Скала понимающе кивнул, а потом вдруг перевёл взгляд на Лунь Чень. Принцесса стояла чуть в стороне, задумчиво глядя на закатное небо. В розовых лучах заходящего солнца она выглядела особенно красиво.

— А с ней что? — спросил Скала, кивнув в её сторону.

— А что с ней? — я удивлённо поднял брови.

Скала только покачал головой:

— Да ничего. Так просто спросил…

Я кивнул, не совсем понимая, к чему он клонит, и снова посмотрел на закат.

Да, хороший вечер.

Зимний дворец

Санкт-Петербург, Российская Империя

Шесть человек, представлявших разные ветви власти и влияния Российской Империи, собрались в Зимнем дворце, чтобы обсудить один немаловажный вопрос.

— Господа, — начал граф Кудряшов, бывший советник Императора, — благодарю, что откликнулись на моё приглашение. Причина нашей встречи, думаю, многим уже понятна. Речь пойдёт о Лихтенштейне. Точнее, о возможном, и, боюсь, весьма скором, военном конфликте с этим княжеством. И инициатором этого конфликта выступает сама Империя.

Один из присутствующих нахмурил густые брови.

— Но это же безумие! Зачем Империи эта война? Это же наша территория. Пусть и далёкая, пусть и со странным статусом. Но нападать на своих?

— Вот именно, — поддержал его барон. — К тому же, у нас и так дел невпроворот. Османы на юге не дают покоя, а тут ещё и с Лихтенштейном воевать? Это чистейшей воды авантюра! Император разве одобрит отвлечение сил на… простите, господа, но на какую-то мышиную возню?

Все присутствующие согласно закивали. Война с Лихтенштейном казалась им не просто нежелательной, а губительной и бессмысленной.

— Я рад, что мы сходимся во мнении, — кивнул Кудряшов. — Но, к сожалению, не все в Империи думают так же. Отношение к Лихтенштейну, как вы знаете, далеко не однозначное. Влиятельные люди наверху активно продвигают идею о том, что Лихтенштейн — рассадник предательства, что его нынешний правитель, этот молодой Вавилонский, — агент врага, и что его нужно показательно наказать. И, боюсь, этот «кто-то» почти убедил Императора.

— Но это же абсурд! — воскликнул генерал Сухов. — Этот Вавилонский, если верить донесениям, в одиночку остановил австрийцев и швейцарцев! Он защищает интересы Империи, а не наоборот!

— Увы, генерал, логика здесь бессильна, — вздохнул Кудряшов. — В Империи сейчас общество негласно разделилось на несколько лагерей. И это играет на руку тем, кто хочет развязать эту братоубийственную войну.

Он начал перечислять, загибая пальцы:

— Одни, особенно в армии, считают, что Лихтенштейн — это где-то там, далеко. Место ссылки для неугодных. И им, по большому счёту, плевать на его судьбу. «Пусть сами разбираются» — говорят они.

Вояка-генерал недовольно поморщился, но промолчал — он знал, что такие настроения действительно есть.

— Другие, — продолжал Кудряшов, — те, кто повыше и побогаче, даже побаиваются этого места. Боятся перспективы самим оказаться там в ссылке за какую-нибудь провинность. И потому втайне желают, чтобы это место вообще исчезло с карты Империи.

Один из аристократов нервно кашлянул, подтверждая эти слова.

— Третьи считают, что Лихтенштейн сам виноват во всех своих бедах. Мол, нечего было высовываться, и пусть теперь сами расхлёбывает кашу, которую заварили. Империя им ничего не должна.

— Четвертые вообще сомневаются, что Лихтенштейн — это часть Империи. Границ общих нет, сообщение затруднено, законы свои… Формально — княжество, а по сути — непонятно что. Так, недоразумение какое-то.

— Пятые, — Кудряшов посмотрел на министра финансов, — смотрят на всё с точки зрения выгоды. Война — это дорого. Жертвы, расходы… Зачем тратить ресурсы на какую-то далёкую провинцию, когда у нас и своих проблем хватает?

Министр согласно кивнул — его казна и так трещала по швам от военных расходов на других фронтах.

— Но есть и шестые. Те, кто считает Лихтенштейн неотъемлемой частью Империи. Что мы обязаны его держать при себе, подавляя сепаратизм и не допуская даже мысли о независимости. И именно среди них, господа, находятся те, кто рвётся к войне.

В комнате повисло молчание.

— Но, если Император уже склоняется к их точке зрения…

Но Кудряшов не дал договорить:

— Император ещё не принял окончательного решения. И именно поэтому мы здесь. Нам нужно решить, как предотвратить конфликт. Да, прямое военное вмешательство пока не рассматривается. Император занят Османами и Австрийцами. Он не даст добро на открытие ещё одного фронта. И пока война не началась, мы можем помогать Лихтенштейну негласно. Советами, информацией, возможно, ресурсами.

— А стоит ли вообще помогать? — вдруг спросил генерал. — Мы им сейчас поможем, они выживут, окрепнут… А потом что? Не получится ли так, что мы сами вырастим себе врага? Не затаил ли Лихтенштейн, и лично Вавилонский, обиду на Империю? Мы ведь, по сути, бросили их на произвол судьбы.

— В этом есть резон, — согласился один из аристократов. — Нельзя сбрасывать со счетов и этот риск. Мы не только бросили, но ещё и не выполнили своих обязательств. Ведь надзор за этим регионом осуществлял один крайне влиятельный человек.

— Да, наш «общий знакомый», герцог Кощеев, — мрачно подтвердил Кудряшов. — Тот самый, кто сейчас громче всех кричит о предательстве Вавилонского.

В кабинете повисла тишина. Герцог Кощеев — человек, чьё имя в Российской Империи старались не произносить вслух. Он обладал огромной властью и влиянием. Именно он пролоббировал назначение Бобшильда в Лихтенштейн. Звучит странно, что герцог пролоббировал князя, но это странно для тех, кто не знал Кощеева. Кроме того, все присутствующие знали, что Кощеев — потерял всякую меру.

— По моим данным, — продолжил Кудряшов, понизив голос, — он провёл какое-то своё, тайное расследование по Лихтенштейну. И теперь настаивает на том, чтобы объявить Вавилонского и всё руководство Лихтенштейна предателями. Он требует показательной расправы. Он убеждает Императора, что Вавилонский — опаснейший враг, которого нужно уничтожить как можно скорее. Думаю, это связано с бегством его ставленника, Бобшильда. И потерей его влияния. Все мы знаем, какие теневые деньги крутились в этом крохотном государсве в центре Европы.

— Что ж, господа, — невесело заключил барон. — Боюсь, влияние герцога Кощеева настолько велико, что он может добиться своего.

— Но зачем ему это? — спросил министр финансов. — Какой ему резон разжигать войну с собственной территорией? Это же нелогично.

Граф Кудряшов обменялся взглядами с князем Овчинниковым — новым главой Тайной Канцелярии.

— Кроме Бобшильда? Ну-у-у… Есть некоторая информация… — начал Овчинников осторожно. — По моим каналам… Говорят, у Кощеева некоторое время назад были серьёзные проблемы с Даром. Магическое истощение, упадок сил. Он тогда чуть не слёг. Информацию, конечно, тщательно скрывали, но шила в мешке не утаишь.

— Вы хотите сказать… — генерал недоверчиво посмотрел на Овчинникова.

— Я ничего не утверждаю, — князь развёл руками. — Я рассказываю только то, что известно. А известно, что Кощеев внезапно исцелился. Раз! И он снова в строю. Бодр, весел, полон сил. Дар восстановился полностью. И именно после этого «чудесного исцеления» он и начал свою агрессивную кампанию против Лихтенштейна.

— Есть подозрение, господа, — продолжил Кудряшов. — Очень серьёзное подозрение, что он мог заключил сделку с Тенями. В обмен на восстановление силы. И теперь он не просто выполняет приказы Императора. Он выполняет приказы своих новых… покровителей.

По кабинету пробежал шёпот.

— Но, если это правда… — прошептал барон. — То это же…

— Это катастрофа, — закончил за него Кудряшов. — Это означает, что в самом сердце Империи завёлся предатель. И предатель этот обладает огромной властью. Если мы попытаемся выступить против него открыто, он уничтожит нас. Это может спровоцировать войну Родов, которая окончательно добьёт Империю.