Дверь снова открылась. Вернулся не Ямагата, а худощавый мужчина в очках — министр флота.

— Генерал приносит извинения, — сказал он. — Завтра переговоры продолжатся в Военном министерстве.

Когда мы выходили из павильона, я заметил в тени сосны того самого «садовника». Теперь он стоял прямо, и в его позе не было ничего старческого. Наши взгляды встретились на мгновение — и я понял, что настоящие переговоры только начались. Японцы играли свой странный спектакль, который мне сейчас ещё не был понятен до конца. Похоже, что они сами не готовы действовать резко, несмотря на собственное положение. Пойди самураи против России — получат сложный конфликт в бесконечно громадных лесах Сибири.

Возвращаясь в гостевой квартал, мы прошли мимо тренирующихся самураев. Их мечи сверкали в последних лучах солнца, разрезая воздух с шипящим звуком. Никто даже не взглянул в нашу сторону — но каждый удар был посланием. Они не угрожали, но предупреждали, что готовы обнажить мечи, если появится такая необходимость.

На следующий день дождь начался ещё до рассвета. Я лежал без сна, прислушиваясь к тому, как крупные капли стучат по крыше — ровный методичный звук, напоминающий отсчёт до нового раунда переговоров.

— Ваша светлость, — разбудил меня адъютант, — чёрный автомобиль уже ждёт.

В отличие от вчерашней чайной церемонии, сегодня нас везли в сердце японской военной машины — здание Генерального штаба, массивное бетонное сооружение, затерянное среди вишнёвых садов. Парадокс: снаружи — вековая гармония, внутри — сталь и смертельный военный расчёт.

Лифт опустил нас на третий подземный уровень. В нос ударил запах масла и свежей краски.

— Здесь, — офицер в форме открыл тяжёлую дверь.

Комната оказалась круглой, как арена, с высоким потолком и огромной рельефной картой Азии, занимающей весь центр. Нас встретили семь человек — все в военной форме, без единого дипломата. Генерал Ямагата стоял у Филиппин, его пальцы сжимали крошечную модель броненосца.

— Сегодня мы говорим языком силы, — произнёс он без предисловий.

На столе перед нами уже лежали документы — три пункта, аккуратно отпечатанные на японском и русском:

Беспошлинная торговля в портах Дальнего Востока — 30 лет.

Южный Сахалин — полная передача.

КВЖД — совместное управление.

Ламердорф ахнул, как раненный тюлень. Его рука мелко задрожала, когда он потянулся за стаканом воды. На момент меня даже пробило на короткий смешок, устранить который потребовало значительных сил. Я же медленно обошёл карту, останавливаясь у Малайского полуострова.

— Очень интересные условия, господа, — свои слова я сопроводил подбором деревянного макета японского линкора, — но позвольте спросить: какой вам смысл от Южного Сахалина? Деревья и злые медведи? — я опустил кораблик у берегов Сингапура, — А вот это…

В комнате повисла гробовая тишина. Один из адъютантов японского главнокомандующего непроизвольно шагнул вперёд, желая точнее рассмотреть планы. Я же предлагал не просто важный город, ставший в моё время самым дорогим городом для проживания, а фактический контроль над Малаккским проливом — ключом к азиатской торговле. В моё время через него проходила примерно четверть всей мировой торговли. К тому же, это самый кротчайший путь в морскую часть Восточной Азии, а значит, японцы смогут защищать собственные территориальные воды.

Генерал Танака, морской министр Японии, оторвал взгляд от карты и резко поднял голову:

— Вы предлагаете нам войну с Британией?

— Я предлагаю вам возможность выжить. — я обвёл взглядом всю русскую делегацию, стоящую сейчас за столом, — Сейчас мы единственная сила, которая может противостоять британским силам на континенте. Мы смогли вытеснить их из Персии, и Индия по сей день полыхает. Думаете, что если нас сметут, то британцы перестанут протягивать собственные щупальца во все стороны? Вы полагаете, что они будут терпеть сильную морскую державу в Азии, которая угрожает их владениям? — я хмыкнул, вынимая папку из портфеля, — Вот наши расчёты по британским гарнизонам в Азии. Сингапур — восемь тысяч человек. Гонконг — пять тысяч человек. Индия — сто двадцать тысяч человек. Австралия — тридцать пять тысяч человек. Они все разбросаны на территории в несколько тысяч вёрст — громадные земли.

Ямагата взял документы, не сводя с меня глаз. Его пальцы медленно перелистывали страницы — я видел, как он отмечает про себя каждую цифру, каждую карту и нанесённую на них чёрточку.

— Вы хорошо подготовились, князь. — наконец сказал он, — Но бумаги и планы — это не солдаты.

— А солдаты не есть флот. — парировал я, — У России два с половиной миллиона штыков в Европе и ещё три с половиной сотни тысяч в Азии. У Японии — двадцать три линкора. Вместе мы сможем сделать то, что по отдельности выполнить банально не получится.

Наступила пауза. Где-то за стеной заработал телеграф, передавая свои тайные сообщения. Ямагата внезапно встал и подошёл к стене, где висела огромная карта Тихого океана.

— Вот, — он ткнул указкой в середину океана. — Здесь, у Маршалловых островов, три дня назад британская эскадра провела учения. — Его указка переместилась к Гонконгу. — Здесь вчера вошли в порт шесть транспортов с австралийскими войсками. — он обернулся, — Они ждут нашего решения.

— Тогда дайте им его. — сказал я, доставая из папки фотографию с немецкими офицерами в Циндао, — Германия предлагает вам союз, но что они могут вам дать? Разбитую армию в Европе? Разрушенные фронты? Громадные поля, усеянные деревянными крестами?

Комната взорвалась перешёптываниями. Даже Ямагата не смог скрыть удивления — видимо, их разведка прозевала этот контакт.

— У вас есть выбор. — продолжил я, — У вас есть выбор. Помните, как наши войска уже вместе брали Пекин, подавляя очередные волнения китайцев? Мы уже были союзниками однажды.

— Обед, — объявил он, — а потом мы покажем вам кое-что интересное.

Нас повели через лабиринт коридоров в подземный гараж. Там, под брезентом, стоял макет нового японского линкора — точная копия в масштабе один к десяти.

— «Нагато», — с гордостью произнёс Танака. — Вступит в строй через четыре месяца.

Я обошёл макет, отмечая толщину брони, угол наклона башен.

— Красиво, — кивнул я. — Но знаете, что сказал наш адмирал Макаров? «Море любит смелых». — я поднял глаза на Танаку. — Готовы ли вы рискнуть?

Обед прошёл в странной атмосфере — формальной вежливости и скрытого напряжения. Подавали суши и русскую водку — странное сочетание, но символичное.

Когда подали чай, Ямагата неожиданно предложил:

— Завтра — перерыв. Послезавтра — аудиенция у Тэнно.

Возвращаясь в гостевую резиденцию, мы проезжали мимо арсенала. Ворота случайно оказались открыты — я успел увидеть ряды новеньких гаубиц, готовых к отправке.

— Намек? — спросил Устов.

— Нет, — ответил я. — Это вопрос. «Достойны ли мы?». Яркий, надо сказать, вопрос.

Вечером, когда Ламердорф уже спал, ко мне постучали. На пороге стоял посыльный с маленькой шкатулкой.

— От генерала Ямагаты, — поклонился он.

В шкатулке лежала миниатюрная самурайская катана — не больше пальца длиной. И записка:

«Завтра в 5 утра. Храм Мэйдзи. Только вы.»

Я повертел меч в пальцах. Сталь была идеально отполирована, остра как бритва. Послание было интересным, и если японцы решили вызвать именно меня, то разговор должен быть не столь официальным, но крайне важным.

Четвёртый час утра. Токио спал, окутанный предрассветной дымкой, когда я пробирался узкими улочками к храму Мэйдзи. Без свиты, без документов — только кинжал за поясом и та миниатюрная катана в кармане.

У ворот меня ждал не офицер, а старик в поношенном кимоно — тот самый «садовник» из императорского дворца.

— Дзё-я, — пробормотал он, что-то вроде «добро пожаловать», но с оттенком «ну наконец-то».

Мы шли по аллее вековых кедров, где каждое дерево было посажено в память о павших воинах. В воздухе витал сладковатый запах гниющих лепестков — сакура уже отцвела, устилая землю розовым ковром.