Грант не приказывал своим людям окапываться в Питтсбург-Лэндинг, так как не рассчитывал давать здесь сражение и не хотел лишать своих солдат агрессивного настроя. Полки встали лагерем, не выстроив и подобия оборонительной линии. Пикеты и патрули северян наблюдали за зоной лишь в несколько сотен ярдов. Две ближайшие к Коринту дивизии, на долю которых пришелся бы первый удар врага, состояли из никогда не нюхавших пороху новобранцев. Одной из этих дивизий командовал Уильям Текумсе Шерман, недавно возвращенный в действующую армию. Подобно Гранту, Шерман был слишком уверен в своих силах. Пять месяцев назад пресса наклеила на него ярлык сумасшедшего, потому что он переоценил степень угрозы мятежников в Кентукки. На этот раз, возможно, чтобы показать, как он справляется с нервами, Шерман недооценил врага. Некоторые из его полковников, находившихся в передней линии 4 и 5 апреля, полагали, что нарастающий шум и бурная деятельность к югу от их позиций свидетельствуют о надвигающейся буре. Однако Шерман отнесся к этому как к обычным «стычкам пикетов»: «Я не предвижу никакой атаки на наши позиции». Одному полковнику, который нервно бормотал о тысячах мятежников в лесу, Шерман, как сообщают, ответил так: «Убирайтесь со своим чертовым полком назад в Огайо. Борегар не такой дурак, чтобы оторваться от своих опорных пунктов и атаковать нас рядом с нашими главными силами»[767]. Со своей стороны Грант интерпретировал признаки активности мятежников как возможную угрозу оторванной от основных частей дивизии Уоллеса и велел тому быть начеку. 5 апреля Грант написал Хэллеку, что «не допускает и мысли о [генеральном] наступлении южан на наши позиции, но на всякий случай подготовится к нему»[768].
Но он не был подготовлен к появлению тысяч кричащих во все горло мятежников, наутро выбежавших из леса близ Шайло. Первым делом они ударили по двум дивизиям новобранцев Шермана и Бенджамина Прентисса, «генерала от политики» из Иллинойса, имевшего, правда, опыт мексиканской кампании. Атака Джонстона против превосходящих сил противника была для того сюрпризом (хотя и не полным, как позже описывали охочие до сенсаций газетчики северян, уверяя, что солдат в лагерях федералов застали врасплох спящими). Задолго до рассвета один из бригадных командиров дивизии Прентисса выслал патруль, обнаруживший передовые части конфедератов. Патруль вернулся назад после шумной перестрелки, заставившей всю дивизию Прентисса немедленно готовиться к атаке. Люди Шермана также прервали завтрак и схватились за оружие. Как только их командир выехал вперед, чтобы посмотреть, в чем дело, раздался залп, и ординарец Шермана упал мертвым рядом с ним. «Господи, нас атакуют!» — вскричал убедившийся наконец генерал. Справившись с первоначальным шоком, остаток дня Шерман действовал хладнокровно и храбро. Следующие двенадцать часов были поворотным моментом в его жизни. То, что он узнал под Шайло о войне и о себе, помогло ему стать одним из лучших генералов Севера. Шерман появлялся повсюду: на передовой и в тылу, подбадривая своих новобранцев и вдохновляя их отбивать первые атаки врага (с колоссальными потерями с обеих сторон). Сам Шерман был дважды легко ранен; под ним убили трех лошадей. Слева от него — также не щадя себя — дралась дивизия Прентисса, а к ним уже подходили подкрепления из трех других дивизий, две из которых брали Донелсон.
Грант, ожидавший в своей ставке в девяти милях вниз по реке прибытия армии Бьюэлла, услышал шум битвы, когда сел завтракать. Реквизировав почтовую лодку, он поспешил в Питтсбург-Лэндинг и прибыл на поле боя около 9 часов утра. К тому времени градус битвы достиг накала, еще не виданного в этой войне. Джонстон и Борегар еще утром ввели в бой все шесть своих дивизий; все соединения Гранта, разбросанные по округе, стекались к линии фронта, растянувшейся на шесть миль между рекой Теннесси на левом фланге федералов и ручьем Оул-Крик на правом. Грант послал курьера к Лью Уоллесу с приказанием также двигаться к Шайло, но Уоллес заблудился в пути и вынужден был вернуться обратно, не успев принять участие в битве 6 апреля. Таким образом, в первый день битвы при Шайло всю тяжесть боя, все атаки и контратаки вынесли на себе пять дивизий армии Гранта.
Для тысяч солдат из этих дивизий шок от такой «встречи со слоном» (так тогда называли боевое крещение) оказался слишком силен. Они бежали в тыл и прятались среди прибрежных утесов. Северянам повезло, что тысячи южан также бежали с фронта с ужасом в глазах. Одной из главных задач командиров обеих армий было реорганизовать свои потрепанные бригады и заткнуть дыры, образовавшиеся вследствие дезертирства и множившихся потерь. Грант в течение дня объехал всех дивизионных командиров и вдоль горной гряды к западу от Питтсбург-Лэндинг выстроил вторую линию обороны, состоявшую из артиллерии и кое-как собранных солдат, отбившихся от своих полков. Это была линия, призванная сражаться до последнего патрона, если мятежники прорвутся за реку. Джонстон лично отправился на правый фланг своих войск, чтобы воодушевить измученные войска своим присутствием. Там во второй половине дня пуля, попавшая ему в ногу, перебила артерию, и он умер от потери крови прежде, чем успел осознать, насколько серьезно ранен.
Командование принял Борегар, попытавшийся поддержать темп атаки. К этому времени мужественные южане отбросили оба фланга противника на две мили от исходных позиций. В центре же Прентисс с остатками своей дивизии и частями двух других, закрепившись у проселочной дороги, организовал островок сопротивления, который южане назвали «осиным гнездом». Грант приказал Прентиссу «удерживать эту позицию любой ценой»[769]. Прентисс истолковал этот приказ буквально. Вместо того чтобы окружить это гнездо, обойдя его с флангов (такой тактический маневр еще не был ими освоен), командиры южан предприняли добрую дюжину лобовых атак. Хотя 18 тысяч конфедератов постепенно окружили 4500 солдат Прентисса, отсутствие координации позволяло янки отбивать атаки одну за другой. В конце концов южане подтянули к «осиному гнезду» 62 полевых орудия. За час до захода солнца, в половине шестого, Прентисс сдался с 2500 оставшихся в живых. Их стойкость позволила Гранту выиграть время и расставить сохраненную часть своей армии вдоль горной гряды Питтсбург-Лэндинг.
К этому времени подошла заблудившаяся дивизия Лью Уоллеса, а передовая бригада Бьюэлла форсировала реку. Борегар еще не знал об этом, но чувствовал, что его армия дезорганизована и доведена др изнеможения. Поэтому он отказался от идеи решающего штурма в сгущавшихся сумерках. Хотя сторонники этого шага после войны осуждали решение Борегара, его следует признать здравым. Обороняющиеся федералы имели преимущество как в диспозиции (большинство войск конфедератов в случае атаки должны были преодолеть крутые склоны глухого ущелья), так и в количестве артиллерии, к которой присоединились и восьмидюймовые пушки двух канонерок. С прибытием резервов янки получили и численное превосходство. На следующий день Бьюэлл и Грант могли бросить в бой 25 тысяч свежих войск в дополнение к 15-тысячной измученной, но сохранявшей боеспособность группировке, сражавшейся в первый день. Потери и дезертирство сократили численность войск Борегара до 25 тысяч. Сознавая это, Грант не колебался в своем решении начать контрнаступление 7 апреля. Когда некоторые из его офицеров советовали ему отступить, прежде чем мятежники утром возобновят наступательные действия, Грант ответил: «Отступить? Напротив, я предполагаю на рассвете перейти в атаку и разбить их»[770].
По ту сторону баррикад Борегар и его люди также были уверены в себе. Борегар даже послал победную реляцию в Ричмонд: «После жестокой десятичасовой битвы [мы], слава Всемогущему, одержали полную победу, отбросив врага со всех его позиций». Задачей завтрашнего дня он считал очистку позиции от противника. Если бы Борегар узнал о подошедших к Гранту резервах, он не держался бы столь самоуверенно. Однако высшие чины армии мятежников были введены в заблуждение сообщением от кавалерийского отряда из Северной Алабамы, доложившего, что Бьюэлл движется тамошней дорогой. Между тем разведчики Натана Бедфорда Форреста видели, как бригады Бьюэлла всю ночь переправлялись через реку на лодках. Форрест безуспешно пытался разыскать Борегара и раздраженно махнул рукой, когда другие южные генералы не обратили внимания на его сведения. «Утром нам зададут невиданную трепку!» — предсказал он[771].
