К утру я проснулся неожиданно для самого себя. В голове будто просто взяли и щёлкнули тумблером. Я дёрнулся на лавке и, ещё не открывая глаз, потянулся к ружью, которое должно было лежать под лавкой, но рука зашарила по пустоте. Не было ни моего личного ружья, ни трофейного, снятого с убитого собственноручно полицейского. Страх моментально обуздал сердце, и глаза я распахнул так, словно в солнечное сплетение ударили кувалдой с широкого размаха.

Передо мной стояло четыре человека, двое из которых держали сейчас в руках моё оружие. Не сказал бы, что выглядели они угрожающе, но всё равно две нацеленные в лицо двустволки определённо не располагали к разговорам. Хотя, как только я дал себе несколько секунд проморгаться, понял, что особенно сильно опасаться пришельцев не стоит — трофейный курковик был не взведён, хотя целились из него в меня угрожающе.

— И кто вы такие? — вместо приветствия спросил я, протирая глаза кулаками.

— Сначала определимся, кто ты такой, — с агрессией спросил тот незнакомец, который целился в меня незаряженным ружьём.

Сразу отвечать я не собирался, осматриваясь по сторонам. Лавка, на которой вчера спал Семён, была пуста от всех вещей, включая его походный вещевой мешок туркестанского типа, а в простонародье «сидор». К тому же отсутствовало его личное ружьё, похитить которое было невозможно, поскольку он буквально спал с ним в обнимку, а потому похитить оружие было просто невозможно. Это вселяло надежды, что телохранитель успел покинуть дом и, вполне возможно, поддержит меня в этой ситуации.

— Сомневаюсь, что вы не знаете моего имени, учитывая, что пришли с оружием в руках и целитесь в меня.

На момент мужчины замешкались, и я хотел было что-то сделать, но тут дверь дома неожиданно открылась, и в узкой горнице появился Семён. Один из пришельцев повернулся на вошедшего в дом казака, но не успел он хоть что-то сказать, как тяжёлый деревянный приклад впечатался в челюсть. Послышался неприятный хруст, мужчина рухнул на деревянные половицы избы. Секундное замешательство — и уже я подорвался со своего места, подхватив стоящее подле скамейки ведро. С размаху я засадил этим подручным оружием по голове мужчины с моим незаряженным курковиком.

Удар вышел не самым удачным, ведро ударило вскользь, сделав глубокую сечку на виске. Мужчина охнул, пошатнулся и упал на зад, прикрывая руками голову. Ружьё полетело вниз, но я успел подхватить его в тесноте избы и движением ладони взвёл оба ствола, направляя его на оставшихся двух на ногах незнакомцев. Они, мягко говоря, были удивлены такому резкому изменению баланса сил, а потому безоружный поднял руки.

— Давай-ка лучше ружьишко на пол бросай, — рыкнул Семён.

Незнакомцы оказались благоразумными, а потому через несколько секунд всё огнестрельное оружие оказалось на нашей стороне. Сами вторженцы сидели рядком на лавке, которую несколько минут назад использовал я в качестве кровати. На лицах незнакомцев отражалось непонимание и даже какая-то обида на нас. Впрочем, меня это не сильно волновало, и куда интереснее было узнать, куда делся лесничий и сама хозяйка дома, которой нигде в небольшой избе не было.

Прежде чем начать разговор, я решил осмотреть пленников. Один из мужичков, который первым получил прикладом по лицу от Семёна, теперь сидел с красным лицом, которое в своём обычном состоянии почти наверняка принадлежало кому-то из столичной профессуры. Ещё двое были близнецами — крупными мужиками лет сорока, с угольно-чёрными бородами и гладко выбритыми черепами, очень сильно напоминающими отполированные бильярдные шары телесного цвета. Последний же напоминал мне советского актёра Юрия Яковлева.

— А теперь давайте поговорим, господа-товарищи, — я присел на скамью напротив, положив ружьё так, что обеими стволами оно теперь смотрело на нынешних пленников. — Вы куда Марфу подевали, ироды?

— Мы⁈ Марфу⁈ — «профессор» дёрнулся и хотел было привстать от возмущения, но остановился, посмотрев в черноту ствола ружья в руках казака. — Молодые люди, мы не душегубы, а честные граждане Империи. Марфа за водой пошла до реки. Виктор ещё с рассветом удалился и пообещал вернуться к обеду.

— Отлично, — я кивнул. — Имя у вас какое, товарищ?

Незнакомцы словно по команде переглянулись, и я прикусил кончик языка. Я вновь забыл о том, что привычное в прошлой жизни обращение здесь являлось вполне себе конкретным показателем идеологическим и причиной для открытия уголовного дела. Вот и выходило, что я не просто был сейчас в бегах, а гипотетически создал четырёх доносчиков, которые могут послать полицию по моему следу. Таким образом, подставлялись не только я и Семён, но и добродушная Марфа, насылать на которую ненависть органов внутренних дел не хотелось от слова «совсем».

— Дмитрий Иванович Кораблёв. Глава Русской Партии Союза Синдикалистов, — представился «учёный», кивнув в знак приветствия.

Настало время удивляться уже нам с Семёном. Никто из нас не ожидал увидеть перед собой представителей левой партии. За последние несколько лет я слишком часто встречался с рабочими и борцами за их права, но удивлял уже не этот факт. Все разнообразные политические партии левого толка были запрещены после неудавшегося теракта, который едва не стоил великому князю ноги. Да и каких-то политических рычагов давления у партий всё равно не существовало. Левых же гоняли всегда и везде, не позволяя устраивать даже редкие тайные встречи. Опричники обрушивались на них с особенной жестокостью, используя всевозможные методы, чтобы отбить даже малейшее желание организовывать стачки и борьбу с императорским режимом.

— Что-то вы больно открыто об этом признаётесь первому встречному, — хмыкнул Семён, но оружие немного опустил. — Не боитесь, что я доложу про вас опричникам?

— Кому ты доложишь? — с вызовом спросил один из лысых близнецов. — Мы сейчас с вами в одной лодке.

— Поясни, — я перевёл стволы ружья в сторону говорящего близнеца.

— А то-то вы не знаете, — близнец было захотел обильно сплюнуть, но вовремя опомнился и проглотил слюну. — Вы вчера двоих легавых пристрелили, и Виктор ещё умудрился дворянчика какого-то пристрелить вместе с главой полиции губернии. Хотите опричникам рассказать? — на устах лысого появилась ехидная улыбка. — Тогда вперёд и с песней на устах. Вас обоих на ближайшем столбе повесят и нисколько не ошибутся.

— Позвольте я вам объясню, Игорь Олегович, — вступил в разговор глава местного отделения партии синдикалистов. — Понимаете ли, с самого утра появились новости о том, что вас обоих объявили во всеимперский розыск. Вас обвиняют в массовом убийстве. Наказание за такое преступление, скорее всего, будет равняться пожизненной каторге где-то на Сахалине или ещё худшем крае.

— Допустим, что я вам поверил, — я потёр лицо ладонью, стараясь согнать постепенно наступающую панику. — Только какой смысл вам сейчас ехать ко мне, рискуя головами? Может, мы сейчас вас шлёпнем прямо на месте и свалим отсюда на лыжах? Как раз снежок привалил, так что быстро уйдём.

— Я бы попросил вас отказаться от такого разрешения нашей общей проблемы, — политик замахал руками. — Нам известно, что на ваших предприятиях отсутствует угнетение рабочего класса, да и ваша помощь в разрешении конфликта на Беженовских рудниках тоже играет свою роль. Так что, раз вы помогаете рабочему классу, то и мы решили вам помочь.

Удержаться от озадаченного свиста я не смог. Казалось бы, сделал всего одну реформу, необходимость которой лежала на поверхности, и теперь я не буржуй-угнетатель, а союзник едва ли не мирового пролетариата.

— И что вы предлагаете? — озадаченно спросил я, в знак перемирия опуская оружие, но не убирая его далеко.

— Мы поможем вам скрыться до нужного времени.

— Княже, нам бы переговорить, — шепнул мне казак, в глазах которого читалась озадаченность. — Только с глазу на глаз.

— И как ты себе предполагаешь сделать это? Вот уберём мы с них прицелы — и сбегут они.

— Да не сбегут, Игорь Олегович. Лично ручаюсь.