Вдалеке слышался тихий треск углей и только собственное дыхание, вырывающееся белыми клубами в холодном воздухе. Я прижимался к карабину, голые пальцы уже немели от холода, но отпускать оружие было нельзя критически. Где-то в темноте скрывался стрелок, способный убить меня и мою жену, а потерю второй супруги было допустить никак нельзя, ведь у меня была возможность всё изменить. Схватка в темноте была слишком сложной, и быстро она не закончится совершенно точно.
Впереди и слева, примерно в сотне метров, мелькнул слабый отблеск, словно стекло поймало последний свет угасающего костра. Всего миг — и он исчез, но я уже прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Выстрел хлопнул в ночи, освещая небольшой участок яркой дульной вспышкой.
Ответный выстрел раздался меньше, чем через секунду. Пуля ударила в камень всего в нескольких сантиметрах от головы, и каменные сколки картечью ударили по щеке. Я перекатился за валун, чувствуя, как тёплая кровь стекает по шее. Боль была не такой большой, но щёку саднило. Отлети пуля от камня в другую сторону, и рикошет может быть смертельным.
Теперь было понятно, где сидит снайпер — почти полторы сотни метров впереди от меня, прямо у ледяной кромки озера, где росли чахлые кустики, от которых остались лишь облезлые ветки. Правда, я был почти уверен, что боец отнюдь не из простых воинов — он точно догадается сменить позицию, а значит, его там найти не получится. Выходит, что и мне нужно сменить место дислокации. Иначе меня обойдут стороной, и далеко не факт, что не найдут Ольгу. Девушка она решительная, но никогда ещё не стреляла в человека, а сделать это в первый раз сложно. Очень сложно.
Выругавшись, я подобрался и, выстрелив навскидку куда-то в сторону противника, рванулся по земле. Пуля сразу же щёлкнула под носком левого сапога, но я бежал дальше, поминая весь род неизвестного стрелка до десятого колена. Казалось, ещё секунда — и второй выстрел ударит мне прямо в голову, окрасив окрестные снега в нежно-розовый цвет.
Когда страх взял своё, то я прыгнул за толстое дерево, стараясь слиться с его стволом так, чтобы ни сантиметра одежды не выходили из-за него. Неизвестно, как этот стрелок мог увидеть хоть что-то в этой сплошной темноте. Конечно, в лесу расстояния не такие большие, но без оптики поражать на подобные расстояния было просто физически сложно. Быть может, это был тот редкий стрелок, который уже успел ощутить все удобства оптических прицелов, но тогда мне совершенно точно конец, если я не сближусь с ним на удобоваримую дистанцию метров этак пятьдесят, где наличие или отсутствие прицелов не приносило такого страшного преимущества ни одной из сторон.
Я оттянул затвор и подхватил вылетевший патрон, моментально вернув его на место. Нужно было брать другое оружие — автомат или дробовик. В таком положении они бы выиграли мне несколько баллов, тогда как короткий карабин мало чем мог помочь, да и снайпер из меня был не настолько хороший, как мне этого бы хотелось. Будь автомат, то появилась бы возможность пойти в настоящую атаку, а ружьё позволило бы засыпать стрелка целым облаком картечи, но ничего не было — только карабин с небольшим запасом патронов и револьвер в кобуре с полным барабаном.
Тьма сгущалась, словно живая, но неосязаемая масса, обволакивая лес и озеро, превращая их в единое чёрное полотно, где лишь редкие отсветы угасающего костра дрожали, как последние искры жизни. Я прижался к стволу сосны, чувствуя, как её шершавая кора впивается в ладони, а холодный ветер пробирается под одежду, заставляя тело дрожать не только от критически сильного напряжения, но и от пронизывающей сырости. Кровь на щеке уже застыла, но саднящая боль напоминала: одно неверное движение — и следующая пуля найдёт меня куда точнее. При этом приходилось вечно думать о жене, спрятавшейся в ложбинке за кустами. Оставалось лишь надеяться, что она никак не выдаст себя и останется цела. Тогда я понял, что мне не наплевать на неё, и я действительно ощущаю к ней теплейшие любовные чувства.
Где-то там, в этой непроглядной мгле, скрывался стрелок. Не охотник, не случайный прохожий — профессионал. Его выстрелы были слишком точными, слишком выверенными. Он не палил наугад, а методично выслеживал, как хищник, знающий, что добыча уже в ловушке. Вполне возможно, что он именно сейчас старается отыскать меня, сделать манёвр, обойти стороной, чтобы сделать всего один точный выстрел.
Я медленно перевёл дух, стараясь унять дрожь в руках. Карабин казался непозволительно тяжёлым, а ствол — слишком коротким для этой игры вслепую. Мысли метались, пытаясь найти выход, но каждый вариант был хуже предыдущего. Бежать к Ольге? Но тогда мы оба станем мишенями. Ждать? Он явно имел преимущество в темноте. Оставалось одно — двигаться, заставить его ошибиться.
Сжав зубы, я рванулся вперёд, перекатываясь за валун, затем — за следующий. Земля была мокрой, холодной, одежда мгновенно пропиталась влагой, но это не имело значения. Где-то слева раздался шорох — сухой хруст ветки. Я замер, прижавшись к земле. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно за версту. Ошпаренное страхом сознание создавало галлюцинации: звуковые, зрительные — любые.
Тишина…
Затем вновь треснул выстрел, хлыстом ударивший по бешено бьющемуся сердцу. Свистнувшая пуля ударила в камень позади меня, осыпавшись целым градом осколков. Стрелок отлично знал, где я нахожусь, но откуда? Казалось, что я не двигался уже целую вечность, лёгкие отчаянно требовали кислорода, и всё равно он почти попал, целясь в постепенно наступившей полной темноте.
Я беззвучно выругался, чувствуя, как страх сжимает горло. Всё равно меня никто не слышал, и ответа не поступило. Только ветер что-то шептал в ветвях, да где-то далеко страшно кричала ночная птица.
Через силу мне удалось заставить себя подползти к ближайшему укрытию — поваленному дереву. Каждый сантиметр давался с трудом, любое движение требовало нечеловеческого напряжения. Но когда я оказался за стволом, понял: это ловушка. Дерево лежало слишком ровно, слишком удобно. Как будто его специально положили здесь… для стрельбы.
Только тогда до меня дошло, что стрелок не просто палил в темноту. Он буквально вёл меня, как умелый пастуший пёс глупую овцу.
Гнев вспыхнул в груди, горячий и слепой. Я не был овцой. Я был князем, воином, пусть и из другого времени. Собрав волю, я резко поднялся, давая очередь из карабина вдоль предполагаемой линии огня. Глухие выстрелы разорвали тишину, но ответа не последовало. Только эхо, раскатившееся по лесу.
— Трус! — крикнул я, зная, что это глупо, но не в силах сдержаться. — Покажись!
Тишина.
Потом — лёгкий скрип снега. Справа.
Я развернулся на месте, едва успевая прицелиться, но было поздно. Тень метнулась между деревьями, быстрая, как ночной полёт совы. Я выстрелил наугад, но пуля ушла в пустоту.
— Ольга! — крикнул я, понимая, что он может пойти к ней. — Берегись!
Ответа не было.
Сердце ушло в пятки. Если он добрался до неё…
Я рванулся вперёд, забыв об осторожности. Ноги цеплялись за корни, ветки хлестали по лицу, но я бежал, не разбирая дороги. Костёр уже почти погас, лишь слабый отблеск тлеющих углей указывал направление.
И тут — выстрел.
Острая боль пронзила плечо, заставив споткнуться. Я упал на колени, чувствуя, как тёплая кровь растекается по рукаву. Глаза застилала пелена, но я заставил себя подняться.
— Игорь! — донёсся голос Ольги. Она была жива.
Но радость длилась мгновение. Из темноты выступила фигура — высокий, худой мужчина в длинном плаще, с винтовкой в руках. Его лицо скрывала тень, но я чувствовал его взгляд — холодный, безэмоциональный.
— Князь Ермаков, — произнёс он, и голос его был мягким, почти вежливым. — Вы удивительно живучи.
Я поднял карабин, но он лишь покачал головой.
— Не стоит. Вы и так проиграли.
Незнакомец сделал шаг вперёд, и лунный свет скользнул по его лицу — холодные глаза, бледная кожа, тонкие губы — мертвецкая внешность. Что-то едва уловимое.