СОБЫТИЯ, ПОДОБНЫЕ ЭТИМ, показали, насколько опасной стала «холодная война» к середине 1948 года. Она не только повышала риск вооруженных конфликтов, но и ухудшала политическую атмосферу внутри страны. Правые оппоненты обвиняли администрацию в «мягкости» по отношению к коммунизму. Комитет Палаты представителей по антиамериканской деятельности охотно расследовал широкий спектр предполагаемой подрывной деятельности. Профсоюзы, университеты и другие крупные учреждения готовились к чистке от левых.[326] Советские спортсмены в 1948 году не принимали участия в Олимпийских играх в Лондоне и Санкт-Морице.

Администрация Трумэна не всегда умело справлялась с событиями, которые привели к такому кислому положению дел. В 1945 году Трумэн, неопытный и неуверенный в себе, был склонен к колебаниям. В начале 1946 года он и его советники разработали политику сдерживания, проявив твердость в отношении советского давления на Иран и Турцию, но все ещё не знали, как её применить. В 1947 и 1948 годах Соединенные Штаты действовали более решительно, особенно в рамках доктрины Трумэна и плана Маршалла. Эта политика, противостоящая советской холодности, символизировала поляризацию Востока и Запада.

В своей оборонной политике администрация Трумэна была в целом последовательна, предпочитая в основном бороться с Советами, монополизировав бомбу и полагаясь в остальном на иностранную помощь. Такой подход имел потенциальные недостатки, поскольку оставлял Соединенные Штаты без гибкого военного сдерживания во многих частях мира. Тем не менее, альтернатива — создание большого военного аппарата — была политически невозможна до 1948 года. Контроль над расходами на оборону привлекал население и его представителей в Конгрессе, которые были встревожены и все больше злились на Советы, но в то же время опасались новой войны и связанных с ней жертв. Сторонники политики жестких действий находили эти настроения в обществе разочаровывающими, поскольку они устанавливали ограничения для американских ответных мер.

Однако если сосредоточиться на ошибках администрации Трумэна или роли американского общественного мнения, то можно упустить самый значительный источник холодной войны в 1940-х годах. Это был уникальный сложный и биполярный мир, внезапно возникший после Второй мировой войны: два очень разных общества и культуры оказались лицом к лицу в мире потрясающего оружия. Отчасти беспокоясь о своей безопасности, Советы продолжали угнетать своих восточноевропейских соседей и угрожать западным интересам в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Американцы, верящие в демократию, возлагали большие надежды на свою способность и обязанность сдерживать подобные угрозы. Они также опасались, что СССР стремится к ещё более широкой территориальной экспансии, которая поставит под угрозу экономическое и политическое превосходство Соединенных Штатов. Лидеры каждой из сторон, зачастую считавшие друг друга худшими, оказались не в состоянии сдержать эскалацию напряженности.

Однако останавливаться на этом, возлагая ответственность за возникновение напряженности на обе стороны, значит игнорировать апокалиптический тон, который стал окружать советско-американские отношения в конце 1940-х годов и в последующий период. Отчасти это проистекало из тенденции администрации Трумэна, стремившейся занять твёрдую позицию, нагнетать внутренние страхи, чтобы заручиться политической поддержкой сдерживания. Трумэн и его советники знали, что война с Советским Союзом крайне маловероятна. Однако им необходимо было заручиться политической поддержкой внутри страны, ведь в Соединенных Штатах существует демократическая система. Чтобы заручиться этой поддержкой, они прибегли к изрядной порции настойчивых и несколько преувеличенных заявлений об опасности, которую Советский Союз и международный коммунизм представляют для «свободного мира».

Однако апокалиптический характер холодной войны в ещё большей степени был обусловлен особой подозрительной, диктаторской, а зачастую и враждебной позицией Сталина. Это действительно настораживало политиков, а со временем вызывало и народные настроения. В эти годы именно Советский Союз, а не Соединенные Штаты, чье поведение — особенно в Восточной Европе — вызывало тревогу в мире. Не только Соединенные Штаты, но и другие западные страны пришли к выводу, что «умиротворение» будет губительным. Для «авторитета» требовалось, чтобы они сопротивлялись. Более мягкая американская администрация могла бы справиться с этими проблемами более уверенно, чем администрация Трумэна, и тем самым в некоторой степени приглушить крайности враждебности холодной войны. Однако, учитывая понятную решимость Соединенных Штатов и их союзников сдерживать Советы, серьёзных трений вряд ли удалось бы избежать. Какая-то «холодная война» — даже квазиапокалиптическая — кажется настолько близкой к неизбежности, насколько это вообще возможно в истории.

Тень Рузвельта сильно падала на Трумэна в начале его первого срока. Джонатан Дэниелс, один из помощников Рузвельта в Белом доме, вспоминает, как увидел Трумэна в Овальном кабинете вскоре после смерти Рузвельта. «Он раскачивался в президентском кресле, словно испытывая его, и даже больше, чем я, сомневался в его размерах».[327]

Неуверенность Трумэна была вполне объяснима, ведь для миллионов американцев, особенно бедных, Рузвельт был почти святым отцом. Либералы считали его образцом сильного президентского лидерства в борьбе за социальные перемены. Хотя после 1937 года Рузвельт проиграл большинство этих сражений, прогрессивные американцы винили в этом Конгресс и «интересы», а не президента. Ещё в 1944 году Рузвельт сплотил реформаторов и поднял народные ожидания, призвав к принятию «Экономического билля о правах» после войны. Не будет лишним сказать, что либералы были разбиты, когда Рузвельт умер в апреле 1945 года. Для них и многих других американцев ни один человек не смог бы занять кресло Рузвельта.[328]

Любой либеральный преемник Рузвельта сталкивался с особенно серьёзными структурными препятствиями на пути перемен. В отличие от многих западноевропейских стран, в Соединенных Штатах не было сильных политических левых. Социалистическая партия, возглавляемая Норманом Томасом, была подорвана «Новым курсом» в 1930-х годах и расколом фракций во время войны, против которого выступал Томас. Она была едва жива.[329] Коммунистическая партия, хотя и была в 1945 году сильнее, чем когда-либо прежде, оставалась крошечной; большинство американцев опасались связываться с ней.[330] Профсоюзы имели рекордное количество членов, но к 1945 году начали терять силу как прогрессивная политическая сила. Рузвельт, действительно, пользовался преимуществами, которых был лишён Трумэн. Во время депрессии Рузвельт мог вызвать энтузиазм у «неимущих» групп, таких как беспокойные рабочие и бедные фермеры, а во время войны он мог апеллировать к их патриотизму. К 1945 году, однако, многие из этих людей, например, поднимающиеся вверх «синие воротнички», превратились в «имущих» — группы интересов, которым было выгодно поддерживать статус-кво. Таким образом, как и во многих других случаях, восстановление американской экономики изменило американскую политику — по большей части в сторону центра и правых.[331]

Особым препятствием для либералов в 1945 году, как и на протяжении большей части послевоенной истории США, был Конгресс. На первый взгляд, это не так уж и сложно. Трумэн имел комфортное демократическое большинство в обеих палатах: 242 против 190 в Палате представителей и 56 против 38 в Сенате. В Палате представителей он мог рассчитывать на спикера Сэма Рэйберна из Техаса, лысого холостяка, посвятившего свою жизнь палате, в которую он впервые вошёл в 1913 году. Популярный среди своих коллег, умеренно либеральный, беспартийный демократ, Рэйберн был сильным лидером. В Сенате Трумэн мог положиться на лидера демократического большинства Альбена Баркли из Кентукки. Баркли был более покладистым и менее эффективным, чем Рэйберн. К тому же он старел: в 1945 году ему исполнилось шестьдесят восемь лет. Но Баркли тоже долго проработал на холме, начиная с 1913 года, когда он, как и Рэйберн, впервые попал в Палату представителей. В Сенат он перешел в 1927 году. Умеренный, он нравился большинству своих коллег и лидерам демократической партии по всей стране. Несмотря на возраст Баркли, Трумэн предложил ему стать своим помощником в 1948 году.