11 августа, когда сессия была на исходе, в Сенате была предпринята последняя попытка возродить Миссурийский компромисс. Во время дебатов по Орегонскому биллю Стивен А. Дуглас предложил поправку, аналогичную той, которую Полк продиктовал Джесси Брайту, но более четкую, допускающую рабство к югу от 36°30′, а также запрещающую его к северу от этой линии. Сенат принял поправку Дугласа, и снова показалась существенная перспектива важного компромисса.[112]

Но Палата представителей снова резко разрушила эту перспективу. Она отклонила поправку Дугласа на следующий день после того, как Сенат принял её, проголосовав 82 против 121, причём разделение произошло строго по секционному принципу.[113] За два дня до этого на большом съезде в Буффало была основана новая партия, партия «Свободная почва», кандидатом в президенты от которой стал Мартин Ван Бюрен, и многие конгрессмены-северяне теперь боялись, что, выдвигая свою кандидатуру на переизбрание, они будут иметь запись о поддержке Миссурийского компромисса.

12 августа, когда до отставки оставалось всего два дня, Сенат вновь рассмотрел Орегонский билль. Бентон из Миссури предложил отступить от поправки, и последовало долгое, гневное заседание. В течение ночи яростных речей, сопровождавшихся вызовом на дуэль, силы, близко сошедшиеся, боролись за преимущество, но после двадцатичетырехчасового заседания предложение об отступлении было принято 29 голосами против 25. Три сенатора от рабовладельческих штатов — Бентон, Сэм Хьюстон из Техаса и Пресли Спрюэнс из Делавэра — проголосовали вместе с большинством. Затем был принят сам законопроект, содержащий исключение рабства. В ответ на это Полк отправил послание, в котором говорилось, что он согласен со свободным статусом Орегона только потому, что находится к северу от линии 36°30′ и был бы свободен даже в случае её применения. Однако он подписал меру, и Орегон стал территорией, когда Конгресс прекратил свою работу.[114]

После почти девяти месяцев ожесточенных споров итогом стало то, что народный суверенитет провалился, Миссурийский компромисс провалился, а Клейтонский компромисс провалился. Калифорния и Нью-Мексико все ещё оставались неорганизованными, и закон об Орегоне казался единственным конструктивным достижением сессии. Однако факт оставался фактом: вплоть до организации Орегона всегда существовала значительная вероятность того, что рано или поздно Миссурийский компромисс будет возрожден и применен ко всему Дальнему Западу. Если бы он был применен и к Орегону, и к Мексиканской концессии, территория, гарантирующая свободу, намного превысила бы территорию, открытую для рабства, и пока это было так, всегда существовала значительная вероятность того, что линия 36°30′ получит достаточную поддержку северян в Палате представителей, чтобы получить большинство, которое она уже имела в Сенате. Но как только статус свободной территории Орегона был определен, и спорным оставался только вопрос о мексиканской уступке, победа на 36°30′ давала гораздо больше преимуществ Югу, открывая для рабства территорию нынешних Нью-Мексико, Аризоны и южной Калифорнии. Юта, Невада и северная Калифорния были бы свободны, но они не были в центре внимания, как Орегон. Возможно, Полк продолжал бы поддерживать формулу Миссури, похвалив её Конгрессу в своём последнем ежегодном послании,[115] но Орегонский акт уничтожил её как политическую возможность.

Сессия закончилась безрезультатно отчасти потому, что проходила в тени президентских выборов. В июле и августе 1848 года, когда до голосования оставалось всего три месяца, у вигов не было желания помогать демократам в триумфальном выходе из межсекторного тупика. Кроме того, конгрессмены-северяне не хотели подвергаться перевыборам под обвинениями в предательстве принципа свободной земли. Поэтому президент Полк был не одинок, полагая, что «если бы не предстояли президентские выборы… компромиссный законопроект [Клейтона] прошел бы в Палате представителей».[116]

Если бы сами выборы хоть как-то прояснили проблемы или обеспечили мандат избирателей, их деморализующее воздействие на Конгресс можно было бы компенсировать созданием более прочной основы для решения. Но обе основные партии в поисках голосов прибегли к уклонению и двуличию, а не к примирению или отстаиванию какой-либо четкой политики. В итоге единственными внятными позициями, занятыми в ходе кампании, оказались позиции политических иррегуляров, восставших против двух основных партий.

Кампания вступила в свою фазу в мае, когда в Балтиморе состоялся съезд демократов. Показательно, что съезд решил сначала выдвинуть кандидатов, а уже потом разработать платформу. В ходе голосования Льюис Касс, пользовавшийся значительной поддержкой как Севера, так и Юга, с самого начала опередил Джеймса Бьюкенена и второстепенных кандидатов, и на четвертом голосовании был выдвинут. Таким образом, народный суверенитет одержал победу над Миссурийским компромиссом, и хотя Бьюкенен намеревался использовать силу линии 36°30′ для выдвижения своей кандидатуры, в результате его кандидатура оказалась несколько слабее принципа компромисса, который он отстаивал. На съезде была принята платформа, в которой территориальный вопрос обходился стороной: осуждал аболиционистов и благочестиво ссылался на «принципы и компромиссы Конституции». В ходе последовавшей за этим кампании демократы использовали одну биографию Каса для распространения на Севере и другую — для распространения на Юге.[117]

Не все демократы довольствовались уклонением. В Нью-Йорке свободолюбивые последователи Мартина Ван Бюрена уже давно вели ожесточенную борьбу с фракцией, более терпимой к рабству. Эти две группы прозвали друг друга «Барнбернерами» (предположительно потому, что, подобно легендарному фермеру, который по глупости сжег свой амбар, чтобы избавиться от крыс, они были готовы уничтожить партию в попытке избавиться от рабства) и «Ханкерами» (видимо, из-за их предполагаемой тяги или жажды к государственным должностям и трофеям).

На национальном съезде делегация Барнбернеров обнаружила, что места в Нью-Йорке оспаривают Ханкеры, и когда съезд предложил посадить обе фракции и разделить голоса штата между ними, обе отказались, и Барнбернеры вышли из съезда в знак протеста.

Позже Барнбернеров ещё больше возмутили действия съезда, принявшего уклончивую платформу по вопросу о рабстве и выдвинувшего Касса, который помог победить Ван Бюрена в 1844 году и отказался от Уилмотского провизо в 1847 году. После возвращения в Нью-Йорк они созвали съезд в Ютике в июне и там подняли штандарт восстания, выдвинув Ван Бюрена в президенты. Их движение начиналось строго как дело Демократической партии, ограниченное штатом Нью-Йорк.[118] Но другие антирабовладельческие группы с нетерпением следили за развитием событий. Демократы, выступавшие за Уилмот-Провизо, по всему Северу оказались отзывчивыми.[119] Кроме того, антирабовладельческие виги уже могли предвидеть, что их партия, скорее всего, выдвинет в президенты луизианского рабовладельца, и они созрели для восстания. В Массачусетсе небольшая, но способная группа «совестливых вигов», которые следовали за Джоном Куинси Адамсом до его смерти в феврале предыдущего года, а теперь стали присматриваться к его сыну Чарльзу Фрэнсису, увидела возможности для создания коалиции.[120] В Огайо, Индиане и Иллинойсе ярые противники рабства виги, отправившие в Конгресс Джошуа Р. Гиддингса и Джорджа В. Джулиана, также хотели иметь альтернативу кандидатуре Закари Тейлора.[121] Наряду с ними были и люди из Партии свободы — почти чистые аболиционисты, — которые выдвигали Джеймса Г. Бирни на пост президента в 1840 и 1844 годах. В 1848 году они уже выдвинули сенатора Джона П. Хейла из Нью-Гэмпшира, но многие из них быстро отреагировали на возможность создания широкомасштабной антирабовладельческой партии, у которой, возможно, был шанс победить на выборах.[122]