Сначала послышались тихие переругивания, ещё сильнее заглушавшиеся обитыми мягким стенами. Затем переругивания перешли в открытый крик на очень высокой октаве, прервавшийся резким хлопком выстрела. Женщина осеклась в моменте, но в следующее же мгновение я оказался вне своего купе с оружием в руках.
В окне показалась фигура, бегущая в сторону вагона с оружием в руках. На нём не было никакой формы, а двуствольное ружьё явно намекало на непринадлежность к официальным силовым структурам, отчего и размышлять я не стал, просто нацелившись на незнакомца и плавно потянув спусковой крючок.
Выстрел отразился от стен вагона, плёткой хлестанув по ушам, а фигура бегущего к вагону споткнулась и покатилась обратно вниз по насыпи. Я же лихорадочно принялся анализировать ситуацию вокруг. В поезде начался сущий хаос: кричали паникующие люди, скулили где-то раненые, а вокруг начали раздаваться выстрелы. Многие пассажиры поезда были вооружены, а потому отстреливались от нападавших, выбегающих из лесного массива вокруг.
— Князь, пригнись!
Тело среагировало быстрее, чем я смог сообразить, кто отдаёт мне команду. В мгновение тело оказалось стоя на коленях, а над головой просвистела пуля. Справа послышался крик боли, перемежавшийся с яркой бранной речью. Вот только налётчик, несмотря на лишнюю дырку в пузе, падать замертво не собирался. Наоборот, он старательно пытался передёрнуть затвор своего обреза винтовки Мосина. Однако ранение не позволяло ему оперировать оружием с той же простотой, которая была доступна ему ранее. Кровь толчками выплёскивалась из раны, заливая выложенный в проходе декоративный коврик.
Я выстрелил не целясь, из неудобного положения, но расстояние было таковым, что и промахнуться было бы позором. Пуля пробила его голову и, провернувшись внутри черепушки, вылетела из затылка, улетев куда-то внутрь потолка.
— Что происходит⁈ — рявкнул я, подрыгивая к трупу с размолотой головой и подбирая его обрез. — Я ненавижу эти поезда!
— Не знаю, княже! Они мне не представились!
Коротко выругавшись, я стал лихорадочно соображать, что сделать с этой ситуацией. Поезд был остановлен, как таковой охраны на такого рода рейсах не было, так ещё и сложно было понять, кто враг, а кто союзник.
— Давай к тягачу!
В моменте мне захотелось, чтобы я оказался в каске и панцире. Всё же состав представлял из себя очень длинную прямую кишку, где хватит всего одного стрелка всё с тем же револьвером для того, чтобы по щелчку пальцев остановить наш местечковый прорыв к голове поезда.
Не знаю, каким образом мы смогли со спринтерской скоростью преодолеть вагон, но вскоре оказались на свежем воздухе, уткнувшись в грузовую платформу, до краёв наполненную углём. Прямо с ходу я запрыгнул на лестницу и через мгновение оказался на вершине угольной кучи. Весь надетый на меня костюм был теперь покрыт плотным слоем угольной пыли, но это не столь сильно волновало меня, как удивлённое лицо незнакомца с двустволкой в руках, который сейчас держал на прицеле помощников машиниста, стоящих на коленях и трясущихся от страха. Моего появления мужик определённо не ожидал, и оружие принялся поднимать через несколько бесконечно долгих мгновений. Стоит отдать должное машинистам, ведь один из них вовремя брыкнулся, ударив пленившего его бандита под колено, открыв мне безопасное мгновение для выстрела, которым я не преминул воспользоваться. Два выстрела — один труп.
Вот только согнали с верхушки вагона меня сразу же, не успел я перекинуть одному из помощников трофейный обрез. Пуля щёлкнула прямо под ногой, разбив кусочек угля и подняв целое облако пыли. Я спрыгнул с вагона, постаравшись сгруппироваться так, чтобы не переломать себе все кости во время полёта. Получилось не очень, поскольку никогда не имел ни малейшего представления о том, как правильно группироваться, отчего падение моё выдалось именно на ноги. Показалось, что сустав вылетел, я вскрикнул от боли и кубарем покатился по каменистой насыпи, собирая каждый острый камень. Одежда от порезов не защищала, а потому я ощутил непередаваемый веер «прекрасных» ощущений.
Когда я наконец оказался на мягкой зелёной траве, то сжался изнутри, ощущая ноющую боль в ноге. Револьвер отлетел в сторону ещё во время падения, а патроны высыпались из закрытого ранее кармана, пуговица от которого отлетела во время одного из ударов. Единственное, что осталось у меня из оружия, так это длинный кинжал, который был сильно любим терскими казаками.
Попытка встать не увенчалась успехом. Во время падения я умудрился удариться головой, отчего картинка перед глазами плыла. Невозможно было сфокусироваться хотя бы на чём-то, а левая нога выстреливала острой болью в тот момент, когда я пытался хоть немного пошевелить ступнёй. Нужно было убираться как можно быстрее с этого места. Без оружия я всё равно ничего не мог сделать.
Кое-как сориентировавшись в происходящем вокруг, я принялся активно работать целыми конечностями, пытаясь укрыться в лесу. В поезде до сих пор продолжалась стрельба, куда более хаотичная, чем была всего несколько минут назад, и это напрягало всё сильнее. Казалось бы, будь это какая-то слишком лихая банда, то не имело никакого смысла проводить такую ожесточённую зачистку, поскольку далеко не у всех пассажиров было чем поживиться, тогда как состав был исключительно пассажирским и вовсе не возил никаких грузов. Впрочем, рассуждать о причинах нападения нужно позже, когда я буду хоть в подобии безопасности.
— Далеко собрался? — маньяческая интонация слов страхом резанула по мозгу.
Я попытался было развернуться, увидеть преследователя, но свет погас.
Глава 11
По молодости я много где просыпался с полным непониманием происходящего. Прошлая жизнь в двадцать первом веке позволяла опробовать очень много вариантов порадовать себя. Зачастую такие радости слишком сильно граничили с рамками законного, но я всегда старался держать себя в узде, несмотря на царящий некогда в голове ветер с гнилостно-сладкими нотками разлагающего личность гедонизма. Вот только никогда я не просыпался в сыром холодном подвале, воняющем застоявшейся водой, старым потом и давно немытыми ногами, которые только недавно прошлись по гниющей яме, наполненной отложениями человеческой жизни.
Ужасно хотелось пить, в затылке чувствовалась тупая боль, язык опух настолько, что мне едва удавалось им шевелить в ротовой полости. Я зажмурился, попытался прогнать болевые ощущения, но попытка, как и ожидалось, не привела ни к чему положительному.
Глаза я открывал медленно. Не знаю, сколько я провалялся в этом месте, но собственное состояние могло указать на откровенно хреновое. С большим удовольствием я бы сейчас выпил целую бочку холодной колодезной воды, да закусил бы чем-то питательным, поскольку желудок жалостливо урчал, напоминая о собственной полной опустошённости.
Перед собой я заметил три пары сапог. Если две вполне себе могли принадлежать рядовым жителям с не самым высоким заработком, то вот последняя пара явно выгодно отличалась своим качеством. За последнее время, которое я провёл в этой альтернативной вселенной, мне удалось заполучить не только некоторый вкус в одежде, но и понимание, как опознать человека именно по его одёжке. Так вот сапоги этого человека были из хорошей баварской кожи. Наши фабрики производили вещи не такого плохого качества, но эта кожа была выдающейся и точно стоила за одну пару не один десяток или даже сотню рублей. Горбатиться на такую обувку простому рабочему придётся несколько месяцев, если абсолютно позабыв о еде, питье и даже скудных развлечениях.
— Проснулся?
Вопрос сопровождался тычком носком ботинка по рёбрам. Ткнули меня не сильно, просто для взбодрения ощущений, но даже этого хватило, чтобы я зашипел, ещё сильнее свернувшись калачиком.
В голову сразу вошла мысль о том, что вывела меня кривая судьба не в столицу государства, а прямо в плен радикалов. Сказать, что это плохо — не сказать вообще ничего. Мало того, что я принадлежал к буржуазному классу, а значит, по определению был врагом классовым, так ещё и находился в очень плотном сотрудничестве с главным карателем простого трудового люда — государством. По всему выходило, что меня можно без особенных душевных терзаний пустить в расход. Сомнительно, что моих возможных палачей волнует тот факт, что за собственный счёт я продолжаю содержать парочку школ для обучения детей рабочих и крестьян.