Кабинет министров внимал Ли как зачарованный. Единственным, кого не впечатлил этот план, был генеральный почтмейстер Джон Рейган. Только он представлял в кабинете земли западнее Миссисипи (а именно Техас), и только он полагал, что для Конфедерации важнее сохранить Виксберг как связующее звено двух ее частей[1159]. Однако Ли удалось убедить остальных, что даже если погода не изгонит янки из Миссисипи, то это сделает успешное вторжение Виргинской армии в Пенсильванию. После Ченселлорсвилла возможным казалось буквально все. «В армии еще никогда не собирались подобные люди, — говорил Ли о своих солдатах. — Они пойдут куда угодно и выполнят что угодно, если дать им умелых командиров». Авторитет Ли, чья слава, по словам одного из членов кабинета министров, «распространилась во всем мире», был настолько высок, что ему удалось настоять на своем. Даже Лонгстрит согласился с его мнением и писал сенатору от Техаса Уигфоллу: «Когда я выражал согласие с Седдоном и с Вами по вопросу о переброске войск на запад, мне казалось, что на востоке нас ждет только оборона. Однако заманчивые перспективы наступления изменили положение вещей»[1160].
Итак, Ли занялся реорганизацией пополненной армии, разбив ее на три пехотных корпуса и шесть кавалерийских бригад — всего 75 тысяч человек. Командующим нового (3-го) корпуса стал Эмброуз Хилл, а 2-й корпус Джексона перешел к Ричарду Юэллу, чья деревянная нога напоминала о ранении во втором сражении при Булл-Ране. Северовиргинская армия, использовав целый месяц для отдыха и переформирования, была готова к вторжению значительно лучше, чем в сентябре 1862 года. Боевой дух был высок, большинство солдат получили хорошую обувь, от маршевой колонны почти никто не отстал: так началось наступление через долину Шенандоа. В авангарде шел корпус Юэлла, овеянный славой успешной прошлогодней кампании в долине под командованием Джексона; уже в этом году ему удалось захватить в плен 3500 человек — гарнизоны северян в Уинчестере и Мартинсберге.
Этот успех и оказавшийся беспрепятственным марш доблестных южан на Пенсильванию посеял панику на Севере и усилил эйфорию на Юге. «С самого начала войны истинным стремлением южан было вторжение, — заявила Richmond Examiner, после того как из Пенсильвании пришли первые вести о победе. — Марш армии генерала Ли… имеет колоссальную важность, так как он покажет… легкость, с которой будет захвачен Север… Даже китайцы больше готовы к вооруженному сопротивлению, чем янки с их привычками и воспитанием… Наши армии… вторгнутся далеко вглубь вражеской территории, где с помощью разрушения жизненно важных центров северян мы принудим их к миру». Эта передовица датирована 7 июля 1863 года[1161].
А пока успешное вторжение омрачал лишь один инцидент. 9 июня союзная кавалерия большой массой пересекла Раппаханнок в 25 милях севернее Фредериксберга, чтобы выяснить намерения Ли. Воспользовавшись тем, что Стюарт позволил себе короткий отдых, «синие мундиры» убедились: враг начал движение на Север. Кавалерия мятежников взяла себя в руки и отбросила противника на исходные позиции в результате битвы при Бренди-Стейшн, которая стала крупнейшим кавалерийским сражением войны. Южная пресса критиковала Стюарта за то, что его «обленившуюся кавалерию» удалось застать врасплох[1162]. Стюарт был уязвлен и рассчитывал вновь снискать славу в ходе вторжения на Север. Его войска умело прикрывали действия пехоты, но поднявшаяся на новый уровень кавалерия северян также не дала Стюарту возможности узнать о планах Хукера. Чтобы найти выход из этого тупика, Стюарт возглавил рейд трех своих лучших бригад в обход арьергарда пехоты противника, шедшей на Север по следам Ли. В своей начальной стадии набег этот встревожил Вашингтон и посеял панику в Пенсильвании. Однако Стюарт отсутствовал в расположении Северовиргинской армии целую неделю, что в решающий момент лишило Ли сведений о передвижениях врага.
Тем не менее именно в эти безмятежные июньские дни Конфедерация достигла своих наибольших успехов. Ли запретил грабить население Пенсильвании, чтобы продемонстрировать миру, что южане не являются такими же вандалами, как федералы, опустошавшие Юг. Справедливости ради скажем, что не все мятежники воздерживались от грабежей и поджогов. Так, они разрушили металлургический завод, принадлежавший Тадеусу Стивенсу, повредили значительную часть железнодорожного полотна, провели принудительные реквизиции денежных средств у банкиров и торговцев (например, 28 тысяч долларов в одном только Йорке), а также брали все, что могло быть им полезно (обувь, одежду, лошадей, скот и продовольствие), выдавая взамен долговые расписки. Вторжение армии Ли обернулось опустошением южных и центральных районов Пенсильвании. В Чеймберсберге интендант корпуса Лонгстрита приказал крушить лавки топорами, пока владельцы не отдали ему ключи от своих складов. Одной фермерше, протестовавшей против угона свиней и скота, Лонгстрит отвечал: «Согласен, мадам, это очень и очень печально; вы только представьте, такое происходит в Виргинии уже два года! Очень, очень печально». Также солдаты южан захватили в Пенсильвании сотни чернокожих и продали их на Юг в рабство[1163].
Сдержанность Ли в отношении белого населения объяснялась еще и его стремлением завоевать симпатии «медянок». Он питал большие надежды на «становление мирной партии на Севере» как на средство «внесения раскола в ряды врагов и их ослабления». Действительно, писал Ли Дэвису 10 июня, «медянки» выступают за восстановление Союза посредством мирных переговоров, тогда как Юг ставит целью полную независимость, но, по мнению Ли, хуже не будет, если заигрывать с выразителями юнионистских устремлений, так как это ослабит поддержку войны на Севере: «В конце концов, в этом мы и заинтересованы. Когда нам предложат мирные переговоры, можно будет выиграть время, обсуждая их условия. Неблагоразумно будет с ходу отвергнуть это предложение только потому, что те, кто внес его, полагают, что результатом станет возрождение Союза». Если Дэвис согласен с доводами Ли, то, как сказал последний, «президент лучше всех знает, как осуществить этот план»[1164].
Дэвис и в самом деле считал, что Ли несет на кончике своей обнаженной шпаги мирные предложения Северу. В середине июня Александр Стивенс высказал мнение, что в свете «неудач Хукера и Гранта», возможно, настало время сделать некоторые шаги в сторону переговоров о мире. Стивенс также предлагал отправиться к своему старому другу Линкольну в качестве парламентера и обсудить возобновление обмена военнопленными, приостановившегося вследствие отказа конфедератов обменивать чернокожих. Этот вопрос мог бы послужить началом для выдвижения мирных инициатив. Такая идея заинтересовала Дэвиса — он издал официальное распоряжение, назначив Стивенса ответственным за обмен военнопленными и другие процедурные вопросы. Какие неофициальные полномочия при этом получил вице-президент, осталось тайной. 3 июля он сел на корабль, который под парламентерским флагом отправился вниз по реке Джемс в расположение северян в Норфолке — таким был первый этап его вояжа, на который он возлагал столь большие надежды[1165].
Марш армии Ли также возродил надежды конфедератов на признание Юга со стороны европейских держав. Вслед за победой при Ченселлорсвилле Джон Слайделл, находившийся в Париже, осведомился при французском дворе, «не настало ли время вернуться к вопросу о признании Конфедерации». Наполеон, разумеется, согласился, но не собирался действовать независимо от Великобритании. А в этой стране слухи об успехах Ли побудили сторонников Конфедерации к энергичным действиям. Весь июнь по обе стороны Ла-Манша проходили бесконечные консультации дипломатов-южан и их союзников, в ходе которых был разработан план, как добиться от парламента одобрения совместных англо-французских действий по признанию Юга. Наполеон III поддержал это начинание. Однако член парламента, выступивший с данным предложением — миниатюрный и импульсивный Джон Роубак, которого Джон Адамс называл «сумасшедшим больше чем на три четверти», — в своей речи от 30 июня наговорил много лишнего. Он неосторожно раскрыл все детали своей встречи с французским императором. Сама мысль о том, что «лягушатники» будут диктовать британцам их внешнюю политику, была для Джона Булля как красная тряпка для настоящего быка. Инициатива Роубака потонула в антифранцузской риторике, но британские сторонники признания Конфедерации с нетерпением ждали новостей о триумфе Ли в Пенсильвании. «Дипломатические средства исчерпаны, — писал 11 июля из Лондона журналист-конфедерат Генри Хотце, — и все мы ждем, что Ли завоюет для нас признание Европы»[1166].
