К моменту конца докладов я успел полностью расслабиться. Казалось, что меня миновала беда, голова останется на моих родных плечах, но не стоило столь торопиться с выводами.

В момент, когда я хотел уже уйти из зала совещаний, меня остановил один из адъютантов великого князя. Этот молодой парень остановил меня прямо на выходе, перегородив дорогу и намекая на то, что мне необходимо проследовать по другому маршруту, а не в сторону собственного кабинета. Не сказать, чтобы переданный адъютантом приказ звучал слишком грозно, но по мозгу прокатилась волна страха. Это ещё не был тот цепенеющий первобытный страх, который моментально приводил к панике. Двигаться мне было некуда, а раз великий князь приказал, то необходимо выполнять его приказ и, желательно, делать это незамедлительно.

Кабинет Александра Александровича был отлично освещён. Через широкие окна проходило много света, отчего можно было не пользоваться искусственными источниками света. Сама августейшая персона стояла у высокого зеркала спиной к двери. Его мощная фигура в простом мундире без наград казалась высеченной из гранита. Когда я переступил порог, раздалось лишь тихое шуршание и скрип выкидного ножа, которым великий князь аккуратно укорачивал успевшие излишне сильно отрасти усы.

— Ваше Императорское Высочество, явился по вашему приказанию… — начал было я, но резкий жест руки заставил меня замолчать.

Великий князь медленно повернулся. Его лицо, обычно аристократически-бледное, теперь напоминало цвет очень спелого помидора, а сжатые желваки напоминали два выступающих холма.

— Молчать! — рявкнул брат императора так, что задрожали толстые стёкла в витринах с фарфоровым сервизом. — Ты, сукин сын, смеешь являться ко мне после того, что натворил⁈ Ты не только опозорил собственную честь, но и генерала Семёнова.

Рюрикович бросил на стол свежий номер «Столичного вестника», где под рубрикой «Горячие происшествия» прямо на главной странице мелькала богатая заметка о происшествии подле московского элитного ресторана.

— Дуэли запрещены высочайшим указом! Запрещены, чёрт бы тебя побрал, Ермаков! — великий князь едва сдержался от того, чтобы вновь не ударить кулаком по многострадальной столешнице. — А ты, щенок, устроил цирковое представление перед всем городом! Перед столичными жителями самого громадного государства! Ты думаешь, что можешь просто так нарушать законы, если получил мою лояльность! Похоже, что ты действительно поцелованный господом оружейник, но не стоит злить меня.

Я рефлекторно вытянулся по стойке «смирно», чувствуя, как крупные ледяные капли пота скатываются по спине. Я всем телом ощущал беспокойство и гнев, наполняющий августа. Я видел, как его стальные глаза наливаются кровью, как вздуваются крупные вены на шее, как белеют сжимающие столешницу пальцы. Казалось, что если поднести к великому князю спичку, то будет настолько мощный взрыв, что бомбёжка Хиросимы и Нагасаки покажется вечерним фейерверком пьяных празднующих Новый год.

— Ваше Императорское Высочество, позвольте мне объяснить…

— Заткнись, Ермаков. — великий князь сорвался с места и в три длинных шага пересёк кабинет, остановившись вплотную передо мной. От него пахло табаком и чем-то ещё неизвестным — животным, опасным. — Ты думаешь, твои заслуги дают тебе право плевать на уставы? Думаешь, что одни только твои «прогрессивные военные идеи» позволяют тебе ставить себя выше буквы государственного закона?

Рюрикович схватил со стола папку и швырнул её на пол — бумаги рассыпались широким белым веером.

— Вот твоё дело! Вот, что я подписал сегодня утром, когда узнал о твоих ночных приключениях. Знаешь, я сначала хотел подписать твоё разжалование и отправку на службу в Туркестанский гарнизон, сделать там твою службу невыносимой, вычеркнуть твою фамилию из всех списков, но передумал. Считай, что тебе повезло, и я учёл твои прошлые заслуги. Твои предки сделали для государства слишком много, чтобы из-за одного глупого поступка лишать твоё семейство княжеского титула. — с каждым словом он приближал своё лицо так, что мне удавалось без особенных проблем рассмотреть каждую пору на его коже, каждый волос усов и бороды. — Ты отправляешься в Тулу. Сейчас там проверяют твои разработки, и если будет получено утвердительное решение по его эффективности и пригодному для использования в войсках качеству, то нужно будет начать налаживать производство твоего пулемёта. — Рюрикович выдохнул, и теперь гнев на его лице сменился холодной расчётливостью. — Выезжаешь ты завтра и находишься в городе обязан без права выезда. За каждым твоим движением будут следить мои помощники. Никаких салонов, никаких клубов, никаких «Яров». Если я через месяц узнаю или хотя бы услышу всего один слух о том, что ты нарушил мои приказы, то клянусь тебе всем, что есть святого, ты узнаешь, что такое настоящая опала.

Великий князь ударил по звонку на столе. Тут в комнату вошла парочка молодчиков-флигель-адъютантов.

— Уберите его с моих глаз.

— Ну, княже, вы явно не любитель засиживаться на одном месте, — проворчал Семён, поднимаясь со своего места.

Тульский поезд прибыл на станцию с значительным опозданием в три часа — дожди поздней осени размыли пути где-то под небольшим городком. Я вышел из вагона первым, и меня моментально обдало холодным ветром с реки, заставляя сильнее заворачиваться в тёплый меховой воротник шинели. За мной вышел Семён, хрустящий спиной после недолгой, но надоевшей поездки в поезде. А уже за нами вышел Прохор, держащий в руках объёмистые чемоданы.

Тверь встретила нас серым небом, приплюснутым куполом собора и вонью дёгтя от свежевымощенных улиц. На перроне же, прислонившись к телеге с сеном, нас ждал невысокий мужчина в тёмном пальто и с вечно недовольным взглядом. По нему сразу определялось, что он был агентом Опричнины. Просто разило этой отрешённостью и каким-то холодом, отталкивающим простого человека.

— Ваше сиятельство, — кивнул незнакомец в пальто без всяческой тени почтительности, — следуйте за мной. Ваше жилище готово согласно предписанию.

Машина заскрипела рессорами по булыжникам, минуя центр с его новомодными магазинами. Я молча смотрел на проплывающие фасады. В отличие от столицы, здесь не было даже капли того лоска и помпезности, с которыми приходилось сталкиваться каждый день в Москве. По сравнению со столицей или даже родным Томском, Тула казалась чем-то пограничным между ссылкой и свободой. Хотя здесь мне придётся провести много времени, и это мне совсем не нравилось. Куковать внутри города без особенных развлечений будет подобно пытке, а пытки, обращённые ко мне родимому, нисколько не добавляли оптимизма.

Дорога от вокзала пролегала мимо оружейных рядов, где даже в поздний час слышался шелест напильников. Тула практически всю свою жизнь жила оружейными заводами, и даже немалая часть улиц носила здесь имена деталей этого самого оружия. Воздух здесь давно пропитался смесью из металла, пороха и селитры. Странно, что центр «Марс» разместили именно в столице, а не здесь — в непосредственной близости к главному производственному кластеру вооружения в нашей стране.

Наше новое пристанище оказалось на окраине заводского города, в двухэтажном особняке, построенном минимум полтора века назад для успевшего почить богатого оружейника. Жёлтая штукатурка осыпалась, обнажая кирпичную кладку, но ставни были новые, крепкие. Лепнина же требовала реконструкции, крыльцо давно не видело ремонта, и в целом здание производило не самые тёплые впечатления, совсем не настраивая на рабочий лад.

— Мастерская оборудована в бывшей кузнице, — монотонно пояснил опричник, указывая на пристройку здания с высокой и узкой металлической трубой. — Станки доставлены с Императорского завода. Отчёты о вашей деятельности необходимо отправлять каждую неделю. Я буду приезжать лично.

Семён, перекидывая через плечо тяжёлую сумку с оружием, окинул двор оценивающим взглядом — высокий забор из обработанных деревянных досок, глухие стены и единственные ворота. Прохор же, неся тяжёлые кожаные чемоданы, с опаской поглядывал на соседний дом, где в окне мелькнуло чьё-то незнакомое лицо.