- Всевышний Колум, прошло столько лет, а ты все еще бесишься, что Тристин выбрала меня?

- По-твоему, я похож на глупого мальчишку, который тащит за собой первую любовь, словно дорогое сокровище, Дарлан? Нет, я зол из-за того, что ты посмел опуститься до предательства ордена, который дал нам все! И зол потому, что пока ничего не могу сделать. Благодари короля за то, что я все еще не отправил письмо о том, что ты здесь. А рука, поверь, так и просит взяться за перо.

- Догадываюсь, что там в их послании. Магистры слепо повторяют клевету барона Залина.

- Клевету? Демонова тьма, Дарлан, ты боишься признаться в предательстве? Вот уж не подумал бы, что ты трусишь. Ты, который не забился в угол, когда я пришел тебя хорошенько вздуть.

- Ну раз ты меня так знаешь, Гастор, скажи, действительно ли ты веришь в то, что я изнасиловал дочь барона? Или это твоя старинная обида на меня из-за Тристин заставляет так думать? – спросил Дарлан, чувствуя, что начинает закипать от слов бывшего собрата. – Скажи, мастер Монетного двора.

Гастор отвернулся, снова уставившись на город. Он помолчал, постукивая костяшками пальцев по мрамору балюстрады.

- Даже если барон Залин лжет, ты должен был явиться в орден сразу же, - твердо сказал Гастор. – Слово магистров – закон, который нам не следует даже обсуждать.

- Явиться на справедливый суд? – Если бы ты знал, какая справедливость досталась Тристин. Если бы ты знал, как грязно обошлись с ней магистры, ты бы заговорил по-другому. Ты бы сам сломя голову кинулся бы искать правосудия. Ты бы сам горячо возжелал свернуть магистрам их цыплячьи шею. Выложи все ему, сейчас же, приказал себе Дарлан. Но в горле словно вставал ком, едва он вспоминал умирающую на его руках Тристин. Любовь, которую он убил своим клинком.

- Да, только так ты бы очистил свое имя.

- Мое слово против слова человека, заплатившего Монетному двору за услуги? Оно бы стоило не больше, чем пыль на сапогах барона. Магистры спасали бы свою репутацию, а не члена ордена, угодившего по глупости в эту грязь. Лучше я погибну от когтей случайной твари, чем позволю провести им ритуал извлечения.

- Возможно, ты прав. – Гастор отвернулся от ночного города. – Но учти, братство не оставит попыток найти тебя, связать цепями и доставить домой.

- Учту. С этим знанием я и живу.

- Ты общался с Тристин после найма? – спросил вдруг Гастор. Дарлан вздрогнул, надеясь, что Гастор этого не заметил.

- Да, но недолго.

- Я переписывался с ней каждый год. Одно-два письма. После последнего она так и не ответила. Хочешь знать почему?

- Почему? – Дарлан знал ответ. Потому что она мертва. Потому что я ее убил, Гастор, я!

- Из-за тебя. Какой-то демон меня дернул написать, что она ошиблась, когда отдала свою любовь тебе, что ты, хм, обнажил свою истинную сущность.

- А говоришь, ты не мальчишка, что через время несет сокровище.

- Не мальчишка, я забыл о чувствах к ней очень быстро. Юларийские женщины отлично проветривают головы. Посмотри на своего напарника, Илерия поймала его в силки как заправский охотник. Но вот обиды, Дарлан, забываются не скоро.

Они постояли еще немного, не говоря ни слова, а вскоре на балконе появились несколько гостей, видимо, желающих чуть протрезветь. Это послужило знаком, что их короткий разговор окончен. Гастор кивнул Дарлану, и ушел вниз первым. Отродье Малума! Неужели Гастор не ошибся, и Дарлан стал трусом? Он должен был сказать правду о Тристин, чтобы его бывший собрат не ждал вечность ответа от той, кого они когда-то любили. Должен, но не сумел. Почему иногда, чтобы сказать какие-то слова, смелости нужно стократ больше, чем для встречи с жутким чудовищем? Проклиная себя за слабость, недостойную мастера монетного двора, Дарлан направился в зал Торжеств.

Поющая жемчужина в это время уже покидала помост под хлопки благодарной публики. Опустившись между Леодором и Олессой, Дарлан быстро подлил себе вина. Внезапно он ощутил растущее желание надраться в стельку. Только зачем? Забыться до утра? А потом что? Дарлан уже проходил это после смерти Тристин. Он вскоре заметил, что Марто Дерли снова настороженно смотрел на их стол. Бедняга маялся так, будто его жизнь висела на волоске. Монетчик слегка улыбнулся, чтобы подбодрить винодела, хотя на собственной душе по-прежнему висел камень. Будь неладен Виоторд со своей королевской милостью! С чего он вообще решил примирить их с Гастором? Да, их недолгий разговор на свежем воздухе закончился в самом деле мирно, только вот после него во рту был горький привкус, не спасло даже подогретое вино из крыжовника, приправленное пряностями. Гастор уже тенью стоял за королем, внимательно следя за залом. Дарлан перевел взгляд на Таннета. Маг уже вовсю развлекал свою даму сердца иллюзиями. Над их столом кружили разноцветные бабочки, крылья которых оставляли в воздухе медленно гаснущие следы. Илерия только успевала охать от восхищения и хлопать в ладоши.

- Бродячий театр Ригана из Алгерты! – зычно возвестил герольд.

Гости засуетились. Некоторых даже разбудили, чтобы они не проспали представление. Слуги отворили двери, и в зал торжеств величаво вошли двое мужчин и одна женщина, одетые в одинаковые желтые сутаны. Их лица были покрыты белой краской. Они поклонились, и взошли на помост. Публика замерла в предвкушении.

- Какой скучный грим, - разочарованно проронила Олесса.

- Не торопитесь делать выводы, дорогая. – Леодор повернулся к ней, едва не зацепив бокал Дарлана рукой. – Я видел их выступление в Алгерте, поверьте, этот театр умеет ошеломлять. Самого Ригана среди этой тройки нет, значит, нам стоит ожидать его эффектного появления. Готов поспорить, что в ближайших королевствах Риган, несомненно, лучший актер, а как постановщик драм и комедий нигде не имеет себе равных.

Следом за тремя актерами в зал медленно вкатили телегу, накрытую холстиной. Судя по напряженным лицам людей, которые ее тащили, на телеге было что-то тяжелое.

- Театр Ригана рад приветствовать почтенную публику! – провозгласила женщина с белым лицом. – В честь зимнего солнцестояния и свадьбы принца Хиреана мы покажем вам новое представление, о котором будут толковать еще долгие годы. Начнем!

Работники сорвали холстину, открывая глазам сложенные в три кучи позолоченные доспехи и три громадных двуручных меча. Вот и декорации для незабываемого спектакля. Пыхтя от натуги, работники начали заносить латы на помост, а гости в недоумении стали перешептываться. На помощь пришли молчавшие после выступления Алары музыканты. Они грянули бодрый марш, чтобы поторопить приготовление.

- Великий Колум, - протянула Олесса. – Грим скучный, а подготовка совсем никакая. Зачем их вообще последними выпустили? Чтобы заснули даже самые терпеливые?

- Насколько я знаю, они сами попросили об этом. – Леодор подавил зевок. – Но ведь вы слышали, что они обещали?

- О да, боюсь, я, действительно, буду толковать об этом долгие годы. О том, как знаменитый бродячий театр из Алгерты погрузил в сон сотню людей.

- Разве в Зале торжеств разрешено оружие? – спросил Дарлан, наблюдая, как работники театра собирают на помосте полный доспех.

- Вы про эти ужасные мечи? – уточнил винодел.

- Да.

- Боги, мастер! Да в этом зале только двое смогут орудовать такими – вы и телохранитель нашего короля. Они же тяжеленные! Посмотрите на бедняг, которые и вдвоем еле подняли их с телеги.

Когда, наконец, подготовка закончилась, на помосте помимо актеров стояли трое рыцарей. На их шлемах были плюмажи из выкрашенных перьев, а наплечники щетинились шипами. Доспехи удивительным образом не упали даже после того, как работники театра с трудом прислонили к ним громадные клинки. По позолоченному металлу лат каплями разливался свет от заряженных кристаллов, врезанных по центру кирас. Дорогое украшение для театра, хоть и такого прославленного, как театр Ригана. Женщина в зеленом балахоне махнула музыкантам, и те закончили марш на торжественной ноте.