— Дебил, — с чувством констатировал Кондрат. — Тебя же посольский кучер видел с пушкой в руках. Как ты потом отмазываться собирался?

Как подсказала графская память, об этом он не подумал. Потому, когда, наконец, подумал, то и кинулся к Аристарху за чудом. Тот его сотворил, перенеся на место графа подмену. А потом зажарил себя вместе с лабораторией, заметая следы.

— Два дебила, — добавил к сказанному Кондрат. — Нет, три. Я-то тоже хорош. О чем я тогда думал?

Память услужливо подсказала, что он тогда думал о магической академии и гареме из местных красоток. Кондрат послал ее к черту.

В Варшаве он пересел на международный состав — здесь его именовали трансграничным — и помчался дальше. Билеты были заранее заказаны на имя графа Горского и Кондрату надо было только назваться проводнику. Даже паспорт не потребовался. Сам паспорт, к слову сказать, был довольно-таки примитивный и больше походил на справку, оформленную под грамоту, выданную победителю конкурса «Кто поедет за границу». К нему прилагались рекомендательные письма, подписанные людьми, половину из которых Кондрат-граф не помнил напрочь, и у него не было никакой уверенности в том, что их припомнят адресаты.

Утром четвертого дня проводник разбудил Кондрата ни свет, ни заря. Поезд прибывал в Гранцу. Это уже Рулитания. На серым зданием вокзала сиял серебром ее герб: остроконечная гора и пара перекрещенных дубовых листьев. Крошечный по российским меркам городок у подножия горной гряды служил Рулитании одновременно пограничным пунктом и окном в мир. Дальше в горы вели исключительно проселочные дороги. Асфальт тут еще не изобрели. Автомобилей — тоже.

На вокзале Кондрат нанял пролетку. Кучер не владел ни русским, ни французским, но Кондрат-студент легко договорился с ним, жестами и выражением лица изобразив русскую воинскую часть и в конце продемонстрировав монету. Между прочим, оказалось не сложнее, чем в каком-нибудь турецком Измире изобразить чашечку капучино или спросить как проехать до Чесменской бухты на местной маршрутке. Руссо-туристо — это вам не какой-нибудь граф. Кучер покивал, и меньше чем за час привез Кондрата к каменной крепости, над которой развивался черно-желто-белый флаг Российской империи.

Часовой в воротах подтвердил, что здесь расквартирован 78 пехотный полк и вызвал начальника караула. Тот проводил Кондрата через двор в штаб полка. Там, в просторной, залитой светом комнате сидел за столом упитанный мужчина в зеленом мундире с алой лентой через плечо. Седые волосы имели сероватый оттенок, отчего напоминали волчью шкуру. На плечах красовались генеральские эполеты с золотой бахромой.

— Поручик граф Горский, — отрекомендовался Кондрат, как того требовал устав и вытянулся. — Прибыл в ваше распоряжение.

Устав Кондрат-граф знал на отлично, а Кондрат-студент столь же отлично знал, как важно произвести благоприятное впечатление на начальство.

— Вольно, — небрежно бросил генерал.

Кондрат принял стойку «вольно» и вынул из-за обшлага рукава паспорт и предписание.

— Вот мои документы, ваше сиятельство.

Из предписания Кондрат знал, что командовал полком граф Ивелич, а из собственного опыта — что начальство нужно знать не только в лицо, но и по имени-отчеству. Генерала, к слову, звали Марк Константинович, но официально обращаться к нему надлежало по титулу.

— Да-да, господин Беллендорф уже телеграфировал мне о вас, Кондрат Викторович, — произнес генерал. — Он почему-то решил, что у меня тут институт для благородных хулиганов… — он покачал головой, и добавил: — Ну да ладно. От хулиганов на войне всяко больше проку, чем от паркетных шаркунов.

— Осмелюсь спросить, ваше сиятельство, а с кем мы воюем? — спросил Кондрат. — В газетах сказано лишь о каком-то дипломатическом кризисе.

Последние два дня он внимательно штудировал все газеты, какие только попадались ему в руки, но нигде не было ни слова о сколько-нибудь значимой войне в Европе, а уж слова о «дипломатическом кризисе» в Рулитании так и вовсе грели сердце, и сейчас оно жаждало услышать подтверждение.

— Чушь всё это! — решительно заявил генерал, и даже хлопнул ладонью по столу. — Абсолютная чушь. Нет никакого дипломатического кризиса. В Рулитании идет самая настоящая война. Старый король погиб на охоте, а два его сына слишком малы, чтобы занять трон. Вот придворные и рвутся к власти, не стесняясь в средствах. Формально мы их сдерживаем, но фактически тут уже все воюют со всеми. Пока нам удается избегать серьезных столкновений с другими державами, но я вам так скажу. Вся эта Рулитания — одна большая пороховая бочка, на которой сидит старушка Европа. И один Господь знает, когда она рванет!

Это был удачный момент, чтобы перевести разговор на войну предстоящую. В газетах вовсю обсуждалось противостояние Франции с антифранцузской коалицией. Здесь, как и в нашем мире, противостояние было не слишком успешным для коалиции. Из школьного курса истории Кондрат помнил, что всё это в итоге закончилось Отечественной войной 1812 года. Здесь всё шло к тому же, и этим следовало воспользоваться. В конце концов, главное оружие попаданца — послезнание, да и репутация провидца лишней не будет. Успешных провидцев обычно берегут.

— Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, — сказал Кондрат. — Возможно, это покажется странным, но этой ночью мне было видение. Франция всеми силами нападет на Россию.

— Разумеется, нападет, — легко согласился генерал. — Думаете, почему мы тут торчим? У вас какой дар?

— Кожное зрение, ваше сиятельство, — озвучил Кондрат с подачи графской памяти.

Здешние ученые полагали, будто бы человек с таким даром чувствовал тепло кожей, а глаз лишь достраивал изображение, переводя полученную информацию в привычный для восприятия образ.

— Угу, — генерал кивнул. — Нет, Кондрат Викторович, это было не видение. Это у вас мозги заработали. Для вашего возраста нетипично, но вообще случается. Поздравляю. Пригодится.

— Но видение было таким ярким.

Это прозвучало почти просительно. Очень уж не хотелось Кондрату отказываться от роли провидца.

— Это с непривычки, — с легкой улыбкой ответил генерал. — Да вы не переживайте. Хулиган с мозгами — это как раз то, что нам надо. Определю-ка я вас в первый батальон. Возьмете полуроту пионеров. Там как раз толковый командир нужен.

«Новобранцев, что ли?» — подумал Кондрат. Впрочем, графская память подсказывала, что чем менее опытны солдаты, тем менее требовательны они к своему командиру.

— Макар! — крикнул генерал.

В дверях тотчас материализовался худощавый унтер в пенсне.

— Проводи его сиятельство к Ивану Ильичу, — велел ему генерал, кивком указав на Кондрата. — Бумаги оформишь потом.

— Так точно! Прошу за мной, ваше сиятельство!

Малость удрученный своей сходу рухнувшей карьерой провидца, Кондрат молча последовал за ним. Они прошли через двор в дальний угол крепости, где прямо к стене лепилось двухэтажное каменное здание. Первый этаж занимали мастерские. Там вовсю кипела работа. Стучали молотки, гудела паровая машина, пахло горячим металлом и зельями.

Перед мастерскими стояли двое офицеров и одинаково хмуро глядели на сновавших туда-сюда людей. У обоих на плечах были красные эполеты без бахромы с цифрой 78. Звание у пехоты по старинке определялось по нагрудному знаку в виде имперского орла. У офицера помоложе орел был серебряный с позолоченным ободком — это подпоручик, а у второго золотым был сам знак, что означало капитана.

Макар подвел Кондрата к ним.

— Поручик граф Горский, — уже привычно представился Кондрат. — Назначен в первый батальон командовать пионерами.

— Спаситель мой! — воскликнул подпоручик.

— Не пугайте новичка, Антон Борисыч, — сказал ему капитан, и уже обращаясь к Кондрату, добавил: — Это славные ребята. А кроме того, у вас, граф, будет самая почетная должность в батальоне. Пионеры всегда первые.

— И пойдут в атаку первыми, — вспомнил Кондрат мем из своей студенческой жизни.

Подпоручик усмехнулся.