Есть ли смысл японцам участвовать в войне? В моей временной линии Япония участвовала в обоих мировых воинах под эгидой расширения «жизненного пространства», поскольку население в этой стране было большим, а пригодной для жизни территории действительно не хватало. В Первой Мировой Войне азиаты ограничились короткими операциями на восточной части континента и поставками России, но сейчас имеется возможность втянуть эту страну в войну по-настоящему, пообещав им возможность овладеть всеми азиатскими колониями на востоке. Это был очень жирный кусок, который пропускать просто так никому не хотелось бы.

— И кто же поедет в Токио?

— Думаешь, что я бы позвал тебя к себе просто так? — великий князь хмыкнул, — Ты будешь в составе делегации. Не главным, но важным человеком. Считай, что ты теперь лицо последних двух наших крупных операций. Японцы должны понимать, что мы способны воевать и сами, но если они подумают, что теперь можно нас атаковать, то получат страшную войну на Дальнем Востоке. Если они подумают напасть на нас, то получат настоящий ад. Сибирь пожрёт их войска.

— И какие у нас будут полномочия?

— Обширные. — Александр Александрович выдвинул ящик стола и достал оттуда толстую папку, — Мы готовы на большие уступки, но Сахалин, Маньчжурия и Курилы железобетонно остаются нашими. Мы готовы открыть порты для свободной беспошлинной торговли даже в Америке.

— Когда?

— Вчера. — великий князь усмехнулся, — Но придётся довольствоваться завтрашним утром. Специальный рейс будет вас ждать, — он встал и протянул мне папку, — Всё, что нужно будет в переговорах, находится здесь. Остальное будете придумывать на ходу. Никаких сеансов радиосвязи со столицей держать не нужно.

Я взял папку. Она оказалась неожиданно тяжёлой.

— А если они откажутся?

Великий князь подошёл к окну и раздвинул шторы. За стеклом раскинулся военный лагерь — тысячи солдат, готовых умереть по его приказу.

— Тогда будем бороться в одиночку. — Рюрикович положил мне ладонь на плечо, — Привезите победу.

Толстая папка с документами лежала в моём кейсе, словно кусок свинца — не только по весу, но и по значимости её содержимого. В ней были прописаны пределы наших уступок, карты возможных территориальных изменений, секретные досье на японских министров. Всё, что могло помочь склонить чашу весов в нашу пользу.

Мы выехали из Познани глубокой ночью. Специальный поезд, замаскированный под обычный военный эшелон, ждал нас на запасных путях. Окна вагонов были зашторены, а на платформе дежурили агенты охраны в штатском — ничто не должно было выдать важность этого состава.

Поезд тронулся плавно, почти бесшумно. Я сидел в купе, прислушиваясь к равномерному стуку колёс, и думал о том, как стремительно изменилась моя роль в этой войне. Ещё вчера я командовал легионерами на передовой, а сегодня мне предстояло стать дипломатом в стране, язык и обычаи которой я знал лишь по книгам.

Первые сутки пути прошли в молчании. Делегация — а это были в основном чиновники МИДа и военные советники — держалась обособленно. Лишь адмирал Коленов, включённый в состав миссии как эксперт по морским делам, иногда заходил ко мне обсудить детали предстоящих переговоров.

— Вы понимаете, князь, — говорил он, разглядывая карту Тихого океана, — даже если японцы согласятся, их флоту понадобится минимум два месяца, чтобы начать реальные действия против англичан.

Я кивал, мысленно прикидывая, сколько продержится Франция. Два месяца — это слишком оптимистичный срок.

На третий день поезд остановился в Москве — ненадолго, лишь для смены локомотива и пополнения запасов. Мне удалось выскользнуть на перрон, чтобы размять ноги. Столица встретила нас серым утром и тревожной атмосферой. На вокзале толпились мобилизованные, женщины с детьми, беженцы с запада. По громкоговорителям передавали сводки с фронтов, где правду наполовину разбавляли пропагандой.

Особенно запомнился один эпизод. У буфета я столкнулся с группой раненых офицеров, возвращавшихся с германского фронта. Узнав, кто я, один из них — молодой поручик с перебинтованной головой — вдруг вытянулся по стойке «смирно»:

— Ваша светлость, передайте там, на Востоке… — он запнулся, подбирая слова, — передайте, что мы тут держимся. Но помощи ждём.

Эти слова стали для меня ещё одним грузом ответственности.

От Москвы до Владивостока — семь тысяч вёрст. Поезд мчался через бескрайние просторы Сибири, где война ощущалась лишь по учащённому движению эшелонов на запад. За окном мелькали таёжные станции, заснеженные перелески, мосты через бурные реки. Иногда на маленьких полустанках появлялись женщины с пирогами — в тылу ещё хватало продуктов.

В Иркутске к нам присоединился дворянин Евгений Устов-Лехов — легендарная личность, знаток азиатских языков и обычаев. Его включили в состав миссии как переводчика и советника по восточным делам.

— Япония — страна парадоксов, — говорил он мне, куря папиросу в тамбуре вагона. — Там можно быть одновременно гостем и врагом. Главное — не терять лица. Никогда.

Его советы были бесценны, но ещё больше беспокоил его взгляд — жёсткий, фанатичный, словно он уже видел будущую войну на Востоке и жаждал её.

Чем дальше на восток, тем сильнее менялось окружение. На станциях всё чаще встречались азиатские лица — буряты, китайцы, маньчжуры, корейцы. Атмосфера становилась иной — здесь война казалась чем-то далёким, почти нереальным. Казалось, что люди здесь, если не считать самых обычных солдат, просто позабыли о происходящем на другой стороне страны.

В Харбине нас ждал первый сюрприз. На перрон вышел японский консул в сопровождении двух офицеров — формально для обычной встречи, но на самом деле явно присматриваться к делегации. Они держались подчёркнуто вежливо, но в их глазах читался холодный расчёт.

— Господин князь, — обратился ко мне консул на ломаном русском, — в Токио вас уже ждут с нетерпением.

Эта фраза заставила насторожиться. Как они узнали о моём участии? Значит, у японцев хорошая разведка.

Последний отрезок пути — от Харбина до Владивостока — прошёл в напряжённой атмосфере. Делегация изучала последние донесения: японский флот проводил манёвры у берегов Кореи, в портах спешно грузили уголь на военные корабли. Что это — подготовка к войне или демонстрация силы?

Владивосток встретил нас дождём и туманом. Город-крепость жил в ожидании — каждый здесь понимал, что в случае войны с Японией он станет первой мишенью. В бухте Золотой Рог стоял крейсер «Аскольд», который должен был доставить нас в Токио.

Перед отплытием я поднялся на сопку Орлиное Гнездо. Отсюда был виден весь город, гавань, острова в туманной дымке. Где-то там, за горизонтом, лежала Япония — страна, от решения которой теперь зависела судьба России.

— Ваша светлость, — подошёл ко мне адъютант, — капитан просит на борт. Скоро отлив.

«Аскольд» отчалил на закате. Крейсер, хоть и устаревший, всё ещё выглядел внушительно — три трубы, аккуратные орудийные башни, выбеленные борта. Когда берег скрылся в вечерней мгле, я остался на корме, глядя на кильватерный след.

Путешествие заняло пять дней. Первые двое суток мы шли вдоль корейского побережья, затем повернули в открытое море. Погода благоприятствовала — Тихий океан оправдывал своё название.

На третий день произошёл любопытный инцидент. Рано утром сигнальщики заметили дымы на горизонте — это оказалась японская эскадра: два броненосца и несколько миноносцев. Они шли параллельным курсом, не приближаясь, но и не отставая.

— Эскорт, — мрачно пошутил капитан «Аскольда». — Или намёк.

Японские корабли сопровождали нас до самого входа в Токийский залив. Только там они развернулись и исчезли в утреннем тумане.

Берега Японии появились на рассвете — сначала как синяя полоска на горизонте, затем проступили очертания гор, бухт, островов. Мы входили в залив мимо фортов и батарей — все они были приведены в боевую готовность.

— Красиво, — пробормотал кто-то из делегации.