В горнице объявился Виктор вместе с сестрой. Как и вчера, он был хмурым, как небо над Невой, а за плечом торчала бессменная двустволка-вертикалка. Сестра же испугалась, когда заметила в наших руках оружие.

Лесничий, сняв тёплые сапоги, прошагал по избе и присел на лавку подле ещё не остывшей печки. В глазах его читалась задумчивость, а ружьё спокойно легло поперёк колен.

— Только долго не разговаривайте, князь. Я дороги успел на лыжах проверить — пока их не перекрыли, но на вашем месте с побегом я бы не затягивал. Сюда из Москвы скоро опричники прибыть могут, а этих волкодавов просто так обмануть не получится, и сестру подставлять мне не хочется. — Лесник оттянул рукав тёплого полушубка и посмотрел механические часы на запястье. — Вам пять минут хватит? Марфа вам покамест в дорогу соберёт. Вы только ружьишки мне с патронами лишние оставьте — пойдёт на дело революционной борьбы.

Я закинул дробовик на плечо, накинул свой полушубок на плечи, втянул ноги в штаны и вышел во двор дома. Благо, вокруг дома был высокий забор, скрывающий нас от посторонних взглядов.

— Семён, какая-то нехорошая ситуация назревает, — моя рука легла на плечо казака. — Луче отправляйся ты в станицу к себе, пока возможность имеется. Если деньги понадобятся, то ко мне в дом письмо отправляй — семейство чек отправит, насколько нужно будет. Тебе незачем под пули и присмотр опричников попадать.

— Княже, ты зачем такие слова говоришь? — телохранитель нахмурился, брови сошлись в центре, а мышцы на шее набухли. — Я вместе с тобой в окопах сидел, по всей стране таскался только так, а теперь ты меня домой отправить хочешь? Тебе самому не стыдно за такие слова? В тебе казачья кровь течёт, а казак своего бросать не должен. Ясно?

— А вдруг пулю схлопочешь.

— И? — правая бровь казака красноречиво поползла вверх. — Боялся бы я свинца — казаком бы не назывался.

Большего мне и не надо было. Семёна можно было понять — мало того, что человеком он был боевитым, так ещё и старый контракт никто не отменял. Ему нужно было служить в качестве моего телохранителя несколько лет. Впрочем, очень было сомнительно, что на службе моей оставался он исключительно из-за денег — казацкому войску платилось изрядно, и собственное жалование у Семёна исчислялось четырёхзначным числом в год.

— Ладно, дружище. Значит, выбираться будем вместе.

Мало когда в своей жизни я радовался несовершенству государственного механизма, который должен действовать как отлаженные часы. Обычно всякого рода ошибки несли с собой лишь проблемы и дополнительные трудности, но иногда для обычного человека проблемы государства были хорошей помощью. Обычно я пользовался неточностями, стараясь хоть немного снизить налоговое обложение, но сейчас хорошей помощью для меня выступили серьёзные ошибки в полиции, а точнее отсутствие у них связи между отделами.

Уходить было решено просёлочными дорогами. Метель тогда началась внезапно, как это часто бывает в холодные декабрьские ночи. Я поднял воротник дорожного тулупа, но колючие иглы ледяных снежинок всё равно как-то находили дорогу к шее. Впереди, едва различимый в снежной белой стене, шагал казак. Не видно было ни зги, а потому только его спина в серой солдатской шинели выступала единственным возможным ориентиром. Сзади, посапывая от напряжения, шагали близнецы-революционеры, вызвавшиеся проводить меня до нужного места самолично.

Три дня мы уже двигались по просёлочным дорогам, избегая больших трактов и известных дорог. Не хотелось, будучи на своих двоих, встретиться с людьми, понимая, что сбежать так просто не получится. Хотелось добраться как можно спокойнее, без частых встреч. Теперь же, когда до границы было рукой подать, обойти пост было просто невозможно. Всё же, это был небольшой единственный мост через не успевшую достаточно замёрзнуть речку Серебрянку, на которой переправа практически всегда контролировалась небольшим постом полицейских.

Перед постом мы расположились на небольшой отдых. Хотелось перевести силы перед финальным рывком перед покиданием границ губернии, которую сейчас чуть ли не носом рыскали «государевы псы». Пока что нам удавалось перемещаться достаточно спокойно и скрытно, чтобы не попадаться на их взор, но сейчас придётся встретиться с ними так или иначе.

Разводить костёр мы не спешили, опасаясь обнаружения, отчего сидели смирно, дожидаясь, пока один из близнецов не вернётся с разведки. Сомнительно, что у него был боевой опыт, но понаблюдать за полицейским постом, сотрудников которого разъедает скука — дело не столь сложное и не требующее особенных навыков.

Вернулся он меньше чем через час, и когда я заприметил его на подходе, то сначала подумал, что к лагерю идёт никто иной, как настоящий снежный человек — настолько был покрыт снегом этот здоровяк. Даже длинная курчавая борода от снега превратилась в сплошную бурую льдину. Много слов он не сказал, лишь приказав подниматься и спокойно идти по дороге, особенно никого не опасаясь.

Примерно в версте от поста нас ждали запряжённые парой коней сани с сидящим на козлах мужиком, который спокойно, постепенно покрываясь слоем снега, курил трубку. Это был Яшка Птицелов — ещё один из сети помощников, созданной синдикалистами по всей губернии. Его узкие глаза издали уже блестели хитрецой, а когда мы подошли близко, чтобы можно было осмотреть людей в метели, то сразу было понятно, что лисиной хитрости ему было не занимать.

— Значится, вот ещё парочка моих мешков с мукой? — извозчик хитро прищурился и ощерился.

— Чего? — с угрожающей интонацией спросил Семён, многозначительно засовывая ладонь в карман шинели.

— Не кипятись, казачок, — Яшка затряс ладонями. — Ничего сверх меры — простая скрытность. Обоз с мукой идёт к утру на ту сторону. Возчики — это наши товарищи. Вас в мешки засунем, а поверх кули положим.

— А если что-то не так пойдёт? — я усомнился и почесал успевшую растрепаться бороду. — Нас же прямо там и примут. Тогда и нас в тюрьму, и тебя упрячут в казематы.

Яшка согласно кивнул, после чего задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня. Раздумывал он несколько секунд, после чего ткнул в сторону Семёна: — Казачок, а ты как с ружьём ладишь?

— Ты серьёзно? — Семён нахмурился и всё же сунул ладонь в карман, и послышался хруст взводимого револьвера. — Сам-то понимаешь, что вообще мелишь?

— Тогда держи. Пусть лучше у тебя будет, а я револьвером обойдусь.

Мужчина расстегнул полушубок и вытянул из пришитой внутри петли обрез курковой горизонтальной двустволки. Оружие было сделано правильно и даже профессионально: стволы обрезаны под правильным углом, приклад укорочен, сделана хоть сколько-то ухватистая рукоять, а деревянные детали обработаны лаком. Семён быстро перенял оружие, в одно движение переломил обрез и вынул изнутри два патрона.

— Ты на перепёлку мне предлагаешь охотиться? — скептически спросил казак, возвращая латунные столбики обратно в стволы. — Мелкая дробь — с такой только птицу бить.

— Нормально. Если руки из прямого места, то с пары метров и этого тебе хватит. Дробь даже из обреза на таком расстоянии не разлетается, так что единым кулаком ворога ударит. Так что прячь его под шинель давай и будем вопросы решать. — Яшка ссыпал горсть патронов казаку в протянутую ладонь и сразу же продолжил говорить: — Давай сделаем так, казачок: будешь моим пьяным братом. — Извозчик поднял одеяло на козлах и передал моему телохранителю бутылку из толстого стекла, с мутной жидкостью внутри. — Рот прополощи и можешь глотнуть немного для согрева. Не боись — сивуха нормальная. — Дождавшись, пока Семён прополощет рот самогоном, Яшка хлопнул в ладони и показал нам на сани: — Давайте загружаться. Ждать нам не с руки.

Мы запрыгнули в сани, разместившись на подложке из соломы. Сверху на меня положили несколько холщовых мешков с весьма увесистым содержимым. Наверху было несколько десятков или даже сотен килограммов. Благо, вес был распределён по всему телу, и можно было лежать с относительным комфортом.