Но даже за стеной я слышала её голос.

— Витя, а помнишь, у нас в спальне было почти такое же кресло? Только серое. И подушка в цвет штор…

Я замерла у раковины. Мою посуду. Руки в мыльной пене, а сердце — как под холодным душем. Это больше не про Варю. Это про них. Про них, понимаешь?

И в какой-то момент я вышла в коридор… и увидела.

Они сидели втроём на ковре в гостиной. Вика с Варей играли в настольную игру, Виктор подсказывал. Варя смеялась. Он что-то сказал — Вика тоже рассмеялась, склонилась ближе, будто случайно коснулась его плеча.

А я — осталась за дверью.

Чужая в собственном доме. Гостья в своей жизни.

Мне стало нехорошо. Не от ревности. От того, что это выглядело… логично. Как будто именно так всё должно быть. Мама, папа, ребёнок. Полная картинка.

И я не вписывалась.

Я сделала шаг назад. И ещё один. Вернулась на кухню, включила воду — просто чтобы не слышать. Не думать. Не чувствовать, как в груди медленно сжимается и ломается.

Я слышала, как смех Варварин перекрывается Викиным голосом, как будто она намеренно говорила громче. А потом — шаги.

Чёткие. Медленные. Как будто она не шла — а собиралась захлопнуть капкан.

Дверь на кухню приоткрылась. Я обернулась — и уже знала, кто это.

Вика. Спокойная, сдержанная. Как акула перед броском.

Она закрыла за собой дверь. Плотно. Без щелочки. И облокотилась на неё, будто на сцену вышла.

— Ну что, Алиса, — сказала она. Голос мягкий, вкрадчивый, но я сразу поняла: это не разговор. Это расчёт.

— Ты хорошо устроилась, — продолжила она. — Мужик, квартира, ребёнок, ужины. Почти как своя. Только не забывай — ты здесь никто.

Я не отвечала.

— Ты думаешь, он тебя любит? — Вика шагнула ближе. — Он просто… держится. За удобство. За тепло. За то, что ты рядом. Но ты — не выбор. Ты — замена. Временная.

Она усмехнулась, и в этом было столько яда, что воздух стал гуще.

— Варя уже меня чувствует. Ты видела, как она на меня смотрит? Она всё вспомнит. У детей сильная интуиция. А Виктор… ну ты же видела, как он сегодня смеялся? Он не забыл. Ему просто нужно напомнить. Немного. И всё встанет на свои места.

Я молчала. Руки всё ещё в воде. Я даже не вытиралась. Просто стояла. Как будто если не пошевелюсь — не сорвусь.

— Знаешь, кем ты была в этой истории? — её голос стал тише. Почти шёпот. — Просто тёплой дыркой. В нужное время. Пока он страдал. Пока скучал. Пока горевал по мне.

Я медленно повернулась. Сердце било в горле. Грудь сдавило. Но голос — был тихим. Как лезвие.

— А теперь послушай ты, Вика. Один раз. И очень чётко.

Я сняла с рук полотенце, вытерлась, отложила его рядом. Медленно. Без спешки.

— Я была рядом, когда вы его бросили. Я держала его за руку, когда он учил Варю не плакать по ночам. Я собирала её в сад, когда она боялась новых людей. Я знала, какая у неё температура, когда он не знал, какой ей нужен носовой спрей. Я была. Я есть. Я останусь.

Вика резко выпрямилась, но я сделала шаг ближе.

— Ты можешь прикидываться матерью. Можешь устраивать спектакли. Но Варя — не дура. И Виктор тоже. А я… я не уйду. Даже если ты притащишь сюда весь ад.

Я подошла к двери, открыла её и сказала ровно:

— Проветри. Здесь слишком пахнет злобой.

Я уже собиралась выйти, когда вдруг резкое движение остановило меня.

Вика резко схватила меня за руку. Пальцы вцепились с неожиданной силой, словно хотела не остановить — а заякорить.

— Значит, хочешь по-плохому? — прошипела она.

— Отпусти, — сказала я тихо, но твёрдо. — Ты сейчас переходишь границу.

Но она только сильнее сжала.

А в следующий миг… я даже не успела осознать, что происходит.

Резкий хлопок. Она ударила себя по щеке. Сильно. Настолько, что на коже тут же вспыхнуло покраснение. Потом — будто бы в панике — схватила стоящий на столе стакан, с силой швырнула его об пол. Стекло разлетелось в стороны, одно из острых осколков задело её ладонь.

И она тут же закричала:

— АААА! Боже! Ты с ума сошла?!

Я отпрянула. Секунду просто стояла в шоке, не понимая, что вообще происходит.

— Ты меня ударила! — вопила она уже громче, на весь дом. — Виктор! ВИКТОР!!

Я услышала, как за спиной кто-то бросается со стула. Как шаги срываются с ковра и бегут по коридору.

Дверь распахнулась — и на пороге появился Виктор.

Он замер на секунду. Увидел меня. Увидел Вику, сидящую на полу с порезанной рукой, разбитым стаканом, растрёпанными волосами и… невероятно убедлённым видом жертвы.

— Виктор! — взвизгнула она, показывая на меня. — Она… она просто напала на меня! Я пришла поговорить, а она… схватила, толкнула, закричала! Я… — она выдохнула, как актриса на финальной реплике трагедии. — Я испугалась за Варю!

Вика взвыла громче, театральнее, на всю квартиру:

— Она сумасшедшая! Она кинулась на меня, как бешеная! Я едва успела увернуться, она кричала, что убьёт, что я не смею прикасаться к её дому! Ты хочешь, чтобы Варя жила с ней? С такой? С психически нестабильной женщиной?!

Я стояла у стены, всё ещё не веря, что это происходит. Что кто-то действительно может… вот так. Холодно. Хитро. Словно по сценарию.

Виктор смотрел то на неё, то на меня. Я видела, как он пытается понять. Как его разум захлёстывает поток эмоций и картинок, в которые сложно поверить.

Он шагнул вперёд:

— Вика… ты… ты уверена?..

— Уверена?! — выкрикнула она, глядя на него с безумием в глазах. — Посмотри на меня! Посмотри на руку! Посмотри на щеку! Это она! Алиса! Она сорвалась! Я боялась за ребёнка! За Варю!

И тут же, словно специально, Вика повернулась в сторону, где стояла Варя. Девочка выглядывала из-за плеча Виктора — глаза в слезах, губы дрожат.

— Варя, милая, ты же меня слышала? — произнесла Вика мягким, приторным голосом. — Я пришла просто поиграть. А она… она на меня напала…

— Это неправда, — вдруг прошептала Варя. — Алиса не кричала… Я слышала… ты первая кричала…

— Варя! — рявкнула Вика, но потом мгновенно выровняла голос. — Тебе просто показалось. Всё хорошо, детка. Просто… взрослые иногда ссорятся.

Я почувствовала, как во мне что-то оборвалось. Как вся та боль, которую я так долго глотала, внезапно стала тяжёлой, каменной, готовой прорваться.

— Виктор, — сказала я, наконец, ровно. — Хочешь знать, что произошло?

Он посмотрел на меня. Глаза… растерянные. Но уже не слепые.

— Я стояла тут. Она начала говорить гадости. Переходить границы. Потом ударила себя сама. Потом разбила стакан. Всё было… специально. Для тебя. Для этого спектакля.

Вика застонала и прижала руку к щеке.

— Конечно! Конечно, она так и скажет! Потому что она… Она меня ненавидит! И Варю у меня хочет забрать! — она вновь зарыдала. — Она опасна, Виктор! Опасна!

Варя ещё сильнее прижалась к отцу и прошептала:

— Папа… я не хочу, чтобы мама кричала… Я боюсь…

Виктор наклонился к дочери, прижал её к себе. Его лицо побелело. Глаза сверкнули сталью.

Он поднялся. Смотрел теперь только на Вику.

— Хватит.

— Что?.. — заморгала она.

— Хватит, — голос Виктора прозвучал не громко, но в нём была сталь. Холодная. Чёткая. Решительная. Та самая, что я слышала у него лишь раз — когда он разговаривал с человеком, который угрожал его бизнесу.

Я знала, что он сейчас на пределе.

— Вика, ты уходишь. Сейчас.

Она заморгала, будто не верила.

— Что?.. Ты даже не хочешь услышать, что произошло?

Он не ответил сразу. Только посмотрел. На неё. На Варю. А потом — снова на Вику.

— Я всё слышал, — сказал он. — Варя всё слышала. Этого достаточно.

Я видела, как в ней что-то дрогнуло. Может быть — злость, может — обида. Но точно не раскаяние.

— Варя! — выкрикнула она, резко оборачиваясь к девочке. — Скажи папе! Ты же видела, как она...

— Я не хочу, чтобы ты кричала, — прошептала Варя, уткнувшись Виктору в грудь. Её голос был крошечным. Ломким.