Север сохранил и человеческий ресурс, и энергию для продолжения экспансии на запад. Как указывал Линкольн в своем послании 1864 года, на восточном участке трансконтинентальной железной дороги уже было уложено сто миль полотна, а в Калифорнии, на другом ее конце, двадцать. Добыча золота осталась на довоенном уровне, меди — выросла в два раза, серебра — в четыре раза после открытия новых рудников, особенно в Неваде, получившей статус штата и вошедшей в Союз в 1864 году. У такой экспансии, разумеется, были и минусы, ведь многие новые поселенцы были уклонистами от призыва в штатах, лежавших восточнее Миссисипи. Что хуже всего, шло безжалостное присвоение прав индейцев на землю, сопровождавшееся кровавыми побоищами в Миннесоте, Колорадо и других штатах[1448].

В горячем воздухе военной экономики Юга также развивались новые отрасли промышленности. Фабрики по производству пороха, оружейные заводы, механические мастерские и т. д. появлялись в Огасте, Селме, Атланте и множестве других городов, а завод Тредегар в Ричмонде выплавлял железо для любых нужд армии. Однако в результате вторжений и рейдов федеральных войск большинство этих предприятий, равно как и других близко расположенных объектов, имевших экономическое значение, было уничтожено, поэтому к концу войны значительная часть территории Юга была опустошена. Война не только унесла жизни четверти всех белых мужчин призывного возраста, но было потеряно две пятых поголовья скота, половина сельскохозяйственного оборудования, разрушено несколько тысяч миль железнодорожного полотна, десятки тысяч ферм и плантаций заросли бурьяном. Была уничтожена сама система трудовых отношений, на которой зиждилась экономика Юга. В войне растворилось две трети всех материальных богатств Конфедерации. Крах Юга привел к тому, что 1860-е годы стали десятилетием самого медленного экономического роста в американской истории вплоть до 1930-х годов. Также следствием войны было резкое перераспределение богатств и доходов от Юга к Северу. По данным переписей населения, между 1860 и 1870 годами южный сельскохозяйственный и промышленный капитал сократился на 46%, а северный вырос на 50%[1449]. В 1860 году в южных штатах было сосредоточено 30% всего национального богатства страны, в 1870-м — всего 12%. В 1860 году объем товарной продукции (включая сельскохозяйственную) на душу населения на Юге и на Севере был примерно равным, а к 1870 году этот показатель на Севере был выше на 56%. В 1860 году средний подушный доход южан (включая рабов) составлял около двух третей среднего от северного, после войны этот показатель упал до двух пятых и оставался на этом уровне до конца XIX столетия. Таковы были экономические последствия борьбы южных штатов за независимость[1450].

Несмотря на поражения Конфедерации в последние месяцы 1864 года, война еще не была окончена, по крайней мере это отказывались признавать Джефферсон Дэвис и его окружение. Чтобы убедить их в обратном, янки внесли последние штрихи в план «Анаконда», разработанный Уинфилдом Скоттом еще четыре года назад, захватив в январе 1865 года форт Фишер. К тому времени Северовиргинская армия Роберта Ли оставалась единственной значительной силой Конфедерации, но снабжаться она могла только с территории Северной и Южной Каролины. Немало поставок по-прежнему осуществлялось нарушителями блокады, попадавшими в Уилмингтон мимо форта Фишер, отстоявшего от порта на двадцать миль вниз по течению реки Кейп-Фир. Этот внушительный L-образный форт, обращенный к морю почти милей укреплений, представлял собой новое слово в древнем искусстве фортификации. Он был построен не из камня, а из песка и глины, покрывавших деревянный каркас. Стены имели 35 футов в толщину и 10–30 футов в высоту, песок и глина были намешаны с болотной травой так, чтобы поглощать пули и снаряды, подобно тому как подушка амортизирует удары. (Каменный форт Самтер оказался легкой добычей для флота Союза.) 47 крупнокалиберных орудий Фишера грозили каждому военному кораблю федералов, который осмеливался приблизиться к нарушителям блокады, сновавшим вдоль предательских отмелей и каналов близ устья Кейп-Фир.

Стратеги Союза долго не обращали должного внимания на этот объект. В 1863 году тщетные усилия по захвату Чарлстона отложили взятие этого форта. Наконец осенью 1864 года адмирал Дэвид Портер, собрав крупнейший за всю войну флот — около 60 военных кораблей, а также транспорты с 6500 солдат, — отправился на захват Фишера. Командиром пехотного соединения был назначен Бенджамин Батлер, который, благодаря давнему производству (по политическим мотивам) в генерал-майоры, был по службе старше всех генералов на восточном театре военных действий, за исключением Гранта. Батлер вынашивал идею нагрузить старое судно 215 тоннами пороха, подвести его на мелководье под стены форта и взорвать в надежде, что это разрушит форт и приведет в панику гарнизон. Постоянные шторма отложили реализацию этого проекта до Рождественского сочельника, однако взрыв корабля не причинил практически никакого ущерба, так как на открытом пространстве взрывная волна не приобрела большой силы. Затем флот произвел самую мощную за всю войну бомбардировку, но вывел из строя лишь несколько орудий. Батлер высадил часть пехоты на берег, но, столкнувшись с мощной обороной и заминированными подходами, не стал рисковать и вернул войска на корабли.

Это фиаско дало Гранту долгожданный повод избавиться от Батлера. После благополучного завершения президентской кампании Линкольн мог более не обращать внимания на политический вес Батлера в армии, и 8 января 1865 года генерал из Массачусетса был отстранен от командования. Грант приказал начать второй штурм форта Фишер; на сей раз усиленным до 8 тысяч отрядом пехоты командовал способный молодой генерал Альфред Терри. 13 января пехотинцы высадились на берег, преодолев прибой, и продвинулись по узкому полуострову к северному фасу форта, а флот тем временем открыл огонь, обрушив по защитников крепости 800 тонн снарядов. На этот раз крупнокалиберные орудия вывели из строя почти всю артиллерию южан и перебили детонационные шнуры, ведшие к минам. 15 января 4500 пехотинцев начали штурм северного фаса, их поддержали 2000 матросов и морских пехотинцев со стороны моря. Потери составили тысячу человек, но атакующим удалось прорвать оборону и захватить форт вместе с его двухтысячным гарнизоном. Уилмингтон оказался отрезанным от моря, и солдаты Ли в окопах под Питерсбергом вынуждены были еще туже затянуть ремни.

Вскоре пал и Уилмингтон, и побережье Северной Каролины оказалось в основном в руках янки. Бегство из армии Ли, особенно из северокаролинских частей, достигло катастрофических размеров. «Каждую ночь бегут сотни солдат», — сообщал Ли в феврале. За один только месяц из-за дезертирства армия потеряла 8% личного состава. Большинство возвращались домой, чтобы помочь своим семьям, некоторые перебегали к врагу, так как знали, что могут получить там еду и кров. Один солдат из Массачусетса писал из-под Питерсберга своим родителям: «Мои товарищи говорят о „джонни“ так, как мы дома говорим о рыбе или угрях. Парни осматривают округу и уверенно говорят, что вечером у нас будет целый косяк мятежников»[1451]. Офицеры южан признавали, что одной из основных причин дезертирства являлось «бедственное положение солдатских семей», но «первопричиной — убеждение солдат в том, что дело проиграно и дальнейшие жертвы бессмысленны». Каковы бы ни были причины «эпидемии» дезертирства, Ли считал: «Если бегство не удастся остановить, это приведет нас к катастрофе»[1452].

Официальные лица Конфедерации расценивали потерю форта Фишер как «сокрушительный» удар. Александр Стивенс назвал ее «одним из величайших бедствий», постигших конфедератов с начала войны[1453]. Конгресс Конфедерации, сессия которого как раз проходила в те дни, усилил свои нападки на администрацию. Уступая давлению, подал в отставку военный министр Седдон. Некоторые конгрессмены даже призывали Дэвиса покинуть свой пост и передать генералу Ли диктаторские полномочия. Конгресс принял закон, вводивший должность верховного главнокомандующего. Хотя Дэвис и расценил этот шаг как вотум недоверия лично ему, он все же назначил Ли на эту должность. Дэвис и Ли сохраняли полное согласие по всем вопросам, и оба поклялись продолжать войну до победного конца. Однако падение Фишера убедило многих членов Конгресса в том, что они больше не могут «продолжать войну [и должны] вступить в переговоры с врагом на условиях восстановления старого Союза»[1454].