Верховный суд, более того, указал, что поддержит такие подходы к сдерживанию дискриминации. Самое важное дело, Григгс против Дьюк Пауэр Ко. (1971), касалось тестов на интеллект (и других методов), которые работодатели проводили для определения соответствия работников определенным должностям. Могут ли такие тесты использоваться, если результаты различают чернокожих и белых таким образом, что не допускают значительное число чернокожих к лучшей работе? Суд Бургера единогласно постановил, что отныне работодатели должны доказывать, что такие дифференцирующие тесты являются необходимыми, незаменимыми и напрямую связаны с работой, о которой идет речь. В противном случае тесты являются дискриминационными. Даже нейтральные тесты, постановил суд, «не могут быть сохранены, если они работают на „замораживание“ статус-кво предыдущей дискриминационной практики». После Григгса и других решений работодатели могли защитить себя от обвинений в дискриминации, только если им удавалось продемонстрировать статистическое равенство между расовым составом их рабочей силы и расовым составом местного населения.[1797] Поддерживая Филадельфийский план, Никсон, похоже, отчасти хотел поквитаться с профсоюзами, большинство из которых выступали против него в 1968 году, отчасти — продвинуть «чёрный капитализм», который мог бы привлечь афроамериканцев в ряды GOP, а отчасти — исходил из того, что ключ к прогрессу в расовых отношениях лежит в сфере занятости. Это была здравая мысль, поскольку чернокожие были исключены из многих областей промышленной революции в Соединенных Штатах. Если они надеялись воспользоваться своими законными правами (закрепленными в законах о гражданских правах 1964 и 1965 годов), они должны были иметь равные социальные и экономические возможности. Кроме того, новые правила со временем изменили ситуацию, особенно в сфере государственной службы занятости, где все больше чернокожих находили себе места. По этим причинам правила вызвали длительные споры. Многие работодатели и белые работники осудили их как обратную или позитивную дискриминацию. Даже NAACP, восприняв «План Филадельфии» как политическую уловку, направленную на разрушение союза между чернокожими и профсоюзами, выступила против него. Ирония заключается в том, что столь далеко идущие определения позитивных действий укоренились в республиканской администрации.[1798]
БЫЛО ПОЧТИ ИРОНИЕЙ то, что движение за защиту и сохранение окружающей среды добилось особых успехов на законодательном уровне в годы правления Никсона. Это движение неуклонно развивалось в течение некоторого времени, особенно после публикации в 1962 году красноречивой книги Рейчел Карсон «Безмолвная весна». Карсон, опытный морской биолог, направила свой взгляд против интересов агробизнеса, загрязнявшего окружающую среду токсичными пестицидами, такими как ДДТ. Опасные химикаты, писала она, накапливались в человеческом жире, проникали в воду и материнское молоко и становились «эликсирами смерти». Родники вскоре замолчат. В более широком смысле Карсон представляла экологическую перспективу, утверждая взаимосвязь человека и всей природы. Люди, предупреждала она, должны воздерживаться от деятельности, нарушающей хрупкую целостность экологических систем.
Многие люди, присоединившиеся к легионам экологических активистов в последующие несколько лет, как и Нейдер, нападали на корпоративных дьяволов — в его случае на General Motors и автомобили с газовым двигателем, которые тратили ресурсы и загрязняли воздух. Но они придерживались видения, которое выходило далеко за рамки сохранения природных ресурсов и нападок на корпоративный капитализм. Это было видение, которое объединяло целый ряд целей: расширение возможностей для отдыха на природе, сохранение естественной красоты вещей, защита здоровья населения, борьба с загрязнением, прекращение атомных испытаний, охрана дикой природы и исчезающих видов, регулирование коммерческого развития, сдерживание строителей плотин, сдерживание роста населения и противодействие стремлению к производству и потреблению, которое экологи обвиняют в разрушении планеты. Некоторые экологи враждебно относились к промышленному росту как таковому. К концу 1960-х годов многие американцы, придерживавшиеся экологических взглядов, впервые в истории Соединенных Штатов стали участниками широкого народного движения. Число людей, входящих в двенадцать ведущих экологических групп, выросло со 124 000 в 1960 году до 819 000 в 1969 году и 1 127 000 в 1972 году. Опросы показали, что ещё миллионы людей поддерживают цели этих организаций.[1799]
Источники этого движения были разнообразны, но отчасти, как и многие другие призывы к переменам в то время, они основывались на беспрецедентном изобилии послевоенной эпохи. Процветание значительно увеличило число людей, обладающих ресурсами, образованием и досугом, чтобы заниматься подобными вопросами. Большинство экологически активных лидеров были хорошо образованными людьми из среднего класса, которые с оптимизмом смотрели на способность современной науки и государственного регулирования добиться перемен. Многие из них были движимы теми же моральными страстями, высокими ожиданиями и сознанием прав, которые вдохновляли движения за гражданские права и феминисток. Они мечтали о мире, который, казалось бы, должен быть доступным и досягаемым, в котором качество жизни будет повышено для всех.
В годы «Нового рубежа — Великого общества» экологи добились скромных успехов: в 1963 году был принят Закон о чистом воздухе, в 1964 году — Закон о дикой природе, в 1965 году — Закон о чистой воде, а в 1966 году — Закон о видах, находящихся под угрозой исчезновения. В 1967 году лидеры движения объединились и создали Фонд защиты окружающей среды, ставший впоследствии ключевым лобби. В 1968 году Конгресс одобрил Закон о диких и живописных реках и Закон о национальных тропах. Сенатор Эдмунд Маски из штата Мэн, кандидат Хамфри на выборах 1968 года, особенно настойчиво добивался увеличения расходов на помощь муниципальным очистным сооружениям и расширения роли федерального правительства в контроле за загрязнением воды.[1800]
К моменту прихода Никсона к власти экологическое движение стало сильнее, чем когда-либо, отчасти благодаря вниманию СМИ к мальтузианским пророкам судьбы. Пол Эрлих, профессор биологии из Стэнфорда, опубликовал книгу «Населенческая бомба» (1968), в которой предрекал голодную смерть сотен миллионов людей по всему миру в 1970-х и 1980-х годах, если рост населения не будет контролироваться. Книга разошлась тиражом около 3 миллионов экземпляров в мягкой обложке. Барри Коммонер, другой профессор биологии, в то же время снискал славу, выступая с апокалиптическими иеремиадами о грядущей ядерной катастрофе. В 1970 году на обложке журнала Time он был назван «Полом Ревиром экологии». Годом позже он опубликовал «Замыкающий круг», книгу, в которой предупреждал об опасности загрязнения окружающей среды. В 1972 году Римский клуб, свободное объединение ученых, технократов и политиков, выпустил книгу «Пределы роста». Используя компьютеры для проверки экономических моделей, авторы пришли к выводу, что мир саморазрушится к концу века, если плановики не найдут способов ограничить рост населения и промышленности, а также увеличить запасы продовольствия и энергии. К концу 1970-х годов книга «Пределы роста» разошлась тиражом 4 миллиона экземпляров на тридцати языках.[1801]
Никсона мало интересовали экологические проблемы — более того, он скучал по этому вопросу, — но у него хватило ума не плыть против течения реформ, особенно после того, как огромный разлив нефти в Санта-Барбаре в начале 1969 года вызвал национальную тревогу. В результате в последующие несколько лет он принял целый ряд законопроектов, многие из которых были приняты большим двухпартийным большинством. Самым важным из этих законов, подписанным в январе 1970 года, был Закон о национальной экологической политике, в соответствии с которым было создано Агентство по охране окружающей среды (EPA). EPA получило право требовать предоставления приемлемых экологических экспертиз перед утверждением федеральных проектов и в целом обеспечивать соблюдение целого ряда руководящих принципов. В феврале журнал Time писал, что окружающая среда «вполне может стать тем вопросом, который объединит поляризованную нацию», а 22 апреля толпы людей, включая 10 миллионов школьников, собрались в населенных пунктах, чтобы отпраздновать первый в стране День Земли. Около 10 000 человек пришли к монументу Вашингтона на двенадцатичасовой праздник, посвященный этому событию.[1802]
