— А вот и новенький, — хрипло произнёс капитан. — Князь Ермаков, если не ошибаюсь? Читал о ваших «Турах» в газетах. Говорят, что вы на западе германцев с австрийцами громите. Дескать, бегут они, едва лишь успев заметить ваши танки.

— Не всегда, капитан. Немцы вовсе стараются дать бой, хоть и не так успешно. Фронт стоит и быстро двигаться не собирается. Артиллерией окопы в грязь мешают, а там, где её не достаёт в нужном количестве, то и продвижения как такового нет.

Медсестра помогла снять мундир. Рана под повязкой воспалилась за время пути — края зияющего разреза покраснели, из них сочился гной.

— Завтра доктор Смирнов сделает перевязку, — сказала она, торопливо накладывая свежую марлю. — А сейчас вам нужен покой.

Но покоя не было. Ночь напролёт я ворочался на жесткой койке, прислушиваясь к стонам, доносящимся из соседних палат. Где-то кто-то кричал по-немецки — должно быть, пленный. Потом раздался протяжный вой, резко оборвавшийся после шлепка и окрика санитара.

Утром я проснулся от странного ощущения. Комната была заполнена солнечным светом, а за окном щебетали воробьи. На мгновение мне показалось, что война — всего лишь дурной сон. Но боль в плече и пустая рукав прапорщика напомнили страшную реальность.

— Завтрак, ваше сиятельство, — та же сестра милосердия поставила передо мной поднос. Белый хлеб, масло, даже яйцо всмятку. Я посмотрел в соседние палаты — там давали лишь черствые сухари и мутный чай без сахара.

— Почему такие отличия в пайках? — спросил я.

Сестра смутилась:

— Приказ доктора Смирнова. Усиленный офицерский паёк. Вы должны быстро оправиться и выдвинуться обратно на фронт. Смирнов заявил, что в тылу достаточно новых солдат, чтобы заменить их на фронте новыми.

— Относите кому нужнее. Я не столь голоден.

Капитан хохотнул рядом:

— Благородно, князь, но полностью бесполезно. Здесь есть свои порядки, которые менять не собираются.

Его слова подтвердились, когда я решил осмотреть госпиталь. Солдатские палаты представляли собой кошмар — переполненные койки, грязные бинты, запах гниющей плоти. В углу одной из палат лежал молодой солдат, его лицо было покрыто странными язвами.

— Газовая атака под Кёнигсбергом, — пояснил санитар. — Третьи сутки в бреду. Говорят, что боль от их веществ адская. Кто-то лёгкие выплёвывает, другие без глаз остаются, а вот этот — бредить начинает. Не знаю, чего они там намешивают.

— Противогазы уже два года производят под Ригой. Почему их на фронте нет?

— Вы меня об этом спрашиваете? — мужчина указал на больных. — Вот это моя зона ответственности, а что происходит на линии фронта — ответственность интендантов.

Я наклонился к нему. Солдат внезапно открыл глаза и схватил меня за руку:

— Ваше… сиятельство… они… знают…

Его рука внезапно обмякла. Санитар поспешно натянул простыню на лицо умершего.

— Что он хотел сказать? — спросил я.

— Бредил, ваше сиятельство. У них все в бреду перед концом.

Но в его глазах я прочитал нечто иное. Страх.

Возвращаясь в свою палату, я случайно оказался у дверей кабинета главного врача. Из-за двери доносились голоса:

«…партия должна быть доставлена до пятницы…», «…губернатор уже дал согласие…», «…немцы платят золотом…»

Я замер. В этот момент дверь резко распахнулась, и я оказался лицом к лицу с высоким мужчиной в белоснежном халате.

— А, князь Ермаков! — его голос звучал неестественно бодро. — Я как раз собирался вас навестить. Доктор Смирнов, к вашим услугам.

Его рукопожатие было влажным и холодным, как у мертвеца. А глаза… Глаза не улыбались. Такие глаза я видел у опытных рыночных дельцов или глав крупнейших концернов и компаний, умеющих делать серьёзную прибыль. Они могли выглядеть как самые обычные люди, но вот глаза всегда их выдавали. Слишком уж холодные и пугающие.

Ночь в госпитале выдалась беспокойной. Я лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к странным звукам, доносящимся из подвала. Металлический скрежет, приглушенные шаги, иногда — сдавленные стоны. Капитан Арсеньев, мой сосед по палате, спал беспокойно, бормоча что-то о «проклятых гаубицах».

Я осторожно поднялся с койки, чувствуя, как боль в плече отзывается резким уколом. Оделся в темноте, стараясь не разбудить других. В кармане лежал револьвер — украшенный драгоценными накладками «Наган» — подарок Сретенского. Холод металла успокаивал.

Коридор госпиталя был пуст, лишь где-то вдалеке мерцал одинокий фонарь. Я шел на ощупь, пока не нашел узкую лестницу, ведущую вниз. Каменные ступени были скользкими от сырости, воздух с каждым шагом становился гуще, пропитанным запахом плесени и чего-то химического.

Подвал оказался лабиринтом. В полумраке я различал ряды бочек, запертые шкафы, ящики с маркировкой «Медицинские принадлежности». Но что-то было не так. На некоторых ящиках красовались аккуратные немецкие надписи: «Vorsicht — Äther».

— Кто здесь?

Голос заставил меня вздрогнуть. Из-за угла вышел санитар — тот самый, желтолицый, что встречал меня в первый день. В руках он держал фонарь, свет которого выхватывал из темноты странную картину: десятки бутылей с прозрачной жидкостью, аккуратно упакованные в солому.

— Ваше сиятельство… вам не следовало сюда спускаться…

Я наставил на него револьвер.

— Объясни. Что это?

Санитар заерзал, его глаза бегали по сторонам.

— Лекарства… для госпиталя…

— С немецкими этикетками?

Внезапно где-то хлопнула дверь. Послышались шаги. Санитар побледнел.

— Уходите, князь. Пока живы.

Он рванулся в сторону, опрокинув бочку. По полу разлилась резко пахнущая жидкость. Я едва успел отпрыгнуть — эфир. Чистый медицинский эфир, которого не хватало в операционных.

Шаги приближались. Я прижался к стене, чувствуя, как сердце колотится в груди. Где-то рядом раздался скрип металла — кто-то открывал тяжелую дверь.

— Где он? — прозвучал знакомый голос. Доктор Смирнов.

— Должен быть здесь. Санитар видел.

Я затаил дыхание. В щель между ящиками увидел фигуру Смирнова — он стоял в окружении двух мужчин в штатском. У одного в руках был кожаный портфель, туго набитый бумагами.

— Партия готова к отправке. Немцы ждут у границы.

— А князь?

— Разберемся. Как с тем пленным.

Ледяная волна прокатилась по спине. Они убили пленного офицера. Убили, потому что он что-то знал.

Я осторожно попятился, но вдруг спина уперлась во что-то твердое.

— Не двигаться, — прошептал чей-то голос за спиной.

Повернув голову, я увидел полковника Мальцева — того самого, что встречал меня на вокзале. В его руке блеснул револьвер.

— Тихо, князь. Идите за мной.

Мы проскользнули в боковой коридор, затем — в узкую каменную щель, скрытую за стеллажами. Мальцев провел меня по лабиринту подземных ходов, пока мы не оказались в маленькой комнатке, освещенной единственной керосиновой лампой.

На столе лежали бумаги. Карты. Фотографии.

— Вы наткнулись на большой заговор, князь, — Мальцев бросил на стол папку с гербом военной контрразведки. — Смирнов и его люди поставляют немцам не только лекарства. Они передают сведения о передвижениях войск.

Я листал документы, с трудом веря своим глазам. Здесь были списки, отчеты, даже чертежи новых укреплений.

— Почему вы ничего не предприняли?

Мальцев усмехнулся.

— Ждали вас, князь. Человека с фронта, которому можно доверять.

Снаружи вдруг раздались крики. Где-то бежали люди, хлопали двери.

— Они знают, что вы здесь, — Мальцев протянул мне второй револьвер. — Выбор за вами. Бежать или помочь нам закрыть эту яму.

Я взвесил оружие в руке. Плечо ныло, но ясность мысли вернулась.

— Я остаюсь.

Мальцев кивнул.

— Тогда слушайте внимательно. У нас есть один час, чтобы собрать доказательства. После этого прибудет отряд жандармов.

Он развернул план госпиталя, ткнув пальцем в несколько точек.