Известие о падении Дели ударило по британской администрации, как удар хлыста по обнажённой спине. Уже через сутки после того, как зелёное знамя взвилось над Красным фортом, из всех уголков Индии начали стягиваться карательные колонны. Из Бомбея маршем шли южные полки сипаев, верные Короне, из Бомбея — свежие европейские части, переброшенные с Ближнего Востока, а из Калькутты двигались бронепоезда, гружённые тяжёлыми орудиями. Всё это было лишь первыми волнами прилива, который должен был смыть восстание в крови. Но повстанцы не собирались сдаваться. Они знали — если Дели устоит, вся Индия восстанет.

Первые столкновения начались на подступах к городу, где ещё дымились обломки взорванных мостов. Британская пехота, закалённая в сражениях с арабами, шла в атаку с холодом в глазах. Винтовки британцев били точно, выкашивая залпами защитников баррикад, но стоило только европейцам приблизиться, как из-за развалин выскакивали люди, с криками бросаясь в рукопашные атаки. Ножи, топоры, старинные мечи и даже простые камни — всё шло в ход. Иной раз британцы наступали от такого напора, но затем артиллерия отбивала их позиции, вновь позволяя мундирам занять позиции. К вечеру первого дня над окраинами города повисло багровое зарево — горели деревни, подожжённые карателями в назидание остальным.

На второй день в бой вступила тяжёлая артиллерия. Снаряды калибра шесть дюймов проламывали стены домов, превращая узкие улочки в груды щебня. Британские офицеры, уверенные в скорой победе, уже обсуждали, как будут вешать пленных на деревьях вдоль дорог. Но тут случилось то, чего они не ожидали.

Повстанцы не стали удерживать обороны в руинах до последнего. Вместо этого они сделали то, что в британских военных учебниках бы просто назвали безумием — индийцы атаковали. Тысячи повстанцев, многие из которых были вооружены заточенными и обожжёнными кольями, хлынули из города сразу по нескольким направлениям. Первый удар пришёлся по артиллерийским позициям у ближайшей деревни. Диверсанты из числа сикхов, переодетые в самых простых крестьян, смогли подкрасться к орудиям и перед самым рассветом просто перерезали расчёты. Захваченные пушки, под управлением русских офицеров из числа агентов, развернули и ударили снарядами по резервным частям, готовым сражаться с революционерами.

Второй удар был ещё более резким. Отряд сипаев, перешедших на сторону восстания в полной форме и всей боевой выкладке, в хаосе британского лагеря, подошёл к штабу бригадного генерала Чарльза Уитмана. Часовые, заметив знакомые мундиры, даже не остановили их. Через десять минут штаб горел, а генерал через несколько минут уже лежал с кинжалом в горле.

И самый главный выпад ждал англичан там, где они его ожидали меньше всего. Афганская и Кашмирская кавалерия ночью скрытно переправилась через Джамну, обходя британцев широким крюком с востока. На рассвете, когда солнце только коснулось верхушек зданий Дели, сотни всадников обрушились на тыловые склады. Там хранились боеприпасы, продовольствие, а главное патроны. Взрывы прогремели на расстоянии десяти миль, и даже в Красном Форте люди подняли головы, услышав этот адский грохот, продолжавшийся множество часов до самой ночи.

Британские части, оставшиеся без снарядов и патронов, оказались в ловушке. Их стройные колонны рассыпались под ударами повстанцев, которые теперь дрались с яростью, умноженной надеждой. Всего через два дня после подрыва складов, остатки экспедиционного корпуса попытались отступить к железной дороге, но там их ждали засады. Пути были разобраны, мосты взорваны, а каждый холм скрывал стрелков.

К вечеру седьмого дня над Дели вновь поднялся зелёный флаг восставших. Но теперь рядом с ними лежали сотни тел — красных мундиров сипаев, светло-зелёных форм британцев. Индийское восстание здесь победило. Но после столь тяжёлых боёв каждый понимал, что это только начало. Где-то далеко, за морем, в дождливом Лондоне, уже собирали новые силы, готовые ступить на жаркие индийские земли. Война за Индию только начиналась.

К концу сражений с британцами за Дели, я ощущал себя вымотанным настолько, словно меня несколько раз выжали как половую тряпку. Во время боя я не смог себя заставить спрятаться за спинами бойцов, а потому находился на передке, вооружённый единственной трофейной винтовкой, к которой был присоединён оптический прицел. Такого оружия не было и как таковых подразделений снайперов в британской армии не существовало.

Пускаться в ближний бой я не решился, а потому лежал в развалинах, делая редкие, но прицельные выстрелы. Отличным стрелком я не был, но даже с простейшим оптическим прицелом у меня получалось выбивать из строя британских солдат.

В штаб Объединённой Индийской Армии Освобождения я приплёлся, едва стоя на ногах. В большом белом шатре собралось несколько десятков офицеров новых вооружённых сил Индии. Конечно, как таковой полноценной армии у них не существовало и все звания раздавали исключительно по принципу старшинства и авторитетности от остальных людей.

Вся группа военачальников сейчас склонилась над картой ближайших территорий, активно что-то обсуждая сразу на нескольких языках. Помимо более-менее знакомого английского, на котором я ещё мог относительно неплохо изъясняться, звучал целый выводок разномастных индийских говоров, которые очень часто сильно между собой различались. При этом офицеры часто переходили на крик и едва ли не хватались за оружие. Слишком большая у них была разница и каждый воин, который привёл за собой хотя бы тысячу вооружённых человек, считал себя едва ли не генералиссимусом, самолично назначая себя на самые высокие офицерские звания и считал, что именно его мнение должно быть главным среди остальных военачальников.

В одном углу шатра кричал седобородый пуштун с глазами, как раскрасневшиеся в огне угли. Он бил кулаком по столу, разговаривая на ломанном языке, перемешивая его с родным ему пушту. Он призывал идти войной дальше, освобождая каждый регион в едином массовом наступлении по всем краям. Его поддерживал командир афганских стрелков, но тут же поднимался Гопал Сингх Раджпута, который призывал идти на юг, чтобы отрезать британские колониальные войска от крупнейших портов, куда могли поступать подкрепления и припасы для солдат. Здесь даже каким-то образом затесались бенгальцы, малые отряды которых прибыли всего день назад, под самый конец сражения за город. Гул голосов перерос в хаотичные крики. Бенгальцы требовали партизанской войны, сикхи — удара на Пенджаб, маратхи рвались к морю.

Синдбад заметил меня не сразу, но как только я был обнаружен, шпион подхватил меня под локоть, сразу выводя из громадного шатра, который превращался в тотальную ругань из грубых мужских голосов, которые военачальники не щадили, старательно перекрикивая своих оппонентов.

— Они ведь так и помрут. — заявил я диверсанту, который выкуривал на моих глазах уже пятую сигарету. — Не от английской пули или снаряда, а от своих же упрямых офицеров.

— А ты что-то другое мог ожидать? — хмыкнул Синдбад, хлопая меня по плечу. — Это же не армия, а просто сборная группа. Феодальное, мать его, воинство. Чёткой иерархии нет, нормального штаба нет, централизованного снабжения нет. Первая масштабная победа им слишком сильно вскружила голову. Пока что у нас ещё получается их урезонивать, как-то держать в узде, но это вечно продолжаться не сможет. Британцы сейчас очухаются, развернут нормальные части, организуют полноценное снабжение и начнётся такое, что представлять это не хочется. Ладно бы была проблема лишь в одном вооружении — с ним что-то придумать ещё получится, но здесь в самих людях проблема, да и мы проблемы сами создали. Не сделали нормальной структуры, не поставили кого-то главным, а так что сейчас и пожинаем проблемы своих собственных ошибок.

— И что мы делать дальше будем? — спросил я, снимая с плеча винтовку и присаживаясь на небольшой стульчик у шатра. — Если не получится этих ребят, — кивок в сторону кричащих офицеров, — успокоить, то сомнут нас быстро и далеко не факт, что отойти сможем в сторону Персии.