— Он также здесь?

— Конечно, ваша светлость. — Мосин озарил меня улыбкой желтоватых зубов. — Правда, изначально он не должен был быть частью нашего проекта, но Великий Князь решил, что его знания будут крайне полезны.

Люди рассуждали о космосе многие тысячи лет. Конечно, степень изучения в разные времена сильно отличалась, но интерес не стихал даже в моё время. Всё же незадолго до моего рождения многие детишки неистово желали стать космонавтами или хоть как-то приблизиться к изучению этой сложной природы, а сами космонавты являлись национальными и даже общечеловеческими героями.

Одним таким любителем космоса являлся, а в моей нынешней вселенной до сих пор является Константин Эдуардович Циолковский. Этот уроженец Рязанской губернии не только являлся народным учителем, будучи изначально вообще самоучкой, но и умудрился стать основоположником ракетной техники всея Руси. В моей вселенной он практически не касался оружия, оставаясь всё больше философом, писателем и мирным учёным, тогда как сейчас находился в среде собранных в одном месте оружейников.

Стоит ли удивляться тому, что если учёного сунули к оружейникам, то именно на убийство себе подобных будет направлена вся мозговая активность. Вот и выходило, что через четыре месяца мы наблюдали не очередную винтовку, карабин, пистолет, а полноценную ракету.

Московский рассвет встретил целую группу оружейников на далёком пустыре за городом. Учёный был худым и едва ли не трясся от неожиданного осеннего холода. Мужчина возился с необычным устройством — длинной трубкой из тонколистового металла, установленной на небольшой направляющей.

Циолковский отбежал в нашу сторону метров так на сто. Учёный схватил со стоящего здесь стола небольшую рукоять с самой обычной кнопкой, которую с хрустом и вдавил в трубчатую рукоятку. Энергия понеслась по проводу со страшной скоростью, и вскоре искра достигла взрывателя.

Когда фитиль вспыхнул, то произошло нечто неописуемое. Сначала раздался режущий змеиный свист, заставляющий зажимать уши ладонями, а сердце сжиматься. Затем последовала короткая, но ослепительно яркая вспышка, и в небо рвануло искрящееся чудовище, оставляющее за собой клубящийся дымный чёрный росчерк. Ракета будто не просто летела — она жила, извивалась в воздухе, но продолжала рваться к небесам по очень своеобразной траектории. Несколько секунд полёта — и снаряд рухнул на землю, взметнув в небо плотный столб пламени. Земля содрогнулась, а по полю ударили огненные волны — горела специальная зажигательная смесь, созданная химиками для уничтожения вообще всего живого.

На военном полигоне под столицей России стояла ещё дюжина подобных монстров, установленных на целой системе металлических направляющих, жаждущих своего часа. Когда фитили вспыхнули один за другим, то воздух наполнился драконовским роем, достойным древнерусского Змея Горыныча, а может быть, что и вовсе стаи таких чешуйчатых монстров. Эти выстрелы сложно было назвать организованным залпом — каждый ракетный снаряд летел в одну сторону, но выбирал личную траекторию. Одни летели, вычерчивая в небе своеобразные рисунки, другие смогли лететь хоть сколько-то прямо. Однако те, что долетали до намеченной цели, превращали учебные окопы в настоящий филиал Ада — земля закипала от взрывов, а липкое пламя приставало к грубым доскам, которым были укреплены стены окопов, пожирая их с жадным треском.

— Твою-то дивизию…

Я поражённо снял с головы фуражку и прижал её к груди. В моменте захотелось рефлекторно перекреститься, ведь перед этим огненным валом испытывалось какое-то едва ли не божественное благоговение. Живо представилось, как заживо сгорают люди, попадающие под удары таких ракет. Конечно, как такового боевого комплекта было не столь много, отчего и оружием Судного Дня такие неуправляемые ракеты назвать слишком сложно. Такая батарея скорее напоминала орочье вооружение из одной своеобразной космической игро-литературной вселенной из моего таймлайна, либо же самопальные установки шахидов с Ближнего Востока.

— Матерь Божья…

Рядом со мной стоял Семён, и в его глазах удивления было нисколько не меньше. Пусть сейчас испытывался лишь опытный аппарат, едва ли не первая версия господина Циолковского, который успел вдохновиться едва ли не первым квазиракетным вооружением из Древнего Китая, но даже так его возможная эффективность поражала. Фактически, если оптимизировать конструкцию, то относительно легко даже пехотная рота сможет выставить как минимум полсотни установок, которая сможет задавить врага своим числом. Само собой, при большом желании можно будет разместить такую батарею на автомобильной тяге, создав полноценный прообраз легендарной «Катюши», но сейчас оружие было слишком нестабильным, чтобы использовать его в массовом порядке.

Но не только ракетным комплексом был богат этот день. К тому времени мой пулемёт был готов к испытаниям. Хотя забирать на себя все заслуги Григория я не собирался. Несмотря на короткий прожитый им век, он оставался действительно талантливым оружейником, отчего под моим тщательным руководством смог достаточно улучшить пулемёт своей конструкции. В стоимости он был практически в два раза дешевле, чем один принятый на вооружение пулемёт системы Максима, а вместе с тем имел возможность прямо во время боя менять собственную скорострельность посредством всего одной маленькой детали под стволом. Путём поворота этой детали оператор пулемёта мог повышать и понижать скорострельность. Это было неимоверно важно хотя бы из-за того, что пулемёт системы Спасского-Ермакова практически не имел возможности менять ствол в полевых условиях. Конечно, его можно было сменить, но для этого нужно будет откатиться глубоко за линию фронта, где есть вменяемого качества станки. Само собой, можно было бы сделать конструкцию, которая позволяет менять этот самый ствол, как это было у модернизированного пулемёта системы Калашникова или его немецкого универсального коллеги, который в модернизированной своей форме до сих пор остался на вооружении германской армии, но это несколько увеличивало отнюдь не маленькую стоимость пулемёта, так ещё и утяжеляло конструкцию.

Надо сказать, что к совместной с Григорием разработке я решил добавить и возможность использования оптического прицела системы Мосина. Да, он несколько уступал в удобстве крепления привычному «Ласточкиному хвосту», но вместе с тем прицел не казался мне лишним. Кто-то скажет, что у пулемёта совсем другая функция — давить врага огнём, не допуская его наступления и прижимая к земле, но я понимал, что характеристики моего пулемёта более чем хватало, чтобы эффективно использовать его на расстоянии в пять сотен метров короткими очередями или одиночными выстрелами.

Естественно, что демонстрировать свою разработку я доверял только себе. Расставив сошки и улёгшись на расстеленную на земле шинель, я выдохнул и посмотрел на людей, которые прибыли на демонстрацию. Среди них было много изобретателей из группы консерваторов, лица которых были таковы, словно каждый из них съел минимум по мешку кислющих лимонов. Мало того, что ракеты Циолковского показали удивительную эффектность и даже неплохую возможную эффективность, так теперь и мой пулемёт мог стать открытием для военного сектора нашей страны. Всё же, если армия примет мою разработку на вооружение, то это будет настоящим триумфом, ведь получится обеспечить страну собственной разработкой и при прежних затратах страна сможет поставить в два раза больше орудий, а это сильно увеличит огневую мощь многих подразделений. Да и нового калибра изобретать не придётся.

— Приготовьтесь, господа! Сегодня вы увидите чудо!

В трёхсот метрах от моей стрелковой позиции стояла целая цепь из деревянных ростовых мишеней с намалёванными чёрной краской лицами. Стояли они достаточно плотно, будто атаковали растянутой цепью во времена линейной тактики. Само собой, что сейчас в подобной формации будут атаковать только полные глупцы, или применяя так называемую «психологическую атаку», но это сопоставимо со слишком большими потерями. Хотя для демонстрации именно такая формация была просто прекрасной.