Не Алиса уговаривала Варю бояться. Не Алиса врывалась в дом с ключами, которые никто не давал. Не Алиса подала ложный донос. Это всё ты, Вика. И я слышал. Своими ушами. Всё, что ты говорила вчера по телефону.

Она побледнела. А потом резко выпрямилась, скрестила руки на груди и вскинула подбородок:

— Ну и что? — её голос зазвенел злобой. — Да, я хочу твои деньги! Твою квартиру! Машину! Всё! Почему ты живёшь, как король, а я — в съёмной однушке на чёрной зарплате?! Почему ты заслужил всё это, а я — ничего?! Я растила Варю внутри себя, я родила её, я… — голос её взвизгнул — я увидела тебя по телевизору! Успешный, уверенный! И подумала — какого чёрта? Надо брать быка за рога! И да — я не отступлю. Не после того, как столько вытерпела. Не после того, как почти выиграла!

Она сделала шаг ближе. Взгляд стал хищным, острым.

— Но, Виктор… я тебе даю шанс. — Голос стал почти ласковым. Почти. — Всё же можно уладить. По-взрослому. Без войны. Без суда.

Я не шелохнулся. Смотрел прямо в неё, но чувствовал, как внутри всё леденеет.

— Какой шанс?

Она усмехнулась. Наклонила голову.

— Ты сейчас переписываешь на меня дом. Эту квартиру. Машину. И ещё… двадцать миллионов на счёт. И я подписываю отказ. От Вари. Полный. С нотариусом. И всё — чисто, гладко, мирно. Можешь спокойно жить со своей Алисой и печь ей сырники, если хочешь.

Молчание. Тяжёлое, густое.

— То есть… — я выговорил медленно, — ты даже не пытаешься больше делать вид?

Вика вспыхнула. Насмешливо фыркнула:

— Я тебя умоляю, Виктор. Варя меня бесит. Всё время «мама, мама!» — вцепляется, лезет, орёт. Мне от этого плохо. Я даже когда беременной была, терпеть её не могла. Меня тошнило не от токсикоза — от самого факта. А сейчас? Она ноет, липнет, смотрит своими глазами, будто я ей что-то должна. А я — никому ничего не должна.

Я сжал кулаки. Не потому, что хотел ударить. А потому что только так мог не разорваться.

— Ты говоришь… о нашей дочери.

— Твоей дочери, — отрезала она. — Я родила, и мне хватило. Меня не интересуют сопли, утренники и вот это всё. Меня интересует жизнь. Комфорт. Деньги. И если я не могу получить любовь — я хотя бы возьму выгоду.

— А если я откажусь?

Вика усмехнулась, наклонилась вперёд:

— Тогда будь готов к войне, милый. У меня всё ещё есть право. Всё ещё есть заявление. И поверь, я могу быть убедительной. Очень убедительной. Тебе решать — потратить годы на суды… или заплатить и быть свободным. Дать ей нормальную мать. Одну. Без меня.