Предотвратив катастрофу, МакАртур начал добиваться от своих начальников в Вашингтоне одобрения операции возмездия, которую он задумал ещё в начале войны: внезапной высадки десанта в порту Инчхон, примерно в тридцати милях к западу от Сеула. Такая атака, по его мнению, застанет врага врасплох, обойдет его с фланга, заманит в ловушку между силами ООН на севере и на юге и избавит от необходимости использовать альтернативный вариант: долгое и кровопролитное контрнаступление прямо вверх по полуострову.
Поначалу план МакАртура показался Брэдли и другим высокопоставленным военным в Вашингтоне слишком рискованным. Особенно нервничали адмиралы, ведь в Инчоне не было естественного пляжа — только морские валы, защищавшие город. Хуже того, приливы и отливы в Инчоне были огромными, до тридцати двух футов. Десант должен был быть приурочен к самому высокому приливу — 15 сентября, 27 сентября или 11 октября. Если что-то пойдёт не так, например, затонувший корабль заблокирует гавань, десант может застопориться, а высадившиеся корабли останутся на открытом пространстве грязи. Кроме того, ходили слухи, что русские минируют гавани. «Составьте список амфибийных запретов, — ворчал один морской офицер, — и вы получите точное описание Инчхонской операции».[528]
Рассматривая вариант с Инчоном, Трумэн, Брэдли и другие также должны были учитывать его источник: самого МакАртура. МакАртур, которому тогда было семьдесят лет, был одним из самых выдающихся солдат в американской истории. Окончив Вест-Пойнт под первым номером в своём классе в 1903 году, он служил на Филиппинах, в Восточной Азии и Мексике и достиг звания майора к моменту вступления Америки в Первую мировую войну в 1917 году. Во время войны он командовал знаменитой 42-й пехотной дивизией (Rainbow) и проявил себя как храбрый и лихой командир. Дважды раненный, он был награжден тринадцать раз и вышел из войны бригадным генералом. Затем он стал суперинтендантом Вест-Пойнта, занимал различные другие высокие посты на Филиппинах и в США, а в 1930 году был назначен начальником штаба армии. В возрасте пятидесяти лет он был самым молодым человеком, когда-либо занимавшим этот пост.[529]
Когда в 1935 году закончился срок его пребывания на посту начальника штаба, МакАртур был назначен военным советником недавно созданного Филиппинского содружества. Хотя в 1937 году он ушёл в отставку из армии США, он остался на Филиппинах в звании фельдмаршала. Известный своими шляпами с золотыми косами, солнцезащитными очками в авиационном стиле и трубками из кукурузных початков, он был знаменит ещё до Второй мировой войны. Когда началась война, он вернулся на действительную службу и стал командующим войсками армии США в Азии. Хотя после кровопролитных битв за Батаан и Коррегидор в 1942 году его вытеснили с Филиппин, он бежал в Австралию и командовал американскими солдатами во время успешных наступлений на острова, которые нанесли удар по Японии в Тихом океане. К концу войны он вернулся на Филиппины и стал пятизвездочным генералом. После этого он служил командующим американскими оккупационными войсками в Японии, где приобрел весьма благоприятную репутацию твёрдого, но доброжелательного разрушителя японского милитаризма. К 1950 году, когда началась Корейская война, он находился в Азии, не возвращаясь в Соединенные Штаты, более тринадцати лет.
Благодаря этому впечатляющему послужному списку МакАртур приобрел почти легендарную репутацию. Многие наблюдатели за его работой в послевоенной Японии превозносили его как американского Цезаря. Но Брэдли и другие люди, знавшие его, признавали, что МакАртур был также тщеславен, высокомерен и властолюбив. Проведя большую часть своей жизни в Азии, МакАртур был уверен, что она имеет решающее значение для долгосрочной безопасности Соединенных Штатов. Он был также уверен, что понимает «ум Востока», как он это называл, лучше, чем кто-либо в Вашингтоне. Он был окружен подхалимами и упивался публичностью, которую в значительной степени обеспечивали фотографы, делавшие его снимки, льстиво подчеркивавшие челюсть, и журналисты, выпускавшие статьи, в которых подчеркивались его личные достижения, но ничего не говорилось о вкладе других. Эйзенхауэр, которого спросили, знаком ли он с МакАртуром, позже сказал: «Я не только встречался с ним… Я учился у него драматическому искусству в течение пяти лет в Вашингтоне и четырех на Филиппинах».[530]
У Трумэна тоже были сомнения в отношении МакАртура. В 1945 году в своём дневнике он называл его «мистер Примадонна, Латунная Шляпа» и «актером и человеком-банко».[531] Когда в августе 1950 года МакАртур выступил с несанкционированным заявлением о необходимости американской обороны Тайваня — деликатный вопрос внешней политики, — Трумэн был настолько взбешен, что лично продиктовал послание, призывающее МакАртура отозвать своё заявление. Как позже признал Трумэн, к тому времени МакАртур уже не раз превышал свои полномочия как военачальник, ему следовало бы отстранить генерала от должности тогда и там.
Вместо этого Трумэн не только оставил МакАртура на посту, но и — после одобрения Объединенным комитетом начальников штабов — санкционировал Инчхонскую операцию. Получив разрешение, МакАртур начал действовать быстро, и 15 сентября состоялся штурм. Под защитой американской авиации около 13 000 морских пехотинцев высадились на берег и разгромили небольшой, неопытный гарнизон войск, оборонявших район. В результате высадки погиб всего двадцать один американец. Инчхон пал в течение дня, и дополнительные силы ООН ворвались на восток, в Сеул. В то же время американские и королевские войска прорвали периметр Пусана и погнали отступающих северокорейцев на север. К 26 сентября разрушенный город Сеул вновь оказался в руках ООН, к 27 сентября половина северокорейской армии оказалась в ловушке, а к 1 октября войска ООН вернулись на 38-ю параллель. Несмотря на то, что около 40 000 северокорейских войск бежали на север, что стало серьёзным разочарованием для Соединенных Штатов, штурм Инчона переломил ход войны. МакАртур организовал удивительно успешную военную операцию.[532]
В этот момент в конце сентября администрация Трумэна приняла одно из самых судьбоносных решений послевоенной эпохи: объединить Корею под эгидой Запада. Это означало пересечение 38-й параллели, уничтожение армии Кима и продвижение к границе Северной Кореи и Китая по реке Ялу. МакАртур настаивал на такой стратегии, и его мнение — теперь, когда он провел столь грандиозную операцию, — имело вес. Никто в Пентагоне не осмеливался его оспаривать. Но цели МакАртура лишь повторяли цели других. Практически все американские чиновники, охваченные возбуждением после Инчона, считали, что враг должен быть уничтожен; агрессия не должна остаться безнаказанной; на карту был поставлен авторитет «свободного мира».[533] Общественное мнение тоже, казалось, требовало, чтобы ООН довела дело до конца. Газета New Republic, опровергая слухи о возможном вмешательстве Китая, соглашалась: «Война с Китаем, безусловно, стала бы катастрофой для Запада. Однако войну нельзя предотвратить, уступив незаконной агрессии».[534] Союзники Америки по ООН согласились с решением о пересечении параллели, как и сама ООН, которая официально одобрила его в начале октября.
Как явствует из этих одобрений, решение о продвижении на север не было принято поспешно. Тем не менее Трумэн и его советники могли бы действовать более осторожно, поскольку цель объединения изменила первоначальную цель вмешательства ООН. В частности, Трумэну и его советникам следовало бы задуматься над смыслом двусмысленных, но неоднократных угроз и предупреждений со стороны Китая. Они могли бы больше консультироваться с Конгрессом, который опять остался в стороне. И им следовало бы больше думать о проблемах дальнего действия. Насколько близко к Ялу должны подойти силы ООН? Если наступление увенчается успехом, как будет происходить объединение Кореи? Собирались ли Соединенные Штаты оставаться в Корее после окончания боевых действий, чтобы защитить завоеванное? Этим и другим вопросам уделялось сравнительно мало внимания в пьянящем возбуждении, последовавшем за успехом в Инчхоне.
