— Ну нет…

Я подошла и без сил распахнула.

— Ты вся как потерпевшая! — заявила Полина с порога, держа бутылку белого и две шоколадки. — Так, я знала, что сегодня надо к тебе. Я как ведьма. Почувствовала энергетику "он-ушёл-и-ничего-не-сказал".

— Привет, — выдохнула я и отошла, впуская её. — Ты просто телепат.

— Нет, просто знаю тебя сто лет, — пробормотала она, ставя бутылку на стол. — Где бокалы? И начинай говорить всё. С самого начала. Только не говори, что уехал по делам и пропал.

Я молча достала бокалы.

— Окей… уехал по делам и пропал?

Я кивнула.

Полина залила бокал по верхний край:

— Мужчины — это отдельная форма жидкой ответственности. Вечно утекают в никуда. Ну и?

Я присела на диван.

— Было… всё. Ночь. Реально. Я даже не знаю, как это описать. Это не было просто "химией". Это было… будто я вернулась в тело после долгого отсутствия.

А утром — он с кофе, с улыбкой, — и… звонок.

И он ушёл.

Обещал, что напишет. Но не написал.

Полина нахмурилась:

— Ушёл так, будто не хочет оставаться?

— Ушёл… как будто что-то держал. Не меня, — себя. Понимаешь?

— А ты?

— Я… дура. Потому что мне хочется, чтобы он появился. А я ведь сама себе поклялась — никаких привязанностей. Ни-ка-ких.

Но он…

— Он тот самый, кто ломает броню, — закончила за меня Полина и отпила. — Ладно. Слушай. Давай не будем его обелять или обвинять. Но одно я скажу точно: если он не напишет завтра — ты пойдёшь с нами в караоке, и мы громко поём Шакиру, пока не исчезнет потребность кого-то ждать.

Я рассмеялась — впервые за день искренне.

— Договорились. Но если он напишет?

— Тогда… — она посмотрела на меня, прищурившись, — ...ты сделаешь глоток, откроешь ноутбук — и напишешь историю, как один мужчина однажды ушёл утром, а вечером всё изменилось.

Я кивнула.

Может, и правда — всё ещё может измениться.

Алиса

Телефон снова вибрировал не от него.

Кто-то из родителей скинул смешное видео с занятием, студийный чат обсуждал уборку зала, мама скинула фотографию папы в шляпе и подписала: «Твой отец решил, что он итальянский джентльмен».

А от него — по-прежнему тишина.

Прошёл день. Потом ещё один.

Я уже успела убедить себя, что всё — точка. Что мне просто показалось. Что ни один нормальный человек не исчез бы вот так, если ему было бы не всё равно.

Я обиделась. Разозлилась. Попыталась отвлечься.

Даже шла в магазин за новой зубной щёткой — и всё равно в голове вертелось:

Он просто не написал.

Плевать. Значит, так и надо.

Я стояла у окна с чашкой чая, глядя на питерский июль — теплый, почти настоящий, как будто город пытался компенсировать мне холод внутри.

И тут — вибрация.

Телефон засветился.

Виктор.

Я не сразу поверила.

Рука вздрогнула. Я села прямо на подоконник, не чувствуя жара от чашки в ладонях.

Открыла.

Привет. Я знаю, что поступил как полный идиот.

Если честно — испугался. Себя, чувств, того, как ты на меня действуешь.

Я хотел бы всё объяснить. Но не в переписке.

Если ты готова — приглашаю тебя на свидание.

Без ресторанов, без официантов. Просто прогулка.

Питер, ты, и немного меня, если позволишь.

Я заеду куда скажешь.

Моё сердце стукнуло глухо. Один раз. Потом второй.

И третий — уже быстрее.

Я перечитала. Снова. И ещё раз.

Внутри — смешалось всё: раздражение, облегчение, злость, нежность, недоверие, тревога.

Он исчез, да.

Но он и вернулся. Не с лёгким флиртом. Не с «как ты».

А с чем-то настоящим.

Я не хотела прощать быстро.

Не хотела сразу падать обратно в то, откуда сама себя вытаскивала.

Но и лгать себе тоже не хотела.

Поэтому я набрала ответ. Медленно.

Пальцы дрожали. Наверное, от глупой надежды, которую я всё-таки берегла.

Хорошо. Сегодня в шесть.

Лиговский, у цветочного павильона.

Я нажала «отправить».

И в тот же миг — выдохнула.

Будто держала воздух двое суток.

Я не знала, что надеть.

И это бесило.

Это была не просто прогулка. Не первое свидание. Не из тех, где хочется выглядеть безупречно ради картинки.

Это было… возможное продолжение.

Или — прощание с иллюзиями.

Я стояла у шкафа, уставившись в вешалки, как будто они могли подсказать, кем мне быть:

отстранённой? лёгкой? честной?

Вытащила одно платье — серое, с мягкой юбкой и запахом. Вернула.

Потом юбку и джемпер. Слишком просто.

Потом джинсы и рубашку. Слишком «деловая подруга».

В итоге выбрала то, в чём чувствовала себя… собой.

Тонкое льняное платье песочного цвета, чуть ниже колена. Оно будто шептало: я не старалась слишком сильно, но если что — я умею.

Нанесла лёгкий макияж — чисто для себя. Без стрелок, без драм. Только чтобы скрыть усталость под глазами и вернуть себе хоть какой-то контроль.

— Что ты делаешь, Алиса, — пробормотала я в отражение. — Ты ведь сказала себе: без ожиданий.

И всё же…

Остановилась у зеркала.

Подошла ближе. Поправила волосы. Сняла и снова надела серёжки.

Выдохнула.

Телефон в сумке вибрнул.

Я подъехал. Стою у павильона. Не спеши.

Не спеши.

Словно он знал, что внутри всё клокочет.

Я взяла сумку, бросила платок через плечо — и вышла.

В подъезде сердце стучало уже под рёбрами.

У дверей — совсем громко.

Если он снова исчезнет — я выдержу.

Если останется — посмотрим, что будет.

Но пока я просто шла — к Лиговскому, к павильону, к нему.

И с каждой секундой приближалась к тому, что давно боялась себе позволить: шанс на начало

Город шумел, как обычно. Пыльные маршрутки, туристы с картами, жара, которой никто не ожидал от июля в Петербурге.

А я — шла.

Не бежала. Не вальсировала. Просто шла.

Каждый шаг — как отсчёт.

До встречи. До объяснения. До его глаз.

Лиговский. Цветочный павильон.

Около витрины — вязаные букеты из пионов и роз, картонная табличка: «Не трогать руками».

И он.

Он.

Стоял, прислонившись к машине. В белой рубашке с закатанными рукавами, чуть небритый, уставший, красивый до боли.

Словно ничего не произошло.

Словно просто пятница, и мы просто договорились встретиться.

Он заметил меня сразу.

Выровнялся. Посмотрел так, будто всё вокруг исчезло.

И я — тоже.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответила я, стараясь не выдать, как бешено колотится сердце.

Он сделал шаг ближе.

Я осталась на месте.

— Ты пришла, — произнёс он, с тем особым удивлением, когда не веришь в собственную удачу.

— Ты тоже, — ответила я.

Молчание. Секунда. Две. Мысли в голове как в калейдоскопе.

— Мне жаль, что я ушёл тогда вот так, — сказал он, не опуская взгляда. — Я не готов был объяснять. Хотя должен был. Но я испугался. Реально. И себя, и тебя, и того, как быстро ты стала для меня важной.

Я ничего не сказала. Просто смотрела.

Он продолжил:

— Я не хочу всё перечеркнуть. Я хочу… хотя бы попробовать быть честным с тобой. Прямо сейчас. Если ты позволишь.

Я выдохнула — медленно.

Пауза уже не давила. Она звучала.

— Тогда поехали, — сказала я. — Показывай мне Питер, как обещал.

Он слегка улыбнулся.

Открыл передо мной дверь машины.

— С удовольствием.

Виктор

Я не помню, когда в последний раз так нервничал.

Наверное, когда рождалась Варя.

Тогда я тоже сидел — в коридоре роддома, с пересохшим горлом, дрожащими пальцами и мыслью: вот сейчас всё изменится.