Выйдя из дома я лицезрел весёлого Алого, предвкушавшего приключения; степенного Керна, поправлявшего сбрую; и склонившийся к земле зад Марфы, красноречиво указывающий мне на моё место. Дорога обещала быть занимательной.

Деревенские сидели по домам, а противоположные лесу ворота были гостеприимно распахнуты. Мы молча выехали и двигались в тишине какое-то время. Лес горел. Полоса дыма расширилась и отдалилась.

Керн сидел на облучке. Марфа отдыхала на мягких шкурах. А вот у Алого были другие планы. Он пригласил меня на место рядом с собой в конце телеги. Подальше от матери. Мы сели лицом к удаляющейся деревне.

— Ярый, расскажи о магии, — с надежной в голосе попросил мальчик.

Ну и что ему сказать? Я ж ничего не помню. Пацан расценил моё молчание по-своему.

— Неее, ну что-то я знаю. Видел, как дед Милка разводит огонь. Он говорил, что огонь сам выбирает, кому служить, и только сильный духом может овладеть им.

Я почувствовал какую-то неправильность в прозвучавшем утверждении, и внутри меня что-то несогласно качнулось, как маятник, которого корёжит от несправедливых обвинениях в свой адрес.

— Что? — сразу вскинулся Алый.

— Огнём нельзя овладеть. Он свободен, — это виделось настолько правильным, что не могло быть иначе. — Его нельзя поработить, он даст сдачи. Ты пускаешь его в сердце, — я постучал кулаком по груди, — и сам становишься огнем. И чем больше ты с ним сроднишься душой, тем эффективнее сможешь обращаться. Это не мощь и сила, это понимание.

— Я не понимаю, — обиделся ребёнок.

Я спрыгнул с телеги и пошёл следом. Теперь мы смотрели друг на друга.

— Ты же охотник?

Алый кивнул.

— И на кого охотишься?

— На хряков в основном.

— Звучит опасно, — понятия не имею, кто такие хряки, но не говорить же об этом.

— Дааа, они резкие, — подтвердил мальчик. — Я готовлю для них ловчую яму и выставляю заборчиком колышки, чтобы они не прошли мимо.

— Вот! — я показательно поднял палец к небу. — Ты же не бежишь на хряка с вилами.

Алый прыснул от смеха.

— Конечно, я же не хочу, чтобы это была моя последняя охота.

Керн одобрительно хрюкнул.

— Вот! Хряк — это огонь. Ты не прёшься к нему напролом. Ты понимаешь, как с ним нужно обращаться, изучаешь, как он поведёт себя в той или иной ситуации. Ты же догадался расставлять колышки, чтобы хряк повернул в нужном тебе месте. И так же с огнем, его нужно изучать, чтобы понимать его суть.

— А какая у него суть? — выпустил Алый самонаводящийся вопрос.

— Твои варианты, — я развернул вопрос в его сторону.

— Разрушение, — он показал на горящий лес.

— Да? — я демонстративно поднял бровь. — А что будет, когда лес перестанет гореть?

— Нууу, там будет куча золы и обгоревших деревьев. Да ничего хорошего не будет, — уверенно закончил он. — Это общая беда, когда лес горит!

В последнем утверждении отчётливо проглядывался Милка убедительно толкающий речь поселянам. При этом в моем воображении дед стоял в красной рубахе, развивающейся на ветру, на балконе второго этажа замечательного дома и указывал рукой в сторону горящего леса.

— А попробуй посмотреть на это по-другому. На месте сгоревшего леса вырастит новый. Деревья все время пытаются распространить свои семена, но место в лесу уже занято, а тут появляется возможность зародить новую жизнь. Огонь созидает.

— Но сначала все передохнут, — буркнула Марфа, которая как бы спала.

Мальчик кивнул, соглашаясь с матерью, и требовательно посмотрел на меня.

— Жизнь не рождается на пустом месте, — пафосно изрёк я. — Чтобы выжить, нужно питаться. А чтобы поесть кашу, её сперва надо приготовить. Для этого разжечь огонь в печи. Но огонь не будет гореть сам по себе. Ему тоже нужна пища. Он съест дрова, которые ты ему скормишь. А дрова откуда? Ты убил дерево.

От последнего выпада мальчик потерялся с ответом. Мы же всё это время двигались вверх по дороге, медленно приближаясь к горам. И выглядели они неприступной стеной. Я всё думал, как мы будем проходить сквозь неприступные скалы. Но всё оказалось до неприличия просто. Дорога внезапно вильнула вправо и перед нами открылся проход в широкое ущелье между горами.

Хорошее место для засады, я огляделся. Если бы дорога была более оживлённой, может это и имело смысл, а так… Мы ехали из удалённой деревушки, отрезанной с одной стороны горами, с другой лесом. Почему Милка выбрал это место для своего поселения?

Мне вдруг подумалось, что на месте старосты, я бы тут поставил своих наблюдателей, чтобы они меня заблаговременно предупреждали о незваных гостях. Я не стал озираться, чтобы не вызвать ненужных подозрений.

Перед въездом в ущелье мы остановились. Марфа раздала всем по лепешке. Мне досталась самая маленькая. По кругу пошла бутыль с квасом. Чтобы позлить жадину, я задержал у себя квас подольше. В этот момент я перехватил мрачный взгляд Керна и проследил, куда он смотрел.

Обернувшись, я оценил масштаб катастрофы. С высоты открывался вид на Запретный лес. Зелёный ковёр простирался от края до края. И в нем зияла громадная пепельно-чёрная дыра с красной каёмкой огня, которая расходилась в разные стороны широкой дугой. Это ж считай два дня прошло с начала пожара, прикинул я. А уже выгорело охренеть как много. Теперь я засомневался, что огонь в принципе способен потухнуть сам.

Дым устремлялся далеко вперед, накрывая еще большую территорию. По направлению движения дыма было хорошо видно, что именно ветер из ущелья спас деревню. Просвет между горами пропускал свежий ток воздуха из долины и гнал пожар на запад. Не удивлюсь, если сгорит бОльшая половина леса.

Мы сидели на телеге, молча ели и смотрели на стихийное бедствие. Общее настроение стало гнетущим. Пожалуй только Керн верил в мою невиновность. Алый же пошёл в мать. Умным вырастет парень, забрал лучшее от обоих родителей и никакой гнили.

Через несколько минут Керн двинул телегу вглубь широкого ущелья. Дорога продолжала задираться вверх. Высокие скалы давили на меня с обеих сторон. Казалось, кто-то отобрал солнечное утро и окунул меня в мрачную полутень. Даже относительная ширина ущелья не спасала. Будто кто-то срезал половину неба. После устрашающего вида лесного пожара на меня наползали тоска и уныние. Внутреннее неудобство нарастало. Нечто вязкое собиралось в груди, чесалось и постепенно закручивалось в тугую струну.

Алый не приставал: он видел, как мне плохо. Думал, что меня мучает совесть, наверное. Натренированный сложными отношениями с матерью, он выжидал. Даже не интересно, что он там себе напридумал и чего от меня ждёт. Слишком сильно давили на меня окружающие скалы.

Мы уже прошли часа три, а мне становилось всё хуже и хуже. Снежные вершины были обязаны вернуть часть света в ущелье. Но они надменно белели где-то в районе далекого неба, подчеркивая ничтожность человеческого существования перед вечностью.

И вдруг натянувшаяся внутри меня струна лопнула тонким стеклянным звоном. Мне резко полегчало, я выдохнул и посмотрел вперёд. Дорога выровнялась. Мы были не так далеко от выхода на свободу. Я улыбнулся и повернулся к Керну, но меня перебил нарастающий гулкий звук.

— Вперёд! — заорал Керн и хлестнул лошадь. Та от неожиданности понеслась с такой прытью, что мы чуть не свалились с телеги. Я вовремя перехватил Алого и забросил его обратно в телегу, сам повалился сверху и ухватился за борта, прижимая нас к шкурам. Марфа истерически визжала, глядя куда-то позади нас.

Гул превратился в оглушительный грохот, земля содрогалась, лошадь неслась от страха, женщина панически орала. Не известно от кого волна ужаса была выше, от неё или лошади. Грохот постепенно удалялся и стихал. Воцарилась тишина. Керн успокоил несчастную лошадку, а Марфа заткнулась сама.

Я поднялся и осмотрел Алого на предмет повреждений. Цел. Обернувшись, я застыл в шоке.

Случился не хилый такой горный обвал. С обеих сторон ущелья сошла каменная лавина. Похоже, верхушки гор просто срезало. Образовалась неестественная прогалина, исчезли снежные пики. Внизу заметно посветлело.